Ее величество-Тайга. РЫСЬ КУЗЯ - Эльмира Нетесова

Хуже всего приходилось Кузе, когда клещ впивался в спину. Кожа в том месте чесалась несносно. Рысь крутилась, как на цепи. Выручали ее от этой неприятности лишь котята.

В тайге Кузи клещей не было. Не терпели эти козявки запаха нефти. Не прижились.

А значит, так считала рысь, ее лес был чище тех, которые видеть довелось.

Да, в чужой тайге водились знакомые звери. Те же выдры, ондатры и нутрии. Были они тут крупнее и сильнее северных. Даже рыси того леса были больше своих северных собратьев. Но несмотря на это, ни в чем не уступала Кузька: ни в ловкости, ни в силе, ни в обжорстве, ни в драке.

Ее северные сородичи никогда не скрещивались с домашней кошкой. Южные рыси боялись собак и никогда не нападали на них. Не разрывали в клочья, как северные соплеменники. Последние были агрессивными, мстительными. Больше дорожили тайгой, угодьями, тщательно оберегали свои границы, не позволяя их безнаказанно нарушать.

Кузя глубокой ночью пришла в свою тайгу. Голодная, усталая, она вскрикнула от радости, возвестив всему живому, что жива и пришла в лежку.

Рысь, как и положено после долгой отлучки, не бежала по кронам деревьев: мчалась меж стволов и занесенных снегом кустов, чтобы узнать, не занят ли ее участок или по-прежнему пустует лежка?

Вскоре она натолкнулась на метку. На кусте можжевельника — запах мочи. Облил куст не молодой, но и не старый кот. Лет шести. Моча без запаха плоти, но едкая, значит, болел недавно. Моча в маленькую сосульку замерзла, не слилась разом в снег. Значит, сытый. Мясо ест. А раз так — болезнь покинула участок.

Моча желтая, как еловая смола: выходит, летом траву ел, лечился. След на снегу широкий кот рослый. Вот здесь спиной о корягу потерся. На ней запах пота и жира сохранился. «Если он лежку занял — не выгонишь», — опечалилась Кузя.

Широкие отпечатки лап подтвердили, что если м от даст по морде — не устоишь.

А вон под елью — помет примостил. Кузя подошла, понюхала. Да, этого кота голодным не назовешь. Зайца заедает куропаткой. Мяса — полное пузо.

Рысь постояла в раздумье. Идти к лежке или сразу найти другой участок? Обосноваться небитой в чужом углу легче, чем истерзанной искать себе место. Порвут морду и бока, до весны не залижешься. Травы нигде нет. А на холоде всякая рана сильней болит. Может, перевести дух после дороги? «Оглядеться, а уж потом решать надо, где обживаться», — подумала Кузя.

Но натура взяла верх над разумом. Ведь она столько пережила и перенесла в чужих местах, столько намучилась в дороге! А ей надо готовить лежку, когда в ее собственной соплеменник развалился? «Пусть он заботится о жилье», — ринулась Кузя.

Вот она, знакомая ель. Опустив лапы, заботливо, как всегда, укрыла от снега и мороза звериный приют. Там вверху — дупло. Его отсюда не видно.

Кузя подошла к стволу ели. Он весь в замерзшей моче. Ее запах не перебивает даже аромат смолы. А вот и следы когтей. А что будет с Кузиной шкурой? Кошка подумала недолго и вскочила на лапу. Крикнула громко, зло. Зашипела, зарычала. И тут же ей отозвался лес.

Крики рысей послышались со всех сторон. Долгие и протяжные, хриплые и писклявые, они сплелись в один хор, словно радовались возвращению Кузи.

С лежки свесилась толстая морда кота. Зеленые огни в глазах сверкнули лютой яростью. Шерсть на загривке поднялась выше ушей.

Кот задергал хвостом. Вякнул грубое, злое. Кузя не испугалась. Она прыгнула выше. Перескочила к дуплу. Уселась на лапу, прикрывавшую вход. Только она, хозяйка участка, знала, что лапа эта надломлена. И если враг прыгнет на нее — тут же слетит вниз. Такая хитрость не раз помогала Кузе в прежние времена.

Другие хвойные лапы срастались в надломах, едва попадала на них отогревшаяся по теплу смола. Но эта лапа росла с северной стороны, и смола на нее не капала.

Кузя знала, что кот попытается достать ее когтистой лапой, чтобы сначала попробовать содрать ее с дерева. А потому Кузя прижалась спиной к стволу. Так безопаснее и легче отбить нападение, достав морду или загривок кота когтями.

Кот, удивившись смелости Кузи, перескочил веткой выше. Рысь внимательно следила за ним. Тот нагнул морду, втянул запах и вдруг тихо, виновато вскрикнул.

Из дупла выглянула морда кошки. Зашипела на Кузю. Та дернула когтями по морде, зарычала угрожающе. Кошка уставилась на дружка. Тот сидел, не шевелясь, неподвижным большим комком. Он не вступился за подругу, предоставив кошкам самим выяснить отношения.

Незнакомка выскочила и, решив сбить Кузю с дерева, прыгнула на лапу. Та, скрипнув, скинула непосильную тяжесть. Кузя тут же нырнула и теплое дупло. У нее не было сил на драку.

Увидев, что Кузя устроилась, кот спрыгнул вниз. Не дал упавшей забраться на дерево и, тихо рыча, увел ее с участка.

Вернулся он под утро, принеся вместо извинения горячую печень оленя, и позвал Кузю разделить с ним добычу.

Три дня не слезала Кузя с окровавленной туши, покуда от той не остался один скелет. А дружок уже приволок зайца. Кузя не успевала перевести дух. Она жевала, рвала куски мяса, глотала их торопливо, наверстывая упущенное.

Кот старался изо всех сил.

Он уже успел обнюхать Кузю. Облизал ее. И, глядя, как жадно жрет его подруга, жалел ее.

Куропатки и хорьки, олени, зайцы и выдры — все шло в ход. Лишь через три недели, намного позднее остальных, прокричали в дупле о своей любви Кузя и дружок.

Да, он ждал ее. Звал, искал ее запах всюду. Прибегал не раз к зимовью лесника, думая, что Кузю лечит старик. Да и не забыл, что на первом году он встретил ее у зимовья.

Он не верил людям и боялся их ружья. Но зов снежной тропы оказался сильнее, и он звал Кузю, забираясь уже на крышу зимовья, зная, как толсты стены жилья человеческого, — сквозь них не докричишься.

Кот слышал голоса людей. И дождался.

Из зимовья вышел старик. Глянул на него. Вернулся в дом, выскочил обратно с палкой. Ругался, грозил. А кот заметил, что дверь зимовья открыта. Значит, будь подружка у лесника, услышала бы и сбежала в тайгу. А раз так не случилось, не было ее у человека. И тогда поверил кот в смерть Кузи от болезни.

Вокруг сородичи кричали о любви. И хотя немного их осталось на участке, все успели обзавестись семьями. Только он вышел на снежную тропу вместе со стариками, которые подбирали с деревьев оставшихся незанятыми слабых и старых кошек.

Таких на участке осталось две. Да пять прибежали из других мест. Им котов не хватало. Одну из них, наскоро обнюхав, привел в лежку, не подкормив. И так запоздал с семьею.

Новая подруга тоже торопилась. Она была ровесницей коту и не промедлила, сразу заняла дупло.

Прошло лишь три дня. Кот еще не успел привыкнуть к новой подруге, когда на участок вернулась Кузя.

Рысь прошлась по угодьям, пометила его своим пометом, поскребла деревья с южной сухой стороны, оставила на корягах следы зубов. Посмотрела на тех, кто поселился рядом. Ведь по весне объявятся котята. Можно ли будет прогнать соседей иль самой придется уходить?

Знакомятся рыси-соседи неспроста. Много на это у них своих причин. Помнилось Кузе, как у здешней охромевшей соседки старая кошка в прошлую зиму загубила рысят.

Улучила время, когда та на охоту убежала, и шасть в дупло. Рысят задушила. С умыслом, конечно. Чтоб не росли враги поблизости. Чтоб некому было теснить старую, заставлять ее искать новый участок.

С конкурентами лучше свести счеты, покуда они малы. Пока сдачи дать не смогу т. А с хромой она справится, если за котят мстить прибежит.

Когда кошка вернулась в дупло, по запаху поняла: побывала соседка. Увидев задушенных рысят, затаила лютую злобу. И решила отплатить старухе.

Знала хромая, что старуха в прошлом году встречалась с росомахой. Та ее чуть не пополам порвала. Хорошо, что летом это стряслось. Два месяца та рысь, как паршивый заяц, травы ела, лечилась. После той стычки больше всего на свете росомахи боялась, лишившей ее бабьей радости, отбившей охоту к зимней тропе. Не порви она рысь, та, может, еще много зим праздновала бы. Росомаха ее, восьмилетку, в дряхлую старуху превратила: дышала, жила, но радоваться разучилась.

Хромая, потерявшая котят, побежала тогда к Черной горе. Схватила помет росомахи и, когда старуха ушла подкормиться, сунула помет в дупло.

Вернулась старая, сунулась носом, а из дупла — свежий запах росомашьей метки. С испуга следы соседки не заметила. Среди зимы, в лютый холод, с участка убежала с криком.

А хромая и на том не успокоилась. Сытая, отогревшаяся, по следам нашла в развилке старой березы свою соседку, совсем закоченевшую. И довершила дело росомахи. Прикончила обидчицу…

Кузя обнюхивала участок, граничивший с угодьями.

Вот и следы старой знакомой. Когда-то враждовали, потому и запомнила Кузя след передней левой лапы с недостающим когтем. Его ей в драке откусили.

Теперь у Кузи нет зла на хромую. Беременная рысь думает лишь о жратве. Все остальное успеется позже, когда котята сами выйдут на охоту. Тогда и старые грехи можно припомнить. А пока Кузя рада, что соседка жива и не ушла со своего участка.