На морских дорогах - Константин Бадигин

В тот день после полудня фашисты еще раз атаковали PQ-18 – торпедоносцами с Медвежьего. Это был самый мощный налет на канвой.

После объявления боевой тревоги военные корабли выстроились в две колонны на расстоянии около двух миль от каравана для отражения врага.

Торпедоносцы летели на бреющем плотным строем. Их было больше сотни. Однако сквозь огневую завесу прорывались единицы. Да и те, бросив торпеды, обратно уже не возвращались: как правило, они погибали под огнем эскорта и транспортов.

Все же в этот налет были потоплены еще четыре судна: «Сухона», два союзных «либерти» и танкер «Африкандер».

Этот танкер шел с грузом авиационного бензина. После взрыва он быстро затонул, оставив на поверхности моря пылающий костер. Почти вся команда погибла; на «Капленд» доставили лишь двух счастливчиков – двух моряков-негров. В момент торпедирования они были на палубе в спасательных жилетах и взрывом их отбросило далеко в сторону от танкера.

Следующие три дня отбоя тревоги не было. В непрерывных атаках гитлеровцам удалось утопить еще четыре транспорта и два эскадренных миноносца охранения. Эсминцы погибли вместе с людьми, так как за ударами торпед следовал взрыв боезапаса.

В Архангельск прибыли двадцать девять транспортов. Это был один из самых крупных караванов, проведенных в трудный для нас час с относительно небольшими потерями.

Предсказания Гитлера не сбылись. Суда дошли до России…

Ледовая обстановка в Арктике во второй половине сентября ухудшалась с каждым днем. Ни один из транспортов, отправленных с Диксона на восток, не продвинулся дальше бухты Амбарчик в Восточно-Сибирском море. 17 сентября им было приказано возвращаться обратно. Можно представить себе состояние моряков! Они преодолели сложный и опасный путь. Вначале Баренцево море – среди магнитных мин, наставленных противником. У пролива Югорский Шар транспорты подстерегали подводные лодки. Затем тревоги Карского моря – как мы помним, за судами охотился вражеский крейсер. И под конец – тяжелые испытания во льдах моря Лаптевых.

На некоторых судах потекли корпуса. Машины требовали ремонта. И вот теперь всю дорогу предстояло проделать в обратном порядке…

Нам в штабе все это было хорошо известно. Предполагалось отправить транспорты на ремонт в порты США. Не пустили льды. Значит, только обратно. Другого выхода нет.

Головным у злополучного каравана стал пароход «Моссовет», наиболее приспособленный для плавания во льдах. 25 сентября к проливу Вилькицкого прибыли семь судов. Они получили указание следовать на Диксон, а затем в губу Белушью на Новой Земле.

Одновременно возобновились поиски людей с «Сибирякова».

26 сентября капитан парохода «Сакко» В. С. Введенский по прибытии на остров Диксон сообщил Минееву, что видел на острове Белухи человека, размахивающего белым полотнищем, но не мог его снять из-за шторма.

Немедленно к Белухе вылетел гидросамолет, пилотируемый М. Н. Каминским. Однако сесть из-за крупной волны он не смог. Самолет сделал несколько кругов низко над островом. Разобрали написанное на выложенных по берегу досках: «Команда Сибир. Спасите».

Каминский сбросил на остров спальный мешок и пакет с продовольствием. Он летал и на следующий день, но спуститься на воду опять не удалось.

Только 28 сентября возле острова посадил самолет И. И. Черевичный. И сразу увидел: на прибрежных камнях стоял человек и размахивал чем-то белым. Когда самолет приблизился, он побежал навстречу. Человек вошел в воду по пояс, и Черевичный сильным рывком втащил его в кабину.

Спасли сибиряковца Павла Вавилова.

Смеясь и радуясь, благодаря летчиков, Вавилов показывал им свой дневник, который вел на острове по обычаю мореходов-поморов.

На Диксоне Вавилова подробно расспрашивали Минеев и его сотрудники. Однако Павел Иванович36 далеко не все видел и мало что мог рассказать о судьбе своих товарищей. Ничего не знал он и о капитане, А. А. Качараве.

Снова поиски. В район гибели «Сибирякова» полетели гидросамолеты, направились гидрографические суда. Искали до тех пор, пока стало ясно: надежды найти людей больше нет…

В самом конце сентября, после очередного моего доклада о текущих делах, И. Д. Папанин сказал:

– Не судьба тебе на «Сталинграде» капитанить, Константин Сергеевич. Продолжай работать в штабе, а дальше посмотрим. Наплаваешься еще…

Примерно в эти дни пришел ко мне посоветоваться В. Д. Мещерин. Ночные налеты вражеской авиации, работа сверх сил, повседневное недоедание обессилили рабочих на его судоверфи.

– Плоховато, Сергеич, особенно женщинам-солдаткам, а на верфи их большинство. У всех дети – у кого двое, у кого трое. Накормят, а сами голодные работают.

Мелкие капельки пота выступили на губе и на носу Мещерина. Так было всегда, когда он волновался.

– Ты хорошо знаешь инженера Николая Розова, седовца?

– Конечно.

– Так он придумал у нас одну штуку. И меня втянул.

– Рассказывай.

– Он на складе ржаную муку обнаружил. Больше восьми тонн. Для технических целей еще до войны заготовили. Ремонт котлов, обмуровка, то да се… Николай Николаевич и говорит: котлы без муки обойдутся, лучше отдадим ее многодетным солдаткам. И льняное масло было на складе, для варки олифы, что-то около трех тонн. Для техники нашли заменители, а муку и масло решили на треугольнике раздать особо нуждающимся работницам.

– Что ж, по-моему, правильно сделали.

– И мы так думали. Однако узнал прокурор наш, соломбальский, и мне судом грозит. Разбазаривание государственных средств, говорит, в военное время… Помоги, Сергеич.

Я видел, что надо помочь, но по должности сам я не мог вмешаться. Посоветовал обратиться к Папанину.

– Тогда поговори с Иваном Дмитриевичем, подготовь его.

– Это сделаю.

Здесь уместно сказать несколько слов о Виталии Дмитриевиче Мещерине.

В конце 1934 года ЦК ВЛКСМ, по инициативе Л. В. Косарева, принял решение создать комсомольский экипаж на «Красине», превратить ледокол в кузницу кадров для новых ледовых арктических кораблей, строительство которых только начиналось.

В местные комсомольские организации Советского Союза поступило свыше тысячи пятисот заявлений юношей и девушек.

Мещерин приехал в Архангельск отобрать на ледокол лучших из трехсот энтузиастов-северян. При горкоме комсомола создали специальную комиссию. В число двенадцати принятых попал и я.

Виталий Мещерин не только укомплектовал команду, но и сам стал работать на ледоколе комсоргом Центрального Комитета комсомола. На «Красине» мы подружились, и дружба наша прошла через всю жизнь.