Грабеж и спасение. Российские музеи в годы Второй мировой войны - Коринна Кур-Королев

как колокола Софийского собора и его бронзовые врата, отлитые в магдебургской мастерской в XII веке630. Этот план осуществить не удалось. Иконы остались в церкви, во время боев она сгорела от прямого попадания артиллерийского снаряда; в пожаре погибло все иконописное собрание631. Колокола и бронзовые храмовые врата только в августе были погружены на два плота632, но в один из них попала бомба, и он затонул. Два самых крупных колокола не смогли втащить на плот, их закопали на берегу Волхова, где они и пережили немецкую оккупацию633. Бронзовые же врата на плоту длинным водным путем попали в Кириллов, примерно в 600 километрах к северу от Москвы, и, таким образом, оказались в безопасности634. Их эвакуацию немецкие оккупанты восприняли особенно болезненно, так как, с их точки зрения, эти врата в силу своего происхождения относились к «немецким» культурным ценностям, которые специалисты непременно хотели заполучить.

Несмотря на все усилия, значительная часть новгородских музейных фондов осталась невывезенной: большинство ценных икон из собрания Музея древнерусского искусства в Софийском соборе, крупная коллекция монет, фотоархив из нескольких тысяч негативов на стеклянных пластинках, библиотеки и многое другое635. Иконы пострадали первыми, так как за несколько дней до ухода частей Красной армии из Новгорода в главный купол Софийского собора попал немецкий снаряд636.

Немецкая оккупация и русская администрация в Новгороде

Большинство новгородцев бежали из города еще до ухода советских войск – в основном, очевидно, пешком, взяв с собой только самое необходимое, а некоторые даже без документов. Александр Николаевич Семенов вспоминал, как после тяжелых бомбардировок 14 августа он с матерью и сестрой ушел из Новгорода и пешком добрался до Тихвина – города, расположенного более чем в 200 километрах к северо-востоку; оттуда товарный поезд доставил его в Киров637. Часть населения эвакуировали на север водным путем, на небольших баржах. Многие погибли в пути от немецких воздушных налетов638.

Немецкие войска вступили в Новгород в середине августа. В журнале боевых действий Верховного командования вермахта 14 августа записано, что части 1‐го армейского корпуса 16‐й армии с боями вышли к окраине Новгорода с юго-запада639. На следующий день они были в городе и пересекли железнодорожную линию Новгород – Луга; советские войска «отступали в беспорядке»640. В боях за Новгород участвовали подразделения 11‐й пехотной дивизии, 424‐й пехотный полк 126‐й пехотной дивизии и 96-я пехотная дивизия в составе 28‐го армейского корпуса вермахта. 17 августа передовые части 1‐го армейского корпуса форсировали Волхов под Новгородом; два дня спустя в журнале записано, что Новгородский плацдарм «окончательно захвачен»641. Однако бои за него шли в течение всего периода оккупации. До конца сентября 11-я пехотная дивизия оставалась единственной крупной частью вермахта в Новгороде; только потом в ходе переброски войск к ней присоединились части других дивизий. Среди них – подразделения охраны тыла, в частности группа фон Рока, названная в честь ее командующего Франца фон Рока, и 250-я (испанская, так называемая Голубая) пехотная дивизия. Шестидесятичетырехлетний фон Рок был старый служака, выходец из гессенской семьи чиновников и офицеров. В сентябре 1939 года его вернули в строй из отставки, в марте 1941 года назначили командовать тылом армии642.

Другие пехотные и танковые части должны были удерживать позиции вдоль Волхова и продвигаться дальше на восток, но из них мало кто заходил в город. Даже после взятия Новгород оставался под обстрелом – теперь уже со стороны советских войск, остановившихся в нескольких километрах к востоку от Волхова. Такая ситуация сохранялась и в последующее время. По сообщениям очевидцев, в декабре 1941 года город был «полностью разрушен»643. Спустя два с половиной года, когда немцы уходили из Новгорода, целые кварталы на его окраинах лежали в руинах, не осталось невредимым ни одно здание.

Как и во всех других оккупированных городах, немцы создали в Новгороде русскую городскую управу, к работе в которой предпочитали привлекать людей, подвергшихся репрессиям в 1930‐е годы644. Эти административные служащие должны были заботиться о повседневных нуждах гражданского населения и организовывать питание, работу школ и медицинское обслуживание. Согласно советским источникам, ко времени занятия Новгорода немецкими войсками в подвалах его разрушенных домов проживало более 10 000 человек645. В период с ноября 1941 по март 1942 года эта цифра сократилась до неполных 1800 (по другим данным, 2600 человек)646. Часть населения насильственно эвакуировали, некоторым удавалось бежать в окрестные деревни. Русская городская администрация пыталась распределять скудные запасы картофеля и овощей через «народную кухню»647. Те жители предместий, у кого еще оставались коровы, должны были сдавать молоко, оно по установленным нормам распределялось среди населения648.

Бургомистром был назначен археолог Василий Сергеевич Пономарев. В 1930‐е годы он провел некоторое время в заключении, поэтому немецкие оккупанты считали его антикоммунистом, а значит – достойным доверия человеком649. Почему Пономарев остался в Новгороде, неизвестно. Возможно, он не ушел из страха перед тяготами пути, который ему, скорее всего, пришлось бы проделать пешком, поскольку он был бессемейным и, в соответствии с иерархией приоритетов при эвакуации гражданского населения, его бы вывезли в последнюю очередь650. Но более правдоподобным представляется иное объяснение: Пономарев вырос у своей тети, которая в 1941 году работала врачом в психиатрической больнице, располагавшейся в бывшем Успенском Колмовском монастыре и в начале войны переоборудованной в военный госпиталь651. Советская администрация решила не эвакуировать пациентов психиатрической больницы (и тем самым оставила их на верную смерть). Уйти пешком они не могли, поэтому остались, а вместе с ними осталась и их врач. Возможно, Василий Сергеевич не захотел оставлять воспитавшую его женщину одну на произвол судьбы652, а может быть, по этой же причине он занял и должность бургомистра в оккупированном Новгороде. Это положение позволяло ему распределять скудные запасы продовольствия таким образом, чтобы что-то доставалось и больным. В ноябре 1941 года пятнадцать русских врачей ухаживали за примерно четырьмястами ранеными солдатами, оставшимися в Колмовской больнице653.

Пономарев недолго пробыл бургомистром. Уже в октябре 1941 года его сменил Федор Иванович Морозов, на которого новгородцы тотчас стали подавать жалобы, поскольку он злоупотреблял служебным положением в целях личного обогащения. В декабре во время ссоры с солдатом Голубой дивизии он был застрелен. Потом сменилось еще несколько бургомистров, и наконец в апреле 1943 года эту должность занял Николай Павлович Иванов. Его главной задачей было