Анахрон. Книга первая - Елена Хаецкая

Сигизмунд отметил, что в рядах вверенного ему подразделения царят распад и уныние. А он что, нанимался их развлекать?

Огляделся по сторонам. Когда-то мать устраивала здесь пышные приемы. По дням рождения и почему-то на 1 мая. Когда празднество доходило до определенной точки и гости начинали скучать (это происходило незадолго до внесения торта), мать преискусно оживляла гостей с помощью одних и тех же снимков в семейном альбоме.

Интересно, а Лантхильда кто — гость? В самом деле интересно.

— Лантхильд, ты гость?

— Гастс? — переспросила девка. Призадумалась. Брови наморщила. — Йаа, — сказала она наконец.

Да, видать, без альбомов не обойтись.

— А коли йаа и гастс, то смотреть тебе, Лантхильд, мои семейные альбомы.

— Наадо, — сказала девка. И с вопросительной интонацией повторила: — Смотреет? Хва?

Сигизмунд потыкал пальцами себе в глаза, потом поднес к глазам ладонь, вытаращился поужаснее:

— Смотреть. Поняла?

— Смотреет… Сехван, — сказала Лантхильда. — Сеехван.

— Йа, — кивнул Сигизмунд. — Будем с тобой смотреть. Поняла?

— Поняла, — неожиданно совершенно без акцента сказала девка. Сигизмунд аж подскочил от изумления. — Будем тобой сеехван…

— Йаа, — бойко поддержал беседу Сигизмунд.

— Наадо, — продолжала Лантхильда, очень довольная собой. — Нуу… Таак… Драастис…

— Вот тебе и драстис, — сказал Сигизмунд. Он встал со спальника, вытащил альбомы, вытер с них пыль. Давненько он их не брал в руки.

Один, образца сороковых годов, нес на добротном темном коленкоре изображение героической оленьей головы. Второй, образца шестидесятых, назывался «Наш ребенок». На обложке стилизованные мужчина и женщина играли со стилизованным геометрическим младенцем. Фигуры имели потрясающее сходство с теми, которые украшают общественные туалеты постройки тех лет. Сейчас их заменили треугольнички — основанием вниз «ж», основанием вверх «м». А вот на Елагином сохранились еще старые таблички, тех лет, когда дамы носили юбочки-кринолины, а мужчины — брюки-дудочки.

Девка заинтересовалась картинкой. Ткнула в младенчика.

— Барнс, — сказала она. — Барнило…

Мужчина был «манна», женщина — «квино».

— Ик им манна, — выродил Сигизмунд. Во насобачился!.. — Зу ис квино.

— Нии, — опять озадачила его Лантхильда. — Ик им мави.

— Вай-вай, — сказал Сигизмунд.

Девка испуганно посмотрела на него.

— Вай?

И весьма театрально, с эффектами, изобразила величайшее горе: ухватила себя за лоб, закатила глаза, по щекам проскребла ногтями и завыла.

— Ва-ай…

— Нии, — поспешно сказал Сигизмунд. — Это я так. Пошутил. Давай лучше смотреть. Во, гляди. Это моя мать.

Фотография была сделана в конце сороковых. Мать стояла перед вывеской Политехнического института, в черном беретике, кокетливо надвинутом на ухо. С той стороны, где не было беретика, вился темный локон. Мать задорно смотрела со снимка. Рядом стояла другая девица, немного менее боевая, но тоже веселая. Ощутимо веяло весной.

— Хво? — поинтересовалась девка.

Как по-ихнему «мать»? Смешное какое-то слово… мордовское… А, айзи.

— Миино айзи. Моя мать. Поняла?

— Йаа.

— Что ты все «йа» да «йа». Говори правильно: «да». Сам с тобой сейчас обасурманюсь, родной язык забуду…

Лантхильда не поняла. Посмотрела вопросительно.

— Да. Надо говорить «да». Поняла?

— Йаа, — сказала девка.

— Не «йа», а «да». Да.

— Йаа…

Он махнул рукой. Перевернул страницу. Свадебных фотографий отца с матерью не сохранилось. Зато сохранилось их путешествие в Крым. Мать в купальнике и белой войлочной шляпе с бахромой восседала на спине полуразрушенного дворцового льва.

Лантхильда опознала сигизмундову мать.

— Тиино айзи. — Показала на отца. — Хвас?

— Отец. Папа. Фатер. Фазер. Ну, поняла?

— Фадар. Атта. Аттила.

Что ни день, то открытие. Стало быть, к великому завоевателю Лантхильда отношения не имеет. И на том спасибо. Не Аттилу в бреду звала, не воплощение дьявола, о коем романы ужасов повествуют. А старый хрен на девкиных рисунках, упорно именуемый ею «аттилой», стало быть, папаша ейный. Тот, что хитрым прищуром на Ленина похож. Только на бородатого, с косами и опустившегося. Пережившего крах апрельских тезисов. Кстати, Ленина придется выбросить — залило плакат к едрене матери, испоганило совсем. А Дали уцелел в катаклизме.

— Атта? — снова спросила Лантхильда требовательно.

— Йаа, — сказал Сигизмунд. До чего привязчивый язык. Учительница английского в школе и другая, тоже английского, но в институте — то-то бы порадовались, слушая, как он шпарит.

Сигизмунд показал на фотографию родителей.

— Будем с тобой, Лантхильд, правильной мове обучаться. Это мать. Это отец.

— Матф. Хотец.

Ой, блин… «Хотец».

— О-тец, дерђва…

— Дерьова…

— Нии… О-тец. О-о…

— Отетс.

— Едем дальше, — сказал Сигизмунд, решив довольствоваться результатом.

— Йедем, — охотно согласилась девка. — Надо.

— Драастис, — сказал Сигизмунд.

Сигизмунд показывал, девка осмысляла увиденное, широко пользуясь новоприобретенной лексикой. Изображения Сигизмунда-младенца ее невероятно насмешили.

— Ик, — сказал Сигизмунд.

— Зу? — изумилась девка. Поглядела на голенького, толстого младенчика в ямочках (младенчик обгладывал погремушку и серьезно пялился в объектив).

— Йаа, со ик им, — подтвердил Сигизмунд, сам себе дивясь. Лет десять назад ни за что бы не признался девушке, что это он такой был. Хотя, если вдуматься, ничего позорного в том, вроде бы, нет.

Лантхильда посмотрела на младенчика, на Сигизмунда, опять на младенчика, опять на Сигизмунда и вдруг ужасно расхохоталась. До слез. Даже альбом уронила.

— Смейся, смейся, — проворчал Сигизмунд. — Тебя-то, небось, в тайге нашли. Шишку глодала.

Сильно озадачили ее школьные фотографии. Долго разглядывала детей, учительницу. Думала о чем-то. Потом спросила недоверчиво, показывая на учительницу:

— Айзи?

— Классная руководила наша, — сказал Сигизмунд, — математичка. Только тебе этого не понять. Тебя, небось, по пальцам до десяти считать обучили и готово. Начальное образование получено.

Лантхильда вздохнула, как бы понимая, что такую бездну информации ей не осилить.

Другие школьные фотографии Сигизмунда были ей более понятны. Например, тот бессмертный снимок, где Лешка Коновалов, дружок наилучший, «рога» Сигизмунду делает, а Сигизмунд и сам стоит, кривляясь. Фотографировала их некая Марина Родионова, с которой этот Лешка сидел за одной партой. Ей родители «Смену» подарили.

Школьные снимки сменились армейскими. Служить довелось С.Б.Моржу, военнообязанному и т.д., под Калининградом. Хорошие были места. Оттяпанные у Пруссии. Ибо не фиг, как говорил тот же Коновалов.

Служил С.Б.Морж при аэродроме. Связистом был. Любил глупый девиз «Мы за связь без брака», ха-ха-ха…

Частью фотографии изображали рядового С.Моржа строго в анфас, без усов и улыбки, по всей форме, пилотка на два пальца выше брови. Эти снимки Лантхильда откомментировала малоосмысленным «дерьова».

Частью фотографии были совершенно беззаконными: в принципе, фотографировать это было нельзя… Однако все на дембель сделали по фотке. На фоне МИГов.

На этом фоне Морж стоял совершенно развязно, ремень на яйцах, пилотка на затылке, улыбка до ушей и какая-то кривоватая. МИГовский нос нависал над ним, куда-то зловеще нацеливаясь. На НАТО, должно быть. Которое ночами не спало, проектировало неубиваемые говнодавы, чтоб бойцу Федору было потом в чем ходить и экспериментировать на пару с шурином.

МИГ Лантхильду очень заинтересовал. Сразу вспомнились федоровские предостережения. Прозвонить бы девку… Когда делал фотографии — в голову же не приходило, что иностранец увидит. Какой иностранец? Не водилось тогда в Стране Советов никаких иностранцев…

— Это, девка, легко объяснимо. Сейчас принесу.

Сходил в комнату с протечкой. Добыл клееную модель самолетика. Еще в молодые годы от безделья смастрячил. Принес, показал Лантхильде.

Та изумленно взяла. Покрутила. Показала сперва на игрушку, потом на устрашающий МИГ, что грозил ей с фотографии. Нешто вот эта фитюлька — вон тот монстр на самом деле?

Сигизмунд повозил моделькой в воздухе. Повыл: «у-у-у…» Потом сделал вираж и ткнул самолетиком Лантхильду в живот. Еще бы Ярополка сюда, третьим.

Девка кокетливо визгнула. Потом с ужасом посмотрела на настоящий самолет. Сигизмунд со значительным видом покивал.

— Так-то, девка. У нас не забалуешь. Мы мирные люди, но наш, как говорится, бронепоезд…

Лантхильда поскорей перевернула страницу. На модельку опасливо покосилась. Сигизмунд отложил в сторону, чтоб не нервировать.

Второй альбом содержал в себе Наталью. Завидев ее, Лантхильда затвердела скулами. Стала уговаривать изъять. Зачем, мол, тебе эта двала?