Грабеж и спасение. Российские музеи в годы Второй мировой войны - Коринна Кур-Королев

Оперативного штаба рейхсляйтера Розенберга в составе Герхарда Вундера, Гюнтера Штёве и Георга фон Крузенштерна672. Судя по их донесениям, ситуация резко ухудшилась. Все здания Детинца, за исключением одного, находились в достаточно хорошем состоянии, поэтому в них разместились испанские солдаты; они-то, по словам коменданта города, и предались столь безудержному мародерству, что ради защиты собора Святой Софии ему пришлось обратиться к католическому капеллану и просить его «положить предел <…> сувенирному безумию»673. Интерьер собора был полностью разорен. От располагавшегося в нем «Антирелигиозного музея» остались лишь несколько плакатов, пустые витрины, шкафы и таблички с подписями к экспонатам. Поврежденные экспонаты, разломанная рака, ценные церковные облачения, образцы одежды мирян и другие текстильные изделия, вышивки, знамена, штандарты и «остатки знаменитой коллекции Библий» лежали вперемешку среди обломков простреленного купола. На хорах еще нашли «красивую старинную мебель»674. Все оконные стекла были разбиты, так что предметы покрывал снег и лед.

Городские архивы тоже сильно пострадали. Церковные книги и акты гражданского состояния, которыми особенно интересовался Оперативный штаб рейхсляйтера Розенберга, были, за несколькими исключениями, уничтожены; документы последних лет, как выяснил Крузенштерн у знающей местной жительницы, советские войска сожгли перед уходом, а давние документы сгорели вместе с местом их хранения – церковью Троицы675. Более благоприятная ситуация была в соборе Сошествия Святого Духа, где делами заполнили подвал и все поделенное на три этажа здание церкви; документы лежали на полках, аккуратно связанные в пачки и подписанные. Большинство из них составляли недавние документы городских органов советской власти Старой Руссы, Тихвина и других районных центров; кроме того, там был один архив из Пскова и пять церковных книг. Когда Крузенштерн осматривал архив, через незапертый проход из жилой и административной части в церковь вошли солдаты, собиравшиеся забрать на дрова ступени лестницы и часть полок676. Он потребовал от коменданта города немедленно опечатать архивные помещения, тем более что на них уже имелась охранная грамота от уполномоченного представителя начальника армейских архивов677.

В здании бывшей владычной библиотеки в Детинце, где после революции собрали архиепископскую библиотеку, библиотеку дворянского собрания и коллекцию книг из окрестных усадеб, положение было не менее плачевным. Вундер, Штёве и Крузенштерн знали от Райнхольда Штренгера, что в день взятия города библиотека была в целости и сохранности. Теперь же в ней не было ни окон, ни дверей. Книжные полки разобрали на дрова солдаты (как утверждалось, из Голубой дивизии)678. Ценные книги XVII, XVIII и XIX веков валялись в беспорядке, покрытые мусором, снегом и «человеческими нечистотами». Многие книги пошли на уплотнение окон и дверей в жилых помещениях солдат679. Другое здание, ранее отданное под музей, – Златоустовская башня, часть кремлевской стены, в которой с XIX века находился Исторический музей, – еще советскими войсками было превращено в жилое помещение. Культурных ценностей там не обнаружили, вместо них имелись топчаны, соломенные тюфяки и столы. Только в вестибюле еще остались церковный колокол, несколько каменных плит и другие крупные предметы, которые не смогли вывезти из‐за их габаритов и веса. В небольшой церкви рядом с собором, которая, судя по вывеске, до начала войны тоже была музеем, испанцы устроили кузницу. Все остальные постройки в Детинце переоборудовали под жилье для военнослужащих. Состояние всех исторических зданий было отчаянным. Только памятник «Тысячелетие России» в ноябре 1941 года еще стоял на своем месте неповрежденным680.

По словам русской переводчицы, до представителей Оперативного штаба рейхсляйтера Розенберга в Новгороде уже побывал некий профессор Зам, который осмотрел художественные сокровища Софийского собора и якобы вывез большую их часть. Кто был этот Зам и по чьему приказу действовал, Крузенштерн и Штёве выяснить не сумели681. Пономарев упоминал в своих рапортах, что этот профессор увез несколько старинных икон, «в том числе чудотворную икону св. Софии и царские врата иконостаса» (вероятно, имелся в виду главный иконостас Софийского собора), а также некоторые полотна из картинной галереи, хранившиеся в Софийском соборе682. Позже выяснилось, что осенью 1941 года Зам работал переводчиком в одной из комендатур в районе действия 16‐й армии и по поручению ее главного квартирмейстера доставлял в Псков иконы и другие произведения искусства из Новгорода и Тихвина683.

В любом случае, резюмировали участники инспекционной поездки, следовало в ближайшее время принять меры по изъятию и сохранению (под этим подразумевался вывоз) архивов и книг. За художественные ценности сотрудники Оперативного штаба рейхсляйтера Розенберга не считали себя ответственными684, однако их состояние они описали в мрачных тонах. Вундер в своем заключительном отчете вновь констатировал, что группа прибыла на место слишком поздно, а если бы они вмешались раньше, то могли бы многое спасти. При этом он имел в виду все то, что уже забрали конкуренты, такие как Эрнстотто цу Сольмс-Лаубах и зондеркоманда Кюнсберга из МИДа685. Еще один вывод инспекции заключался в том, что любая «практическая акция» – т. е. вывоз культурных ценностей, особенно книг – требовала крупного транспортного средства, а без грузовика и нескольких грузчиков ничего нельзя сделать686.

Защитные мероприятия Василия Пономарева

В октябре 1941 года В. С. Пономареву доверили надзор за оставшимися коллекциями. Его преемник на посту бургомистра, Дионисий Джованни, позднее утверждал, что именно он поручил эту задачу Пономареву687; но вряд ли он принял это решение самостоятельно, вероятнее всего, он действовал по указанию городской комендатуры или вышестоящей инстанции – полевой комендатуры, потому что таких полномочий у русских бургомистров, назначенных немецкой военной администрацией, не было. Поэтому более убедительным представляется собственный рассказ Пономарева о том, как было дело. Если верить его мемуарам, осенью 1941 года Церковно-археологический комитет, который он основал вместе со священником приходского храма отцом Василием (Николаевским), при поддержке немецкой городской комендатуры принял меры по охране памятников688. Ему даже удалось собрать с крестьян близлежащих деревень деньги на расчистку собора689 – по его словам, 50 000 рублей690. Таким образом, вполне возможно, что в самом деле именно Пономарев инициировал мероприятия, проводить которые и поручили ему как единственному специалисту, пользовавшемуся доверием оккупационных властей.

То, что осталось к тому времени в музеях и хранилищах, было свезено в Софийский собор, который тем самым превратился в своеобразный центральный запасник; впрочем, опустошить все музейные хранилища не удалось. Пономарев должен был оценить все предметы и разбить их на категории. Некоторые отсортировали как не представляющие музейной ценности – эти предметы решили вручать офицерам и солдатам в знак признания особых заслуг