Наступит день - Мирза Ибрагимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Да, она не такая, как они все, - говорил он после ее ухода. - В этой умной девушке есть что-то настоящее, честное и простое. Мне кажется, что ее сердце требует одного, а среда дает ей совсем другое. Да, это тебе не Шамсия-ханум! Уж если такая встретит хорошего человека, будет предана ему до гроба...
Но Фридун еще не потерял надежды встретиться с Гюльназ. Не отвечая, он упорно думал.
- Пойдем выберем к празднику подарок для Судабы-ханум, - предложил как-то Гахрамани. - Ведь она пригласила нас на последнюю среду старого года.
- Но что же купить?
После долгого раздумья Фридуна осенила неплохая мысль. Судаба и ее мать беспрестанно вспоминали об Азершехре. Самым удачным подарком будет, конечно, вид родных мест. В среду Гахрамани почти насильно потащил Фридуна к Судабе.
Ему представлялось, что дочь министра двора живет в роскошном доме, окруженном парком, где цветники и бассейны, а дом этот разделен на женскую и мужскую половины - "эндерун" и "бирун", как заведено это во всех аристократических семействах. Когда же Судаба провела своих гостей через обыкновенный небольшой двор к домику, в котором было всего лишь четыре комнаты, молодые люди едва скрыли свое удивление.
- Господин Хакимульмульк тоже живет здесь? - не выдержал Фридун.
- Нет, - ответила девушка просто, - У него пять больших домов. Этот домик он подарил нам, но никогда здесь не бывает.
- Вы знаете, ханум, мы народ бедный, богатством не обременены, обратился к Судабе Гахрамани. - Поэтому мы не имели возможности принести вам в подарок что-нибудь достойное вас. "Дервиш дарит то, что имеет..." процитировал он. - Но я думаю, что вы будете довольны нашим скромным подношением: мы долго обдумывали...
При этих словах Фридун протянул Судабе гравюру на эмали.
- О, - восхищенно проговорила Судаба и передала гравюру вошедшей в комнату матери. - Посмотри, как прекрасно!
- Что может быть дороже этого? - сказала мать, взглянув на художественно исполненный вид Азершехра, и прослезилась.
Фридун почти все время молчал. Мечтательно смотрел он то на девушку, то на ее мать, чувствуя, что они ему близки и дороги, И все же Фридун пытался подавить в себе серьезное чувство, незаметно все глубже и глубже проникавшее в его душу. Он думал о своем положении, о потерянной Гюльназ, о предстоящем трудном и опасном жизненном пути... И старался умерить свои романтические мечты.
Риза Гахрамани проснулся, как всегда, очень рано, когда еще не взошло солнце, оделся, тщательно умылся и, поев хлеба с сыром, вышел из дому.
Фридун, засидевшийся за работой допоздна, еще спал. Он уже привык к тому, что товарищ его вставал до рассвета, и не просыпался от производимого им шума. Да и Риза Гахрамани, не желая беспокоить спящего друга, старался двигаться как можно тише. Сегодня он так же осторожно, как и всегда, прикрыл за собой дверь и отправился по еще безлюдным улицам города к железнодорожной станции.
Мысли Гахрамани были заняты Серханом, которого он очень любил. Это был первый человек, с которым Риза по приезде в Тегеран познакомился в депо.
Тогда Гахрамани ремонтировал паровоз.
- Браво, мастер! - сказал Серхан, наблюдая за его работой. - Хоть и молод, а мастер. Золотые руки! А у меня уж такая болезнь: встречу хорошего работника, жизнь за него готов отдать.
- Видно, и ты умелец, - ответил ему Риза с улыбкой. - Ведь мастера может оценить только мастер.
- Что верно, то верно! Вот взять бы тебя на паровоз да на полных парах прокатить до Бендершаха. Тогда б ты понял, какой я есть машинист, братец!
Узнав о том, что Риза Гахрамани прибыл в Тегеран недавно и никого в городе не имеет, Серхан радушно пригласил его к себе.
- В пятницу приходи, познакомлю с женой и матерью. Стаканчик чайку выпьем...
Так с течением времени они стали друзьями. Впоследствии появились новые приятели, из которых и сложился подпольный кружок.
Кроме того, Серхану удалось создать небольшие ячейки среди рабочих в Горгане, Шахи, Бендершахе и других городах Мазандеранской провинции. Состояла такая ячейка из пяти - десяти человек, - люди все на подбор, смелые, крепкие и надежные.
И вот, подходя ранним утром к железнодорожной станции, Гахрамани думал о Серхане, который почему-то сильно задержался в пути.
Перед выездом Серхан взял с собой двести брошюр для доставки расположенным по пути его следования ячейкам.
"Не обнаружены ли эти брошюры на паровозе? - в тревоге думал Риза. - А может, он пойман с поличным - при передаче брошюр товарищам?"
Пройдя большое здание тегеранского вокзала, Риза Гахрамани зашагал по рельсам к депо, нарочно избрав путь мимо будки стрелочника Рустама.
Потомственный тегеранец и потомственный бедняк, Рустам пользовался полным доверием Ризы, который часто прибегал к его услугам для связи с Серханом.
Молчаливый и мрачный по натуре, Рустам при виде Гахрамани еще издали покачал головой. Гахрамани, поняв, что Серхан еще не вернулся, прямой дорогой отправился в депо.
Рабочие постепенно собирались. Они были в замасленных, грязных блузах с заплатками; у них были истощенные, землистые лица. Перед началом трудового дня они приводили в порядок свое рабочее место.
Риза Гахрамани, засучив рукава, подошел к паровозу, который ремонтировал уже третий день.
Не прошло и часа, как в депо явился кочегар, ездивший с Серханом, поздоровался с рабочими и прошел к Гахрамани.
- Салам, мастер! - сказал он радушно. - Как живется, как работается?
- Мы - ничего, а как вы? Что так задержались? Все ли в порядке?
- Слава аллаху, все в порядке. На обратном пути попортился наш паровозик у самого Сефидруда, нас и задержали.
- Живой человек и тот болеет, а паровозу подавно можно болеть, улыбнулся Гахрамани.
- Серхан будет ждать тебя и твоего товарища вечером у стрелочника, тихо шепнул кочегар Ризе.
Гахрамани знал, что слово "товарищ" относится к Фридуну.
Вечером, когда солнце зашло и на город опустилась ночная мгла, Риза и Фридун отправились к стрелочнику.
Рустам жил на южной окраине Тегерана, в районе Ханиабада, где узкие улицы и сырые, приземистые домишки наводили уныние. Здесь жил рабочий люд столицы.
Каждый раз, когда они приходили сюда, Фридуну было больно за людей, вынужденных жить в этом смрадном болоте, в грязи, нищете и горе зато именно здесь он яснее всего понимал, во имя чего надо бороться.
Рустам занимал комнату в подвале старого домишки. Войдя во двор, Риза и Фридун свернули налево и, опустившись на несколько ступеней, очутились в подвале, напоминавшем склеп, без света и воздуха. В конце этого склепа стоял обитый крашеной жестью облупившийся сундук, а на сундуке была аккуратно сложена постель, состоявшая из нескольких рваных одеял и ветхих мутак.
На жене Рустама был черный платок, которым она прикрывала нижнюю часть лица. Четверо ребят, как цыплята к наседке, жались к ее ногам, держались за юбку.
Картина, представшая глазам Фридуна в темном жилье стрелочника, напомнила ему семью дяди Мусы. Как мучительна была для старика мысль о будущем своих детей, о горькой доле, которая их ждет!..
Точно желая отогнать эти воспоминания, Фридун провел рукой по лбу и еще раз оглядел помещение.
На стене висела небольшая керосиновая лампа, распространявшая вокруг болезненно желтый свет. На противоположную стену падали уродливые тени.
Фридун подошел к кучке ребят, пугливо озиравших гостей, и взял за руку девочку лет трех-четырех.
- Как тебя звать, дочурка? - спросил он ласково. Девочка ответила что-то невнятное. Мать, которая, подобно всем матерям, горела желанием видеть своих детей резвыми и смелыми, погладила девочку по головке.
- Отвечай громче, дочка. Не бойся!
- Видно, кошка ей язык откусила! - проговорил с улыбкой стрелочник.
Любящий голос матери, ласковая улыбка стрелочника не прошли мимо внимания Фридуна. "Дружная семья!" - подумал он и погладил ребенка по головке.
- Сколько лет старшему? - обратился он к Рустаму.
Тот кивнул на мальчика, который был повыше остальных детей.
- Три месяца как исполнилось восемь, - сказал он с гордостью. - Опора для семьи, кулак против врага!
Риза Гахрамани испытывал особенно теплое чувство к этому обычно угрюмому и неразговорчивому человеку, становившемуся в кругу семьи добродушным и словоохотливым.
- А в школу ходит? - спросил Фридун.
- Какая там школа! - простосердечно отозвался Рустам. - Школа требует денег, обуви, одежды. Я же на мои двадцать пять туманов не могу их и кормить-то досыта. На эти деньги можно жить только впроголодь.
Жалоба мужа не понравилась женщине.
- Будет тебе жаловаться! - вмешалась она. - Господа подумают еще, что ты нищенствуешь. Слава аллаху, куском хлеба обеспечены.
- Видал? - подмигнул стрелочник Ризе. - Как ее задело! Не бойся, жена, это свои люди. Дурного не подумают. Но ты права, не стоит много говорить об этом. Приготовь-ка чаю!