Личный номер 777 - Игорь Поль

Они тут же посторонились снова, потому что Санин поднялся на ноги и, шатаясь, бросился следом за удиравшим врагом. Весь его вид напоминал тяжело поврежденный, но все еще способный показать кузькину мать бронепоезд. Ковыляя все быстрее и быстрее, Санин развил нешуточную скорость и вылетел за порог как раз в тот самый миг, когда Вирон вновь попытался встать на четвереньки. Не в силах замедлить свой бег, сержант споткнулся о согбенную спину взводного и полетел вверх тормашками. Его неуклюжий полет был остановлен стеной, возведенной для защиты ангара от пуль и осколков. От удара один из самых маленьких и плохо уложенных мешков дрогнул и медленно сполз с верха баррикады — прямо в руки сержанта, который машинально подхватил свалившийся с неба подарок и прижал к груди, при этом едва не закричав от боли.

Несколько долгих секунд Санин балансировал на грани сознания. Ощущение пустоты в груди раздулось до немыслимых размеров. В глазах плавали багровые круги. Вокруг него белели пятна лиц новобранцев. Никто из солдат не произносил ни слова. Распахнутые двери клуба оглашали ночь шумом набирающей обороты драки.

Потом он заметил тень уползавшего прочь Вирона. В полумраке передвигавшийся на карачках старший сержант был похож на борова. Отчего-то беглецу и в голову не приходило подняться на ноги. Точно так же Санину не приходило в голову бросить мешок, который он по-прежнему прижимал к груди. Покачиваясь на нетвердых ногах, он заковылял вслед за удиравшим взводным, упиваясь унижением заклятого врага.

Наконец он настиг беглеца, обогнал и встал у него на пути.

— Куда-то торопишься? — спросил он, с трудом разлепив разбитые губы.

Вирон, сопя и кривляясь от боли, попытался подняться. Звездный свет залил все вокруг голубоватым сиянием, и Санин различил глаза своего врага, которые сверкали на распухшем, измочаленном лице, будто стекляшки в глазницах плохо изготовленного манекена для отработки приемов рукопашного боя.

И тогда сержант собрал последние силы и вознес над головой свою ношу.

— Это тебе за Фермера, сволочь! — торжествующе прохрипел он.

Мешок качнулся и обрушился на голову Вирону. Раздался глухой удар. Дело было сделано. Взводный сержант рухнул навзничь, широко раскинув ноги, словно пьяная девка из солдатского борделя. Санин не двигался — склонившись вперед, он отдыхал, ожидая пока утихнет погребальный звон в голове. Полуодетые солдаты стояли по сторонам дороги и потрясенно молчали.

Победа досталась сержанту дорогой ценой. Земля покачивалась и вертелась, точно лодка, попавшая в водоворот. Оба глаза заплыли и кровоточили. Левое ухо представляло собой комок измочаленной плоти. Распухший нос был забит пылью и свернувшейся кровью, кожа на кулаках была содрана до самых костяшек, а каждый вдох отдавал болезненными уколами в груди. Ну а форма… форма выглядела так, будто сержанта долго волокли за грузовиком по ухабистой проселочной дороге.

Так прошло довольно много времени. Наконец Санин выпрямился и медленно, словно ребенок, только-только осваивающий искусство обращения с одеждой, расстегнул ширинку. Боль в разбитых и изрезанных руках сделала эту задачу неимоверно трудной, но в конце концов Санин справился. Убедившись, что может стоять, не раскачиваясь, он вытер грязным рукавом залитое кровью лицо и огляделся. Потом он шагнул к бесчувственному Вирону, расставил ноги пошире и приготовился совершить то, о чем так долго мечтал.

— А это — за меня, — сказал сержант и хрипло засмеялся, но тут же закашлялся и умолк.

Замерли и зрители. Однако выполнить задуманное оказалось не так-то легко — мочевой пузырь Санина словно бы закупорился наглухо.

В этот момент за бараками произошло какое-то движение, и из темноты появилась команда военных полицейских во главе с дежурным по лагерю.

Раздосадованный известием о новом происшествии Дабл-А двигался энергичной походкой, но остановился как вкопанный, как только разглядел столпившихся у входа в клуб солдат, распростертого на земле Вирона и Санина, тщетно пытавшегося завершить свою месть. Однако лейтенанта, умудренного опытом бывалого ходока, ничто не могло заставить удивляться слишком долго. Выйдя на середину дорожки, он остановился, посмотрел на бесчувственное тело, оглянулся на своих спутников и скомандовал:

— Сержант!

Санин оставил свои потуги, повернулся к офицеру и бросил руки по швам, умудрившись изобразить почти идеальную стойку «смирно». Если бы только он не забыл про расстегнутые штаны!

— Здесь! — хрипло отрапортовал Санин. Лейтенант перевел взгляд ниже пояса сержанта и тут же отвел глаза.

— Принимая во внимание закрепленную законодательно свободу личности и связанное с ней естественное право на удовольствия, все же хотел бы заметить, что столь явная демонстрация ваших… э-э-э предпочтений, может быть неверно истолкована подчиненными.

Среди новобранцев и военных полицейских послышались сдавленные смешки. Даже старший наряда — смуглый усатый унтер-офицер по имени Кастелли — не смог удержаться от улыбки.

— Виноват! — Невозмутимый Санин, отследив по взгляду дежурного предмет, вызвавший такое странное толкование его намерений, поспешно привел себя в порядок. — Это не то, о чем вы подумали.

— Это ваше личное дело, и вмешиваться в него я не намерен, — твердо заявил Дабл-А. — Однако мне сообщили о нарушении правил внутреннего распорядка.

— Неофициальный турнир по боксу, лейтенант! — нашелся Санин.

— Турнир?

— За звание чемпиона Восточного побережья, — ответил Санин и сплюнул выбитый зуб.

— В мое дежурство? После отбоя? — воскликнул Авакян. Тут он увидел, как Вирон, приоткрыв один глаз, осторожно пошевелился. — А, старший сержант… Как кстати. Я как раз собирался вас арестовать. Может, вы мне поясните, какого черта тут творится? И что здесь делают эти рядовые?

— Мятеж… — еле слышно просипел Вирон. — Нападение на старшего по званию…

Дабл-А, карьере которого в этот вечер и без того был нанесен сокрушительный урон, досадливо поморщился — на сегодня с него было достаточно чрезвычайных происшествий.

— Под арест! — распорядился он. — Обоих. Держать их порознь. И сделайте что-нибудь с этим, — он кивком указал на распахнутые двери клуба, откуда как раз пытался выскользнуть сильно побитый и насквозь мокрый от пива начальник вещевого склада.

Унтер-офицер повернулся к своему воинству и молча кивнул. Парни в белых касках поняли его без слов. Достав шоковые дубинки, они двумя колоннами устремились к месту ночного ристалища.

Однако им не стоило так торопиться. Дюжий капрал, вбежавший в заведение первым, немедленно получил бутылкой меж глаз, тяжело осел на пол и замотал головой, как бык, наткнувшийся на неизвестно откуда взявшийся столб. Но это ему не помогло. И тогда, все еще пребывая в нокдауне, капрал выцарапал из кобуры служебный пистолет и разрядил его в потолок. Должно быть, в его затуманенном сознании этот жест означал протест против неуважительного отношения к стражам гарнизонного порядка при исполнении служебных обязанностей.

Зрители взревели. Китаец, пропустивший мощнейший апперкот, отлетел к канатам. Голокуб, пораженный сразу двумя пулями, взорвался и осыпал дерущихся дождем искр. Еще одна пуля перебила электрический кабель, и заведение погрузилось в темноту, в которой тлели светлячки угасающих осколков.

Капрал совершил ошибку. Наступившая темнота лишила полицию главного преимущества перед невооруженным противником — шоковых дубинок. С этого момента все пошло наперекосяк.

— Копы! — проорал из темноты чей-то пьяный голос. — Атака с тыла!

Сработали накрепко вбитые инстинкты. Сержанты мгновенно пришли в себя и объединились против общего врага. На протяжении последующих десяти минут темнота оглашалась хриплыми возгласами, руганью, треском шоковых дубинок и звуками смачных ударов. К несчастью для военных полицейских, их можно было отличить от остальных драчунов по белым шлемам, в то время как сержанты в темноте были все на одно лицо. Это дало последним весомое преимущество, и вскоре остатки мебели были вдребезги разбиты о головы нападавших. Накал сражения снизился лишь тогда, когда с головы последнего копа был сбит последний головной убор.

В конце концов кто-то вышиб лбом входную дверь, и тогда оставшиеся на ногах стражи порядка ринулись к освещенному дверному проему, гонимые как необходимостью спасти свои ребра, так и стремлением перегруппироваться и взять реванш.

И тут в гуще леса за полосой безопасности вспыхнули и потянулись к небу светлячки трассирующих пуль.

Прожектора на периметре разом погасли и лагерь погрузился во тьму. Ночь огласилась воем сирен.

Причиной тревоги стал скромный капрал-трубопроводчик — юноша с тонкой душевной организацией и богатой фантазией, слишком ранимый и возбудимый для того, чтобы нести службу в передовых частях, и притом достаточно невзыскательный, чтобы день за днем прочищать засорившуюся канализацию на кухне или в офицерских бараках. Он был скромен, этот неприметный рыцарь разводных ключей и унитазов, и потому вряд ли согласился бы примерить на себя венок героя, ценой своей жизни спасшего товарищей. Однако, когда та бурная ночь подошла к концу, опровергать эту удобную во всех отношениях версию было некому, ибо виновник суматохи был уже мертв.