Бунт на продажу: как контркультура создает новую культуру потребления - Джозеф Хиз

Хотя две описанные выше концепции кажутся противоположными друг другу, и абстрактный эссенциализм, и крутой фашизм выделяют самое очевидное свойство крутизны: то, что считается крутым, чрезвычайно неустойчиво и нестабильно. То, что круто на протяжении одной недели, становится безнадежно устаревшим на следующей. Таким образом, мы имеем постоянный круговорот крутизны, которая отслеживается в главных рубриках всех крутых журналов по схеме: желательно-нежелательно, понтовое-беспонтовое, сейчас-потом, крутое-банальное, хипповое-цивильное. Другими словами, что представляют собой туфли топсайдеры, а что — ботинки Cougar? Что является крутым, а что нет?

Для Глэдуэлла это ускользание истины есть лишь свидетельство абстрактной природы крутизны: «Получается, что ключ к поиску крутизны — это вначале поиск крутых людей, а потом — крутых вещей, а не наоборот. Поскольку крутость вещей постоянно меняется, вам нельзя вести их поиск, ибо сам факт того, что они крутые, означает, что вы не имеете понятия о том, что нужно искать». Крутые люди подобны собакам-ищейкам. Для Ласна все время меняющаяся природа крутизны — это лишь еще одно свидетельство всеобъемлющего вероломства капитализма. Одна вещь крута в одном месяце, другая — в следующем. В принципе, все это не важно, пока все продолжают покупать все больше и больше товара.

В реальности крутизна вовсе не такая уж непостижимая вещь, и она вовсе не так зловеща. О ней лучше всего думать как о центральной системе статусной иерархии в современном урбанистическом обществе. И подобно традиционным формам статуса — таким как классовая принадлежность — крутизна по своей природе есть позиционное благо. Точно так же, как не всякий может быть представителем высшего класса и иметь хороший вкус, не каждый может быть крутым. И дело не в том, что одни люди круче других, а в том, что крутизна — это, в конечном счете, форма различения. Идеология истинной крутизны не отличается от того, что Пьер Бордье назвал «идеологией естественного вкуса».

Ценность крутизны познается только в сравнении. Некоторым людям непременно нужно быть крутыми только потому, что другие — фактически большинство других людей — таковыми не являются. (Говоря конкретнее, чтобы какие-то вещи были крутыми, остальные должны быть беспонтовыми.) Но в отличие от традиционных статусных иерархий, где особое значение имеет непрерывность наличия статуса, структура крутизны предполагает непрерывный поиск точек несоответствия основной массе. Как выразился культурный теоретик Джефф Райе, крутизна — это «универсальная индивидуальная позиция», когда сохранение индивидуальности понимается следующим образом: надо быть не тем, кем ты хочешь быть, а, скорее, делать то, чего другие люди не делают. Крутая персона — это тот, кто намеренно противопоставляет себя обществу. Это бунтарь, нонконформист-одиночка, являющийся архетипическим героем американских кинематографа, музыки и художественной литературы.

Можно понимать термин «крутизна» как доминантное обозначение культурной позиции, которая еще обозначается такими понятиями, как «пижонство», «альтернативность» и «хипповость». И в то время как крутизна часто ассоциируется с культурными персонами и объектами (актерами, писателями, музыкантами, а также обувью, одеждой, бытовой техникой), первопроходцы крутизны всегда интерпретировали свои действия как акты в высшей степени политические. Согласно их представлениям, быть крутым или хипповым — значит следовать такой тактике, которая предназначена для освобождения индивида от оков массового общества.

Норман Мейлер раз и навсегда определил такую программу в своем эссе «Белый негр» (The White Negro). Его описание хипстера, сделанное в 1957 году, по-прежнему звучит современно: «Если судьба человека XX века состоит в том, чтобы жить, осознавая свою смертность — с ранней юности до преждевременного дряхления, то единственный животворящий ответ на это — принять условия смерти, жить со смертью как с опасностью, могущей нагрянуть в любой момент, отлучить себя от общества, жить без правил, отправиться в неведомое странствие по сферам, на которые указывает наш бунтарский дух. Короче говоря, решение заключается в том, чтобы поощрять в себе психопата.

Один человек — хипповый, другой — цивильный, один — бунтарь, другой — конформист». И принимая во внимание то, что общество есть «тюрьма для нервной системы», по-настоящему независимой личности не пристало слишком долго думать, чтобы сделать правильный выбор.

Силу крутизне придает не что иное, как ее собственная природа. То, что это понятие находится в центре статусной системы контркультуры, — всеобъемлющий триумф логики подростков. Мейлер понял это, потому-то ему и удалось столь точно определить хипстера как смесь богемного нонконформиста, асоциального юного правонарушителя и сексуального маргинального негра. Это не он ли там покуривает на углу?

Двойственная природа крутизны позволяет нам расположить буквально все, что существует в обществе, по обе стороны великой разделительной линии между крутым и не крутым. Именно по этому принципу Сискел и Элберт критикуют фильмы (большой палец вверх — большой палец вниз), Бивис и Баттхед критикуют музыку (крутняк-отстой). По этому же принципу составляются списки крутого и не крутого — хиппового и цивильного, первый из которых предложил Мейлер в 1959 году.

Помимо таких явно хипповых вещей, как азарт, романтика и спонтанность (в отличие от общепринятых практичности, классичности и упорядоченности), воплощением хипповости также служит модель атома Шредингера (модель Бора цивильна), традиционные системы мер (метрическая система цивильна) и построение игроков в американском футболе в форме буквы «т» (одно крыло — это цивильно). Интересно отметить, что хотя критики понятия крутизны любят говорить о том, как она эфемерна и преходяща, на самом деле трудно спорить с актуальностью вариантов, перечисленных Мейлером почти 50 лет назад:

Хиппово

Цивильно

черное («негритянское»)

белое

нигилизм

авторитаризм

Я

общество

тело

разум

Достоевский

Толстой

девушки по вызову

психоаналитики

анархисты

социалисты

грех

спасение

марихуана

алкоголь