На морских дорогах - Константин Бадигин

– Превосходно. В таком случае я разрешаю прекратить работы в Арктике. Немедленно дайте ответ Белоусову… Кто у вас за этим проследит, товарищ Новиков?

– Бадигин.

– Дайте срочно телеграмму, товарищ Бадигин.

Так была закончена арктическая навигация 1942 года на востоке. В западном секторе она еще продолжалась.

Мне запомнился поучительный эпизод, относящийся к этому времени.

Не всем судам удалось уйти из Арктики на восток. Два парохода Наркомморфлота остались в береговом припае (лагуна Гугауге). Старшим был назначен капитан-дальневосточник В. А. Вага. Зимовка как зимовка. И вдруг в очередной радиограмме, за подписью Ваги, вместо привычных координат оказались новые. Проложил на карте: выходило, что пароходы вынесло в дрейфующий лед. И далеко вынесло… Ошибка в радиограмме? Тотчас доложил В. Д. Новикову. Если в донесении все правильно, пароходы и люди подверглись бы всем опасностям дрейфа в тяжелых льдах Чукотского моря.

Новиков забил тревогу. Вызвал Н. Н. Зубова, находившегося в Москве. Мы с Николаем Николаевичем в один голос заявили о сомнительности радиограммы и отговорили начальника Политуправления докладывать А. И. Микояну. Было решено вначале перепроверить.

В Наркомморфлоте решили иначе. Заместитель наркома, прочитав диспетчерскую сводку, тут же сообщил о «дрейфующих» пароходах в Кремль.

– Но почему мне не доложили севморпутовцы? – спросил Микоян.

На «расправу» был вызван проклинавший себя за уступчивость В. Д. Новиков. Он сказал, что ждем подтверждения, но тем не менее получил замечание.

Следующее утро принесло приятные известия: пароходы капитана Ваги стояли на прежнем месте, в координаты, как мы и думали, вкралась досадная ошибка. Новиков, не медля ни минуты, – к Микояну… Как мне потом рассказывали, для заместителя наркома морского флота этот переполох но прошел даром.

Пароходы благополучно отзимовали и 21 июня 1943 года были выведены из льдов.

Возвращаюсь к «своим» ледоколам, в конце 1942 года работавшим в Арктике. К 10 октября все они, кроме «И. Сталина», застрявшего на востоке, собрались в море Лаптевых у острова Большого неподалеку от пролива Вилькицкого. Тут были «Красин», «Адмирал Лазарев», «А. Микоян», «Ленин». Кому было нужно, забункеровались тут же с транспортного судна-угольщика. «Красин» производил тренировочные стрельбы. На всех ледоколах и судах, идущих на запад, была введена ночная светомаскировка.

Я в эти дни, по звонку Папанина, снова приехал в Архангельск.

Военная Беломорская флотилия готовилась конвоировать арктические транспорты и ледоколы. Особенно – ледоколы. От них зависели успех зимней навигации в Белом море и будущая навигация в Арктике.

Я глаз не спускал с наших ледовых богатырей.

22 октября «Красин» и «А. Микоян» находились в Енисейском заливе. Здесь 24 октября у мыса Шайтанского корабли встретились с караваном транспортов, идущих из Игарки под проводкой ледокола «Ленин». Помогал им и «Дежнев» – его подлечили после боя на Диксоне и вернули в строй.

Когда лед торосился, суда застревали. Потом начались непрерывные сжатия. Ледоколы, даже работая на полную мощность, оказывались бессильными. Чуть льды отпускали, выводили пароходы по одному. Не теряли ни минуты: пропустишь время – и суда вмерзнут до лета.

Только 1 ноября караван вышел на недавние разводья, покрытые десятисантиметровым льдом. Дело пошло веселее. Предполагалось, что к проливу Югорский Шар ледоколы и транспорты подойдут к Октябрьским праздникам…

Очень обрадовался я приходу в штаб Владимира Ивановича Воронина. Мы хорошо были знакомы с прославленным полярником.

Первое наше с ним совместное плавание состоялось на ледокольном пароходе «Леваневский», построенном в Ленинграде в январе 1941 года. Владимир Иванович был капитаном, я выполнял специальное задание Главсевморпути.

Воронин был теперь в офицерской форме. Это он, как ледовый лоцман, в навигацию 1942 года довел военные корабли до Диксона. Воронин рассказывал мне, как тяжело приходилось порой на эсминцах во льдах и как жалели военные моряки, что им не удалось сразиться с «Шеером».

Владимир Иванович очень хвалил команду «Дежнева»: «Наши-то, торговые, не хуже военных оказались».

Мы говорили долго, о многом. Воронин умел интересно рассказывать.

В штаб приходил и Сергей Васильевич Куницкий, капитан парохода «Беломорканал». Он только 28 октября отдал якорь в аванпорту Экономия. С Сергеем Васильевичем тоже старое знакомство: когда-то вместе плавали на стареньком лесовозе – он старпомом, а я матросом, правда, уже со штурманским дипломом в кармане. Ходили из Мурманска в порты Северной Европы, возили лес и руду. Высокий, представительный, с седой шевелюрой, Куницкий сказал:

– Пришел доложить о рейсе.

– Рассказывайте, Сергей Васильевич.

И я услышал интереснейшее сообщение.

– Покинули мы Исландию 12 августа, решились с капитаном парохода «Энгельс» Кириллом Васильевичем Косьянчуком на одиночное бесконвойное плавание к берегам Советского Союза. В порту офицеры конвойной службы смотрели на нас, как на самоубийц. Однако наши моряки хотели поскорее выйти в плавание и не трусили.

Мы тщательно готовились к рейсу. Судно покрасили в мутно-белый цвет, трудноразличимый в тумане. Вооружили нас хорошо: на корме четырехдюймовая пушка, крупнокалиберные пулеметы, устройство для сбрасывания глубинных бомб. Словом, были готовы ко всем случайностям… Погода благоприятствовала, все время шли в тумане. Утром 19 августа подошли к самому опасному месту.

– Медвежий?

– Точно, но мы севернее. «Горячий коридор» оказался горячим и для нас. Справа пересекла курс подводная лодка. Объявили тревогу, пулеметы ударили по лодке – она поспешно погрузилась. Хотели таранить, но лодка успела уйти в глубину.

– Так и отстала?

– Нет. Через несколько минут матрос Ефремов закричал: «Бурун от лодки слева по носу». Мы взяли бурун на прицел пушки, а вскоре рассмотрели и саму лодку. Дали выстрел, сбросили глубинную бомбу.

Сергей Васильевич вынул пачку ароматных сигарет. Мы закурили.

– Услышали глухой подводный взрыв, – затянувшись, продолжал Куницкий, – и возликовали. Но времени терять не стали. Я проложил курс на северо-восток, поближе ко льдам.

– Вы сообщили о потоплении лодки?

– Да, Константин Сергеевич, я был в штабе флотилии… Но в рейсе нам дальше не повезло. В ночь на 20 августа впередсмотрящие заметили в тумане белую полосу. Помню, кто-то сказал: «Вот и до льда дошли». Однако это был не лед, а берег. Я дал полный назад, но было уже поздно. Удар корпусом, плотно сели на рифы. У вражеского берега! По радио просить помощь не могли, боялись, фашист услышит. Но откуда здесь мель? Я терялся в догадках. Карта у нас была вроде исправная, английская корректура 1941 года, лоция тоже последнего выпуска. Однако берег острова Надежды (а это оказался он) показан неправильно.