Побег обреченных - Андрей Молчанов

Укрывшись неподалеку от дома, в зарослях жимолости, терпеливо начали ждать наступления ночи. Сканер аудиоконтроля, соединенный с наушниками, доносил до Николая застольные разговоры.

Немало удивила Власова беседа между Ракитиным и пилотом, и невольно подумалось, что с силовой операцией он, возможно, спешит и вместо нее куда более уместен агентурный подход, однако останавливать уже вступивший в действие механизм не пожелал, сметя все сомнения, словно бульдозер ножом, одним определением: «Надоело!»

В доме между тем гремело празднество, до Власова долетал вившийся над установленным во дворе мангалом аппетитный дымок, и глотавший голодную слюну Николай преисполнялся злостью и одновременно умиротворенным предвкушением мщения.

Решено было дождаться того момента, когда компания уляжется спать: хозяин и его гостья в ходе операции захвата являлись персонами категорически неприкасаемыми и, лишь проснувшись под утро, должны были хватиться своих таинственно исчезнувших приятелей.

Наконец гости разъехались, дело начинало приближаться к развязке, но тут неугомонный хозяин внес предложение посетить недалекую дачу.

Николай, скрипя зубами, потряс крепко сжатым кулаком, мысленно проклиная все на свете.

Усмотрев на себе вопросительный взор Мартынова, также входившего в состав группы, шепнул ему:

– Теперь на дачу чудики намылились на ночь глядя! Оригиналы, блин, с шилом в жопах! А это – пятнадцать километров! На машине нельзя, засекут…

– Так-то даже лучше, – отозвался лейтенант. – Знаю эту дачу, второй день тут, в поселке, сижу, все подходы-отходы изучил… Мы по прямой, тропами, за час до нее доковыляем, а там – тишь, никого… Масть в руку, товарищ подполковник!

– Думаешь?

– Ну, прогулочка под луной, пропотеем, не без

того… А обратно уже на машине…

– Тогда – вперед!

И группа захвата легкими, стремительными тенями бесшумно канула в ночной полумрак, двинувшись, как полагал Власов, к последнему рубежу муторной, с постоянными сбивами и нелепицами операции, конечный финал которой оставался столь же неясным, каким был и в самом своем начале, еще там, в Москве, где началась вся эта путаная, нелогичная в своем существе история.

«Им кто-то сверху карту сдает, – поправляя на плече миниатюрный автоматик, думал Власов, еле различая в неверном свете ночного светила тропу под ногами. – Это – точно! Просто мистикой дело попахивает!»

И от этой мысли, в справедливости которой он почему-то внезапно и остро уверился, подполковник почувствовал впервые, пожалуй, за всю свою жизнь какую-то зябкую, сковывающую все тело вялой тревожной истомой неуверенность.

ДИПЛОМАТ

– Мы очень ценим твою жизнь и твое здоровье, мой – вкрадчиво говорил Ахмед. – И тебе нечего бояться, все сделают мои люди, но ты должен быть с нами, таков приказ Центра… Я понимаю, что ты испытываешь неудобства, но наша работа – не всегда шербет, драгоценный…

– Да хрена ли там распинаться, ясно! – бурчал Дима, ерзая на остро впившихся в ягодицы камушках.

Они сидели в глубине скального распадка, неподалеку от поселка, откуда хорошо просматривался дом, в который сегодня необходимо было пробраться, дабы похитить из него трех людей: Ракитина, его приятеля и подлого иностранца, ослепившего Диму в поезде и должного сегодня за такое свое действие физически пострадать.

Указания ЦРУ, полученные Ахмедом накануне, были жестко просты: с помощью боевой группы, входившей в состав одного из оппозиционных формирований, воюющих с нынешним пророссийским режимом, захватить Ракитина и его спутников с багажом и личными вещами, переправив пленников на территорию Афганистана, где их заберет вертолет.

По завершении операции Диме надлежало убыть обратно в Москву.

«Хрен вам», – подумал на это Дима, решивший поехать из Душанбе в Узбекистан и, отсидевшись там некоторое время, рвануть оттуда в Стамбул, а уж после – в Америку.

Там, в Штатах, вдали от русского ГБ и сладенького, как патока, Ахмеда, способного, по разумению Димы, не моргнув глазом, отрезать «драгоценному гостю» голову и скормить его останки своим злющим дворовым псам, он, Дима, попросту заявит офицерам из Лэнгли о нервном срыве, о своих подозрениях о неминуемом провале и напрочь откажется от возвращения в Россию, дав кандидатуры на свое замещение.

Что ему, в конце концов, сделают? Обратно насильно не отправят, точно. Убить не убьют, смысл? Ну, выкинут, как отработанный материал, но так и превосходно! Деньги есть, родственники под боком, и гори все ЦРУ синим пламенем! Главное – перелететь через океан, коснувшись подошвами Американского материка. А уж коснулся – никто пушкой тебя обратно не вышибет!

Но сейчас Дима лежал на холодном камне сурового Памира в окружении несимпатичной и опасной компании вооруженных бородатых бандюг, готовящихся к сомнительному мероприятию; далее предстоял малопривлекательный переход через горы до афганской границы, где, с рук на руки передав пленников, он пустится без передыха в обратный путь, молясь, чтобы не встретиться на горных тропах с русскими отчаянными погранцами…

Отрывисто пикнул сигнал вызова рации.

Ахмед прижал наушник к уху, напряженно сузив глаза.

Докладывал человек, наблюдавший за домом непосредственно из поселка.

Выслушав его доклад, Ахмед сообщил:

– Они едут в домик в горах… Тут, недалеко, я знаю это место. Там и заночуют. – Он воодушевленно потер ладонь о ладонь. – Это подарок Аллаха! Мы возьмем их, как волк берет баранов, отбившихся от отары… Вперед!

СХВАТКА

Лампа фонаря, висевшего на потолке небольшой открытой террасы, по счастью, оказалась перегоревшей; ночные тени скал плотно затемняли асфальтированную площадку перед домом, обрамленную метровым бетонным бордюром, укрепившим край пологого склона, на котором расположилась цепью группа Власова.

«Уазик» с хозяином дома и его гостьей уехал, свет в окнах погас, и оставалось выждать полчаса, прежде чем группа войдет в дверь, оставшуюся незапертой.

Власов сидел, привалившись спиной к валуну, и, отирая ладонью росистую влагу, покрывшую сталь автомата, раздумывал, вызывать ли из поселка машину прямо сейчас или же следует обождать? В итоге решил не торопить события: мало ли что?

Сбоку, буквально в метре, послышался шорох: по склону кто-то поднимался…

Сорвался камень, донеслась сдавленная брань на фарси, скрежетнула о почву оружейная сталь – ее, эту сталь, Власов ощутил и в темноте безошибочно, как змея ощущает живое тепло…

Он вжался в почву.

Рядом возникли три силуэта. Автоматы, бородатые лица, вязаные шапочки на головах…

Торопливый невнятный шепот, хруст песка под тяжелыми башмаками…

Один из силуэтов, перемахнув через бордюр, канул во мглу, устремившись к дому, двое остальных залегли, настраивая приборы ночного видения и отложив в сторону оружие.

В голове Власова закружил хоровод воспаленных мыслей, из которого выпала, кристаллизуясь в своей выверенности, одна, необходимая: «Бандиты или ЦРУ… А, впрочем, какая разница?»

Власов уже долго не работал в «поле» и сейчас остро ощущал утрату навыков, однако заставил себя собраться, одолеть неуверенность и заметавшийся внутри, как бабочка в сачке, страх.

Выдернул из ножен кинжал, подарок дядьки, ветерана СМЕРШа – эсэсовский именной клинок, острый как бритва, ухоженный, с любовно выведенным жалом, выполированными ложбинами в золингеновской стали…

Рывком приподнявшись, бросил тело на спину одного из усердно вглядывающихся в темноту незнакомцев и, вжавшись в эту спину бедром, длинным косым движением всадил лезвие в шею второго, испуганно встрепенувшегося и тут же выронившего прибор ночного видения из рук.

Лезвие, не встретив ни малейшего себе сопротивления, легко пересекло гортань и шейные мышцы, и тут же, отчужденно почувствовав окропившую его лицо кровь, Власов, ухватив второго незнакомца за шею сгибом локтя, всадил ему кинжал в почку, тверже и тверже сжимая захват, не давая противнику издать ни звука и дожидаясь, когда обмякнет под ним жилистое тренированное тело…

Это был плохой и противный удар ножом, но Николай действовал наверняка, опасаясь возможной преграды бронежилета, дважды спасшего ему жизнь в аналогичной ситуации, – правда, заколоть тогда пытались его, Власова.

Затем сноровисто обыскал тела: гранаты, тесаки с широкими лезвиями и костяными, украшенными серебром ручками…

Ни документов, ни номерных спецжетонов на шеях… Значит, точно не свои.

Прислушался. Ни шороха.

Подобравшись к валуну, произнес в укрепленный у губ микрофон рации, одновременно нашаривая прибор ночного видения и поднося его к глазам:

– Тревога! Посторонние на склоне! Пытаются проникнуть в дом. Выявить по периметру и уничтожить. Не стрелять! Только ножами! В дом не лезть! Ликвидация противника по его выходу! Осторожнее с объектами!