Шлейф - Елена Григорьевна Макарова

— Мне, сподвижнику Чкалова, дали выговор с предупреждением! — воскликнул Шелухин и стукнул себя кулаком в грудь. — За что? За отказ выполнять идиотский приказ.

— Товарищ Шелухин, как политрук вверенной вам эскадрильи…

— При мне-то ты — гусь, а без меня они суп из тебя сварят. Понял?

— Товарищ Шелухин, благодарю за доверие, — пожал Федор Петров руку командира эскадрильи. — Мы-то с вами знаем, что «если враг в кровавом ослепленье осуществит коварный заговор…»

— «Клянемся мы, стальные наши птицы сумеют мощный дать врагу отпор», — подхватил куплет Шелухин и похлопал Федора по плечу. Дружеский жест, завершивший встречу, обнадежил: не сдаст командир эскадрильи своего политрука.

Новости с психиатрического фронта

Арон в чате: «Начальник полицейского участка Старого города доставил в «Эйтаним» ражего детину в черной кипе. Ваня-субботник. Еретик из жидовствующих. Верит в Христа, блюдет шабат. Взят в подворотне на входе в город Ирода. Что он там делал? Просил милостыню, глушил спирт. Кто подает в карантин? Хасиды. В потемках они от Ирода пробираются к Стене Плача. А тут человек в черной кипе и с пустой коробкой, как не подать? Полицейский — родом из упрямых курдов, уверен, что Ваня сумасшедший — здоровый не в состоянии столько пить. Здоровый еврей точно не в состоянии, но Ваня-то русский. Арон еле убедил курда, что Ваня не опасен, он паломник, застрявший в Израиле, которому негде и не на что жить. Вот он и запил.

Курд разжалобился, однако просьбу отвезти русского туда, откуда он взял, оставил без внимания. Я дал Ване-субботнику маску и велел ждать в приемной. «Да низойдет благодать на страждущие души… Вы меня возьмете»? — спросил он с надеждой в голосе. Неожиданный поворот. Может, он и впрямь перед курдом-полицейским психа разыгрывал в расчете на дурдомовскую постель и харч?

Размышления прервал психиатр из Кфар-Сабы.

Срочно в ZOOM!

Что случилось?

Привезли репатрианта из бывшего СССР. Пожарные сняли его с крыши мэрии. На иврите не говорит. Непонятно, больной или хулиган. Помоги. Взгляни хоть одним глазком на трахнутого!

Дядька пенсионного возраста нехилой комплекции размахивал на экране красным флагом: «За нашу и вашу победу! Из-за карантина отменен парад на Красной площади! Среди красноармейцев были евреи, флаги Победы должны развеваться по всему Израилю! А главное — в Кфар-Сабе, где проживает горстка ветеранов партии! Пока они не сдохли от пандемической чумы, надо развесить по всему городу их фотографии…»

«Что он несет?» — спросил меня психиатр из Кфар-Сабы. Да ничего, говорю, такого, обычный советский бред. Психиатр из Кфар-Сабы велел передать ветерану, что наша страна поддерживает мирные инициативы, однако на государственных и муниципальных зданиях имеют право развеваться исключительно израильские флаги.

«Ты меня как переводчика вызывал в ZOOM или все-таки как врача?» — спрашиваю. «Как врача», — отвечает. Тогда говорю, отпусти его, он в полном порядке. И тут пенсионер сощурился по-котячьи и говорит мне: «Все понял. Это я перед израильскими козлами дурку валяю. Подтверди, что я псих. Иначе за доставку по скорой 700 шекелей слупят».

Наш девиз

«Что же касается моей службы

то служу помаленьку

по всей вероятности

придется служить до перевыборов

проходит сейчас налоговая кампания

составление посевных списков

подходим к подоходному налогу

очень трудно поддается

выявление неземледельческих заработков

не окрепла еще гражданская сознательность».

Превращается ли отцовское письмо в стих при написании в столбик? Можно ли выжать из прозы поэзию?

Размышляя пространно, Федор Петров высматривал себе место рядом с какой-нибудь девушкой, желательно миловидной, пришедшей в клуб на культурное мероприятие. Состояло оно в следующем: «Блохин делал доклад — в перерывах зачитывались отрывки из художественных произведений, соответствующие моменту доклада, а созвучные ему отрывки музыкальных произведений исполнялись под рояль. Форма интересная при хорошем исполнении и массовом вовлечении».

Докладчика по гуглу не определишь. Блохиных — тьма. И чекистов, и репрессированных.

Миловидная девушка нашлась. Ее имя рассекречивает дневник. Мало того, она невероятно похожа на Анну, которая вот уже какой день вглядывается в фотографию, снятую в городе Троцке в конце 1928 года.

«Зовут ее Валя Н-ва. Что я могу сказать больше? Разве то, что на физ-ку смазливая д-ка и во всем остальном имеющая какие-то интуитивно-симпатичные задатки, какое-то созвучие. Может, ошибаешься, т. отсекр? Главное — я расшифрован порядком (мне прятать нечего), а она сплошная маскировка. Демаскировать — вот девиз».

«Т. Отсекр» и «Валя Н-ва» засняты на фоне обоев с военной символикой. Он в парадном кителе, знаки отличия на месте, нагрудные карманы застегнуты на круглые пуговицы, ремень, к которому прикреплена кобура, перекинут через плечо, галстук черный с белыми ромбиками. Сомкнутый в затаенной улыбке рот, волосы с есенинским зачесом, взгляд спокойный.