Конец всех песен - Майкл Муркок

- Вы слишком много мне приписываете, Амелия.

- Думаю, нет.

- Тем не менее, если вы считаете, что лучше держать Гарольда Ундервуда и полицейских в городе, я уверен, что путешественника во времени можно отговорить...

- Вы знаете, что слишком поздно. Гарольд и остальные не хотят ничего другого, кроме возвращения.

- Тогда почему вы так расстроены? - Вмешался Джерек.

- Двуличный родитель, если вы автор всего этого... если вы сыграли Бога, как предполагает Амелия... тогда будьте откровенны с нами...

- Вы моя семья. Вы все мои доверенные. Правдивость, допускаю, не является моим достоинством. Я не склонен хвастаться или отрицать обвинение. Боюсь, это не в моей натуре. И привычка старого путешественника во времени тоже. Если Гарольд Ундервуд испытал видение в городе, и это была не их галлюцинация, - а вы должны согласиться, что город нашпигован ими - тогда кто оспаривает, что он видел Бога!

- О, это явное богохульство!

- Не совсем так, - пробормотал путешественник во времени, - в словах Лорда Джеггета есть смысл.

- Это были вы, сэр, кто первый обвинил его в игре в Бога!

- О, я был расстроен. Позднее Лорд Джеггет оказал мне значительную помощь.

- Это вы говорили.

Только Железная Орхидея сидела молча на своем месте, наблюдая происходящее со спокойным интересом.

- Джеггет, - сказал Джерек с отчаянием, - вы категорически отрицаете...

- Я сказал тебе, мой мальчик, я категорически отрицаю, я не способен на такое. Думаю, что это своего рода гордость, - Лорд в желтом пожал плечами. - Мы все люди.

- Вы кажетесь более, чем, - обвинила Амелия.

- Перестаньте милая леди. Вы перевозбуждены. Вопрос явно не стоит... - путешественник во времени беспомощно помахал руками.

- Мой приход, кажется, создал некоторое напряжение, - сказал Лорд Джеггет. - Я остановился только для того, чтобы забрать свою жену и путешественника во времени, а также посмотреть, как вы устроились, Амелия...

- Со мной будет все в порядке, сэр, если я буду идти своим собственным путем, без вашей помощи!

- Амелия! - взмолился Джерек, - не нужно так!

- Вы успокойте меня, так? - ее глаза сверкнули на всех них.

Они отступили назад. Лорд Джеггет Канарии заскользил к двери, сопровождаемый женой и его гостем.

- Макиавелли! - закричала она ему вслед. - Всюду суете свой нос! О, чудовище, принарядившийся Тьмы!

Он дошел до двери и огляделся, его глаза стали серьезными на мгновение.

- Вы оказываете слишком большую честь, мадам. Я только поправляю равновесие, где могу.

- Вы признаете свое участие в этом?

Но он уже отвернулся, и воротник спрятал его лицо. Выйдя наружу, он поплыл к поджидавшему его огромному лебедю. Она наблюдала из окна, тяжело дыша, даже Джереку не давая своей руки.

Он попытался извинить своего отца.

- Таков путь Джеггета. Он хочет только добра...

- Он может судить?

- Я думаю, ты обидела его чувства, Амелия.

- Я обидела его? Ого! - она сложила руки под вздымающейся грудью. Он из всех делает глупцов!

- Зачем ему это? Зачем ему, как ты говоришь, играть Бога?

Она наблюдала за лебедем, пока он не исчез в бледно-голубом небе.

- Возможно он не знает сам, - сказала она мягко.

- Гарольда можно остановить, так сказал Джеггет.

Она покачала головой и двинулась назад в комнату. Автоматически она стала собирать чашки и ставить их на поднос.

- Он будет счастлив в 1896 году, никаких сомнений. Теперь, во всяком случае, и у него есть миссия, есть долг, требующий исполнения, как считает он. Я завидую ему.

Джерек понял ее мысль.

- Мы отправимся искать семена сегодня. Как планировали. Какие-нибудь цветы?

Она пожала плечами.

- Гарольд верит, что спасает мир. Джеггет верит в то же самое. Боюсь, что выращивание цветов не удовлетворит мои импульсы. Я не могу жить, Джерек, если не чувствую, что моя жизнь приносит пользу.

- Я люблю тебя! - это было все, что он мог ответить.

- Но ты не нуждаешься во мне, мой дорогой, она поставила поднос и подошла к нему. Он обнял ее.

- Нуждаетесь? - сказал он. - В каком смысле?

- Я женщина. Я старалась измениться, но безуспешно. Я просто замаскировала себя, и ты сразу же понял это. Гарольд нуждается во мне. Мой мир нуждается во мне. Ты знаешь, миссионерская работа. Я не была бездеятельной в Бромли, Джерек!

- Уверен, что не была, Амелия, дорогая.

- Если только у меня нет чего-нибудь важного, чтобы оправдать свое существование...

- Ничего нет более важного, чем ты сама, Амелия.

- О, я понимаю философию, которая утверждает это, Джерек...

- Я не говорил философски, я констатировал факт, Амелия. Ты - все, что мне дорого в моей жизни.

- Ты очень добр.

- Добр? Это правда!

- Я чувствую то же самое к тебе, как ты знаешь, мой дорогой. Я не люблю Гарольда. Я вижу, что нет. Но у него есть определенные слабости, которые могут быть уравновешены моей силой. Что-то во мне было удовлетворено раньше, что не удовлетворяется больше. По-своему, в самой твоей уверенности, твоей невинности, ты сильный...

- У тебя есть... как это... характер?... который отсутствует у меня.

- Ты свободен. У тебя есть концепция свободы настолько огромной, что я едва начинаю ощущать ее. Ты был воспитан в убеждении, что нет ничего невозможного, и твой опыт подтверждает это. Я была воспитана, что почти все невозможно, что жизнь - это страдание, а не радость.

- Но если я имею свободу, Амелия, ты имеешь совесть. Я даю тебе мою свободу. В обмен ты даешь мне свою совесть, - он говорил серьезно. - Разве это не так?

Она посмотрела ему в лицо.

- Возможно, - она вернулась к своим чашкам, подняв поднос. Джерек вскочил, чтобы открыть дверь. - Но хочет ли этот мир того, что мы вместе сможем дать ему?

- Он может нуждаться в нас больше, чем осознает.

Она взглянула на него, когда он последовал за ней в кухню.

- Тогда, Джерек Корнелиан, я подозреваю, что ты унаследовал хитроумие своего отца.

- Я не понимаю этого.

- Ты способен состряпать самые убедительные аргументы применительно к случаю. Ты намеренно пытаешься успокоить меня.

- Я изложил только то, что было у меня на уме.

Она задумчиво мыла чайные чашки, протягивая чистые ему. Не зная что делать с ними, он лишал их веса, так что они и поплыли к потолку и колыхались под ним.

- Возможно, мой дорогой.

- Особенно это с самого начала я искал в тебе, ты помнишь.

Она улыбнулась.

- Правда.

- Значит в сочетании мы что-то даем миру.

- Нет, - сказала она, - этот мир не нуждается во мне. Зачем я ему?

- Давать ему содержание.

- Ты говоришь только об искусстве.