Лик Архистратига - Александр Холин

Он один ожил под губительным светилом на планете песка и никого, ничего вокруг не было! Только бескрайнее море песка, переливающееся через зенитную грань бархана и текущее куда-то дальше под звон далёких серебряных колокольчиков, разливающихся тонким звуком по песчаным барханам. Будто предвестники страшной бури, колокольчики звонили, стараясь предупредить об опасности. Но в ровной пустыне от песка спрятаться было негде.

Потом.

Всё потом.

Главное, что в памяти сохранились путешествия во времени и насильственное переселение души в чужое время и пространство. Только опять же, зачем всё это маске или тому, кто под ней прячется, — этому архистратигу демонов? Ведь ничего из случившегося не имело ни хронологии, ни смысла. Хотя нет, смысл всё-таки кое-какой проглядывался: индус принялся отправлять копии маски в сорок стран с сорока караванами. Но дальше-то что? Неужели маска таким пропагандным коммунистическим способом решила подмять под себя весь живой мир? То есть, инфернальные маски всех стран, соединяйтесь! Нет, никакая бесятина не покривит душу человечью! За все века существования этого не получилось, и сейчас конкретный облом предназначается всем маскам. Особенно тем, которые живее всех живых.

Но опять ведь заставляют человечество поклоняться позолоченному тельцу. Это касается в первую очередь России, потому что наша страна разучилась заботиться о своих ближних, о себе самой. И всё-таки, никогда Россия, самая богатейшая умами страна, не станет ни на что не годной кладовой сырья, как заявила когда-то Маргарет Тэтчер. Но у англичан свои проблемы, а у нас свои. Нечего заглядывать в кошелёк соседа и рыться в грязном белье.

До крайности измученная душа Ефрема просила покоя, требовала отказаться от борьбы за жизнь и не искать будущих искушений. От маски? От несостоявшейся невесты или даже жены Наташки? От экстрасенсорной музыки пространства и недостижимого Космоса? Но ведь сама жизнь пришла оттуда, сверху, из бесконечной Вселенной, а не снизу из злобного пламени онгона. Почему же за существование опять приходится с кем-то бороться, искать лазейку для решения пустынной бесконечной проблемы?

Немилосердное солнце пустыни, почти ничем не отличающееся от пламени инквизиторского костра, иссушило гортань, рассыпало перед глазами разноцветные круги. В выцветшем воздухе снова повис тонкий серебряный звон колокольчика. Ефрем слышал когда-то, что в пустыне бывает такая слуховая галлюцинация, предвещающая песчаную бурю. Опять же совсем стих ветер, но волны песка продолжали перекатываться с боку на бок. Вдруг наверх из-под песка принялся вылезать разбитый остов древней галеры. Песок, как морские волны, скатывался с бортов исторического судна. Морской корабль — в пустыне? Что-то новенькое. Причём, галерами население земли не пользуется уже минимум полторы тысячи лет. А эта показалась, будто только-только кто-то притащил её сюда из моря-окияна с острова Буяна, то есть с Рюгена. [56]

Собственно, причём здесь население земли? Разве пустыни имеются только на одной планете? Неизвестно куда маска могла по своему хотению забросить путешественников. Да, путешественников. Ефрем почему-то был уверен, что Иван Кузьмич тоже испытывает борьбу с песком где-нибудь неподалеку.

Звон серебряного колокольчика разрастался, становясь похожим на пение пчёл в ульях, но не летнее деловитое, а тревожно-радостное, как в Сочельник, как предвестник Рождества Христова. Знать бы, зачем Сын Человеческий согласился принять жизнь? Чтобы взойти на крест ради торгующих душами человеков? Не хочет никто из торгашей слушать Новой Благой Вести. Цель чуть ли не каждого человека — продать ближнего. Если не продашь ты, то обязательно тебя продаст ближний. Неужели вся жизнь состоит только из подлости и поклона Мамоне?

Но ведь живут же где-то Иван Кузьмич, Наташка, её муж — тоже неплохой человек. Значит, этот свет состоит не только из одних тёмных пятен, даже на Солнце они есть. Иначе дневное светило было бы не настоящим, мёртвым, как люминесцентные лампы дневного освещения. Если бы жизнь состояла только из печали без радости, то от неё давно уже отказались бы добровольно большинство населения планеты. А это не так. Значит, всё-таки жить стоит, всё-таки из каждого безвыходного положения есть несколько выходов, надо только поискать хорошенько.

Чем громче становился звон серебряных колокольцев, чем сильнее просыпалось в душе желание жить, тем быстрее остаток чудом ещё сохранившихся жизненных сил и сознания покидал Ефрема, оставляя, однако, ему волю к принятию какого-то единственно правильного решения, которое блуждало уже в голове не совсем оформившейся мыслью.

Экстрасенс напрягся и водрузил принадлежащее ему, обретённое нынче тело на гребне бархана как петух на жёрдочке. Попав в более привычное вертикальное положение, организм заработал немножечко по-другому, то есть более осмысленно. Даже глаза стали различать вещи гораздо чётче. Этому помог ещё чёрный остов вынырнувшего из песка корабля. Куриная слепота кончалась. Вон и приблудный скорпион помчался отыскивать норку в трюме деревянной посудины. Если живность бежит на корабль, а не с него, то будущее обещает быть не таким уж и плохим.

Но что это?! В воздушном мареве далеко-далеко возник караван. Верблюды цепочкой важно выступали друг за другом прямо по воздуху. А иногда всадники на конях обгоняли караван. Видать, сопровождающая процессию охрана усердно проверяла окрестности, но всадники просто-таки исчезали в воздухе, будто скрывшись в каком-то ином измерении.

Мираж? Похоже. Потому что не может никакой караван проходить прямо по черте горизонта или же по воздуху, пропадая из виду в лёгком воздушном мареве. А если не мираж? И где здесь горизонт? И караван всё же не виденье, всё же настоящий физический облик, где могут оказать помощь? Может, сей мираж подкинут был именно для того, чтобы дать возможность человеку выпутаться из бескрайней песочной проблемы. Значит… а ничего это не значит. Господь лишь раз подбрасывает человеку возможную помощь. Только поднять подкинутое или отказаться — решает сам человек. Надо попытаться дошагать, доползти, долететь к этой соломинке пока ещё не поздно.

Спотыкаясь и падая, где еле волоча ноги, где вообще на четвереньках Ефрем ринулся на караванный перехват. Вернее, ему казалось, что ринулся, вкладывая в рывок последнюю волну убывающей энергии. Ведь если не успеет, если не заметят, не подберут, то обижаться, в общем-то, не на кого. Скорее всего, проклятая маска выдвинула ему для решения именно такую задачку. Да уж, арифметика! И какую роль здесь должен сыграть Иван Кузьмич и должен ли?

Всё же наступил-таки момент, когда не удалось взобраться по очередному склону очередного бархана. Ефрем подумал, что доползти не удастся. Тело отказывалось слушаться и скатывалось вниз, к подножию бархана. Опять придётся помирать. Только в этот раз мученической смертью, задыхаясь от нехватки воды и воздуха, захлёбываясь песком с полным помутнением сознания.

Тут где-то далеко в воздухе подстать серебряному колокольцу зазвенел человеческий голос. Настоящий. Живой. Кто-то из караванщиков случайно заметил человека в стороне от караванного пути и подал знак остальным.

Погонщики по такому случаю остановили караван, видимо, в этих местах встретить одинокого человека в пустыне было редкостью. Вскоре Ефрем ощутил прикосновение настоящих живых человеческих рук. Его подобрали, тут же отёрли влажной губкой лицо. Милетин открыл глаза. Над ним склонились два то ли туркмена, то ли иранца, он ещё плохо разбирался в восточных национальностях.

Потом дали воды. Ефрем никогда не знал и не подозревал что такое жадность. Узнал сейчас. Держа дрожащими руками кожаный бурдюк, поглощая тёплую, но чистую воду, он сквозь спазмы, охватившие горло, пытался протолкнуть драгоценную влагу, опасаясь пролить хотя бы каплю. Только ему всё же не дали заглушить эту горючую волну, потому что сразу много нельзя. Ведь даже коня после скачки надо поводить, прогулять, не подпуская к воде.

Тем не менее, проникшая в организм влага, дала поток жизненной силы возвращавшейся с толчками крови в висках, вспышками радужных мыслей, возвратом к происходящему. Ведь где-то в Москве, в одном из залов Государственного хранилища материальных ценностей валяется его бессознательное тело. А, может, вовсе не валяется, потому как там он, вроде бы, сидел в кресле. Вообще-то в кресле сидел его приятель, отставной офицер. Или этот Иван Кузьмич ему просто приснился? Но если не приснился, то где же он сам? Жив ли?

С очень большим опозданием, временем в жизнь, Ефрем Милетин вспомнил, что надо было сразу, там же, в хранилище применить к общению с маской обыкновенную энергетическую рамку, с помощью которой можно было оградить мистические возможности ритуального предмета управлять петлями времени и человеческими судьбами. Уж точно инфернальная рожа не успела бы наделать столько глупостей и не пришлось бы сейчас глотать раскалённый песок, разбавленный несколькими глотками мутной воды.