Витязь. Владимир Храбрый - Владимир Афиногенов

- Андрей, что мне делать с глупой Еленой? Ты прости, что я так про твою сестру.

- Батогом поучи. Разрешаю.

- Нет, нельзя. Она ведь княгиня и считает себя не менее великой, чем Евдокия Дмитриевна. Лучше в очередной раз смолчать, не поднимать шуму. Кому-то это ведь на руку. Может, кто её подзуживает на это? Последи.

- Послежу.

- Нужно ехать в Серпухов. Там отвлекусь от всего. Хотя бы на время.

- Поезжай. А с Аленой я поговорю еще раз.

- Не называй её так. Елена - и только…

Аленой Владимир Андреевич потом называл другую женщину, после того как увидел её в серебряных доспехах…

Еще теснее стало на Москве от ратного люда. И хоть уши затыкай от женского плача да крика и глаза закрывай, чтобы не видеть слез матерей, жен, сестер и малолетних деток. Старики - те, наоборот, подбадривали:

- Ничего, ребятушки. В ратную бытность свою мы - ого-го! - славно сражались. Не опозорьтесь, заверните салазки Мамайке, шакалу степному.

Князь Дмитрий Иванович оторвал от груди жену Евдокию, вытер ладонью с её щек слезы и сказал ласково:

- Ну, будет, а то ты мне всю кольчугу промочишь, заржавеют кольца, потом не сниму…

- Митя, родной!

Наконец-то совладала с собой, подвела восьмилетнего Василия и шестилетнего Юрия.

- Поцелуемся, - Дмитрий Иванович обнял по очереди сыновей. - Ты береги их.

И произнес на прощание:

- Бог нам заступник!

…Конь быстро довез своего хозяина с Архангельской площади к Фроловским воротам, где ожидал полк численностью в пятьдесят тысяч верховых.

Дмитрию Ивановичу бросились в глаза - и по одежде, и по степенным манерам, и по подстриженным бородам - десять сурожских купцов, назначенных им в войско «поведания ради», чтоб донесли - как истинные путешественники - до дальних краев и стран вести о великой битве с Ордой.

Великокняжеский полк, облаченный в доспехи, блистающие на солнце, смотрел, как приближается в алом плаще, с темной окладистой бородой красавец всадник, с большими умными глазами, в полном расцвете своих сил - великий князь. Дмитрий Иванович отметил горделивую осанку ратников, великолепное снаряжение - кольчатые железные брони и стальные панцири, шлемы с остроконечными шишаками, окрашенные в красный цвет щиты и колчаны со стрелами, тугие луки, кривые булатные сабли и прямые мечи. Над рядами конных воинов развевались стяги на высоких древках, а поднятые кверху острия копий имели подобие целого леса.

Дмитрий остановил коня и громко сказал:

- Братья мои, не пощадим живота своего за веру христианскую, за землю Русскую!

- Готовы сложить свои головы за веру Христову и за тебя, Государь, великий князь! - дружно ответили из рядов.

Из Кремля выходили через трое ворот: Фроловские, Никольские и Константиново-Еленинские. И на Дон пошли тремя дорогами, так как не могли идти вместе - тесно войску было.

Иван и Федор Белозерские, широкоплечие, плотные, повели свои полки Болвановской дорогой, Дмитриеве войско пошло на Котлы, а Владимир Серпуховской со своими ратями стал переправляться через Лопасню. Среди них находились и новгородцы, коих привел дружинник Игнатий Стырь.

Пятнадцатого августа все рати достигли Коломны и соединились.

На другой день поутру на Девичьем поле Дмитрий Иванович перед войсками произнес речь. Потом ратники расположились со своими обозами на обед. У всех в ушах еще звенели слова великого князя.

- Братья мои. Предки наши заповедали нам хранить землю Русскую и веру православную. Кто постраждет за них, во веки будет славен. И я вместе с вами хочу крепко пострадать и, если надо, смерть принять… Поспешим же, братья, против безбожной Орды, если придется нам смерть принять, то помнить будем, что все мы смертны, а земля наша вечна. Крепитесь и мужайтесь, и пусть старый в бою помолодеет, а молодой добудет честь.

Дмитрий Иванович напомнил об обидах, которые на протяжении полутора веков наносила русским людям Орда, и о пролитой крови, о слезах жен, матерей, о детских испуганных глазах напомнил. Каждый воин, стоя под знаменами и стягами, кои колыхал ветер, думал, что настал день и пришел час, когда мыслить о себе нельзя, а о всей русской земле надобно, и доля сегодня у всех одна.

С этими мыслями Игнатий Стырь спустился к реке, лег на крутом окском берегу, запрокинув голову на руки, и устремил взгляд в голубое небо с редкими облаками.

«Неужели это небо останется и тогда, когда меня не будет?!» - с горечью думал Игнатий, следя за облаком, которое быстро меняло свои очертания.

Вот оно из надувшегося надменного человеческого лица стало походить на ослиные уши, и Стырю вдруг вспомнился Мамай и ханский поруб с крысами.

«Прав Дмитрий Иванович - все мы смертны, а земля вечна. Вечна и наша любовь к ней, как и к женщине. Потому и род людской вечен, и, чтобы детский смех и материнская радость не иссякли на нашей земле, мы и сразимся с погаными. Если надо, то и погибнем во имя победы!»

На реке послышались голоса. Игнатий сел и не поверил своим глазам: на противоположном берегу Оки стояли, вытянувшись в длинную линию, вооруженные пиками пешие ратники. По берегу сновали верховые, что-то крича и бранясь.

«Экое наваждение! Как из-под земли выросли, не ордынцы ли?» - пронеслось в голове у Стыря.

Но тут отчетливо донеслись слова:

- Лодку к берегу! Куда правишь, чурка с глазами?! К берегу, говорю!

«Свои… Но какого князя?.. Неужели рязанцы?!»

Постепенно около Стыря собралось десятка два человек, все они с любопытством наблюдали за тем берегом.

Наконец в лодку прыгнул воин среднего роста, стройный, в серебряных латах, отливающих на солнце зеркальным блеском, и в таком же шлеме.

- Видать, какой-то княжич.

- Знамо дело, ишь, как блестит весь.

- Чего-то надобно им от нас…

На лодке гребли двое, воин сидел на корме, вцепившись обеими руками в борта. Вот лодка ткнулась в песок, Один из гребцов спрыгнул прямо в воду, подтянул за нос и помог воину сойти на берег.

Стырь, оглянувшись на собравшихся, словно приглашая их в свидетели, пошел вниз и через несколько секунд уже стоял перед молодым воином.

- Игнатий! - вырвалось у того. - Никак, жив!

- Крестная сила! - не менее изумленно воскликнул Стырь. - Алена!

- Она! - звонко и мелодично засмеялся «воин».

- В латах, шлеме, вот чудеса! - удивлялся Игнатий. - Какими судьбами?

Не отвечая на вопрос, Алена сняла шлем. Волосы густо сыпанули на плечи. Кто-то на берегу громко сказал:

- Робяты, баба!..

- Привет тебе, Игнатий, от Карпа Олексина. От него я. Проводи меня к великому князю. У меня к нему дело.

Великого московского князя отыскали на подворье у коломенского епископа Герасима. Дмитрий Иванович вместе с Боброком и Владимиром Андреевичем допрашивали плененного мурзу. Тот показал, что Мамай не спешит идти: ждет, когда соберется с силами Ягайло и когда придет Олег Рязанский.

- Не придет Олег, великий княже! - невольно вырвалось у Алены, которую привел сюда на подворье к епископу Игнатий Стырь.

- Кто такая?! - грозно спросил Дмитрий Иванович у Стыря.

- Та самая Алена, великий княже, которая ходила по мещерским озерам, словно Богородица. Помнишь, Владимир Андреевич, я сказывал…

Все с интересом уставились на женщину. Та, справившись со смущением, заговорила:

- Кланяются тебе, великий князь, Даниил Пронский и старшины с Придонья. Они снова, как два года назад, привели своих ратников на помощь тебе. Ждут твоих приказаний. А Олег Иванович со своим двором находится в Мещерских лесах, держит под надзором вашего гонца Олексина, никуда не отпускает. Вот и велел мне Карп одеться ратником, найти в Коломне князей и передать, что Олег Рязанский Мамаю помогать не будет, но и из Рязани с войском не выступит. Карп подслушал разговор Олега с его доверенным лицом во всех тайных делах Епифаном Кореевым. Они-то как раз и говорили об этом. Дмитрий Иванович, улыбнувшись, спросил:

- Почему же, красавица, доверился тебе Олексин?

- Я люблю его, и он меня тоже! - твердо заявила Алена, вызывающе тряхнув волосами.

Все разом засмеялись, даже епископ Герасим что-то довольно бормотнул.

- Спасибо, Алена! Вести твои хороши, но только я разумею: Олег Иванович из Рязани со своим войском тронется обязательно! - уверенно сказал великий князь.

В воздухе повисло недоумение: все вопросительно смотрели на московского князя. Дмитрий Иванович тем не менее не посчитал нужным ничего пояснять, а велел дружиннику:

- Ты, Игнатий, немедля отправляйся на тот берег и объяви Даниилу и старшинам от моего имени благодарность. Пусть ждут. Когда мы переправимся всеми силами, тогда и объединимся. А ты, Алена, уж коли тебе нельзя теперь возвращаться ко двору Олегову, оставайся с нами, будешь за больными ухаживать. В обозе несколько женщин есть, вот и присоединись к ним.