Комендантский час - Владимир Николаевич Конюхов

форме, которого некому столкнуть вниз, чтобы здесь, на земле, свершился праведный суд.

Через пальцы женщины, обхватившей плечо, била кровь. Спутников ее как ветром сдуло, а по краю тротуара полз мужчина, отставив перебитую ногу.

— Бежим! — сорвался с места Снегирь.

Сергей, чуть замешкавшись, помчался следом, выискивая средь толпы просвет… Бочка справа, сквер слева, обезумевшие люди между ними и возле памятника Ленину. Как близко и одновременно далеко до углового магазина. Правильно, что Снегирь держится ближе к решетке сквера. Убийца, если вздумает пальнуть, вряд ли достанет его. О себе Вертоусов не беспокоился. Если остался невредим под прицелом автомата, то теперь ему нечего бояться.

Но отчего Снегирь замедлил бег? Зачем сворачивает в сквер; ведь вздумай солдаты снова стрельнуть…

Снегирь внезапно остановился у фонтана и плеснул пригоршней на лицо.

— Здорово мы оторвались.

Срезанные очередями листья плавали в фонтане. На скамейке лежал мужчина. Женщина, плача, трясла его, но он не отвечал, закатив глаза.

— Что вытворяют, суки, — плюнул в воду Снегирь. — Без разбору полосуют. Специально пригнали…

Договорить ему не дал очередной залп.

Впервые в жизни Сергей услышал, как тенькают, словно не оперившиеся птенцы, пули, как щелкает о постамент Ленина свинец.

Он пригнул голову, укорив себя, что можно было спрятаться за выступ фонтана.

Солдаты, наконец, опустили оружие, и он выпрямился, в то время как Снегирь присел.

— Кажется, отстрелялись, — голос Сергея, несмотря на фальшивую браваду, дрогнул. — Прошли курс молодого бойца.

Снегирь вдруг застонал, и Сергей похолодел.

— Куда тебя! — склонился он над товарищем.

— Жгет… мочи нет.

Сергей хотел его приподнять, но рука скользнула, попав в мягкое и липкое.

Лицо Снегиря стало землистым, губы страдальчески скривились.

Сергей огляделся вокруг.

В сквере почти никого не было. Народ шумел у памятника Ленину и у обеих небольших арок по проспекту Подтелкова.

— Сюда! — позвал Серей, увидев серо-зеленую карету скорой помощи.

Значит, раненым оказывают помощь; их не считают врагами и отпетыми преступниками, и за жизнь каждого будут бороться.

Грузовик присоединился к скорой помощи… Мертвых и живых стали бросать через борт.

— Ты можешь идти? — спросил Вертоусов, представив, как товарища, словно бревно, кинут в кузов.

— Дай руку.

Сергей, радуясь, что Снегирь в сознании, протянул ему обе руки, и тот, морщась, приподнялся.

— Выведи на дорогу.

— Конечно, на дорогу. Сейчас тебя заберут в больницу.

— Красное, — с трудом произнес Снегирь.

Вертоусов, уверенный, что он бредит, не сразу заметил пожарную машину, тихо въехавшую на площадь перед горкомом. «Неужели где горит?» — подумал он и горько посмеялся над собой, услышав шум хлынувшей воды.

— Убили-и! — заголосила женщина возле скамейки.

«Убили, — сжал кулаки Сергей. — Убили не одного и смывают следы».

Одежда Снегиря уже набухла от крови. Сцепив зубы, он тяжело вдыхал воздух.

— Сюда! — с надрывом крикнул Сергей.

Ответом ему был тяжелый рокот танка и вой еще одной пожарной машины.

— Громче зови, — через силу выдавил Снегирь.

Вертоусов хотел объяснить, что он зовет народ не только, чтобы его другу (а Снегирь в эту минуту был ему дороже всех) оказали помощь. Он хочет, чтобы народ услышал, что скажет им комсомолец Вертоусов, свято верящий в добро и справедливость… Это на его письменном столе есть фотография Фиделя Кастро, и Сережка жалеет, что не имеет такого же снимка Патриса Лумумбы и продолжателя его бессмертного дела Антуана Гизенги. Он досадует, что не знает, как выглядят внешне Хулиан Гримау и Манолис Глезос. Его распирает гордость за шахтера Мамая и ткачиху Гаганову, не говоря уже о космических братьях Гагарине и Титове.

Но все это было не вчера, а целую вечность назад… А сегодня, 2 июня 1962 года, не в Катанге и не в Алабаме, а средь бела дня в Новочеркасске погибли люди и ранен однокашник Снегирь.

Его воспаленный взор метался по собравшимся вокруг людям, словно он пытался отыскать среди них тех, у кого бы спросил громко, на весь белый свет: зачем же вы осудили пытки в сталинских застенках, заклеймили позором царских псов-жандармов, казаков-нагаечников, не простили царю кровавое воскресенье 9 января, а теперь сами позволили такое?..

Но ничего не сказал он хмурым людям ни когда они помогали подняться Снегирю, ни когда повели его в аптеку через дорогу, где уже оказывали помощь другим раненым.

Снегиря забинтовали от бедра до ключицы, и он стонал облизывая в белом налете губы.

— Терпи, тебе пить нельзя, — как мог, успокаивал его Вертоусов.

Снегиря внесли в автобус, положили в проходе между сидениями.

Шофер, крепко сбитый мужик, в кепке, несмотря на жару, кручинился, пока вез раненых до больницы.

— За что пострадали, за что? Был бы прок. Пожурят и спустят всё на тормозах.

Снегирь при упоминании шофером «тормозов» слабо улыбнулся, и прозрачная слезинка затерялась в густых прядях, упавших на щеку.

Медсестра хирургического отделения, делая запись в журнале, спросила фамилию.

Сергей замялся, не зная ни имени ни фамилии товарища.

— Не морочь голову, — нетерпеливо макнула перо в чернильницу медсестра.

— Ушкалов я, Сеня, — на удивление бодро проговорил Снегирь. — Считай, Серый, что познакомились.

Перед тем, как Сеню занесли в операционную, Сергей сбивчиво и горячо сказал другу:

— Я навещу тебя… завтра… обязательно.

Но всплеск сил иссяк у Снегиря. Что-то прошептав, закрыл глаза, обозначив под ними темно-синие круги.

Медсестра перевернула исписанную страницу.

— Давайте следующего.

3

Юрка немного лукавил, объясняя свою радость только тем, что Эннэша отложил расправу с ним до понедельника.

С утра он и не думал распространяться о событии на заводе Буденного. Даже в том случае, если бы кто и упомянул об этом, Юрка все равно сдержал бы себя, не будь рядом Майки.

Когда они со Снегирем ввязались в разговор, девушка подошла поближе, и Юрка стал описывать происшедшее, не жалея красок.

Чем недоверчивее ахали одноклассники, тем большим восторгом загоралась Майка. И Юрка старался вовсю, зная, чем ее можно привлечь.

Уход ребят оставлял его на весь день в центре внимания. Он даже покровительственно заметил Куцему и Бабошке, чтобы те не особенно надрывались.

Завхоз в этот момент приехал на велосипеде, и Куцый не преминул ударить по струнам:

Вот машина лисопед —

Жопа едет, ноги нет…

Марьяна, пристыдив его, пошла во главе своего класса, как квочка. Антуанетта, наказав девочкам не давать мальчишкам лодырничать, осталась в школе.

«Ну, сегодня мы наработаем», — охватило радостное предчувствие Юрку.

Он шел не посреди дороги, как все, а по тротуару, куда, как бы между прочим, свернула и Майка.

Окраина города напоминала ему деревню. В каждом дворе кудахтали куры и трепыхались в корыте