Трое против Колдовского Мира: Трое против Колдовского Мира. Заклинатель колдовского мира. Волшебница колдовского мира - Андрэ Нортон

— Древнее обиталище Силы, — пояснила Орсия. — Горе тому, кто потревожит ее.

Проходя мимо, я почувствовал неприятный озноб, а может быть, мне это только показалось…

На смену кустам пришли деревья со странными призрачными листьями, вроде тех, что были в проклятом лесу, который встретился нам, когда мы перебрались в Эскор через искореженные горы, где колдовская сила воздвигла древний барьер между Эсткарпом и враждебной страной на востоке. Эти сетчатые листья, хоть и живые, насквозь просвечивали и напоминали высохшие останки от листьев. Высокая трава, обоюдоострая, как меч, грозила исполосовать в кровь каждого, кто по неосторожности ее заденет. Попадались и какие-то другие растения отталкивающего вида, до которых я ни за что не решился бы дотронуться.

В этих малопривлекательных зарослях виднелись проходы среди обычных деревьев и травы. Незримый Кофи свернул налево в боковой проток с берегами, образующими один из таких проходов.

В этой местности за горами почему-то невозможно было определить, где север, где юг. Но я решил, что мы, наверное, опять двигаемся на восток, все дальше в неведомое.

Впереди слышались всплески — проток становился все мельче, и Кофи, судя по всему, теперь не плыл, а шел, как и мы. Мои легкие башмаки почти совсем развалились, и я стал думать, чем бы их подправить. Может быть, отрезать полосу кожи от куртки, чтобы подвязать башмаки?

Над головами у нас смыкались густые ветви деревьев, образуя полог, непроницаемый для солнечных лучей. Под ним в сумраке клочьями плавал туман.

— Ну вот, здесь можно и остановиться! — впервые после того, как мы вошли в проток, нарушила молчание Орсия. — Спасибо, Кофи.

Перед нами посреди протока возвышался какой-то поросший кустарником холм, слишком правильной формы, чтобы принять его за естественный островок.

— Жилище аспта, и очень большое, — объяснила Орсия. — Вход должен быть со стороны берега. Похоже, проток сильно обмелел с тех пор, как здесь жили.

У кромки воды при полном безветрии качалась ветка. Орсия засмеялась:

— Видим, видим, Кофи. Еще раз благодарю тебя, — и она снова издала странное щебетание.

Мы подошли ко входу в холме, я вытащил оттуда клубок спутанных корней и несколько камней, и мы вползли внутрь, оказавшись в темной пещере, вроде той, где Орсия лечила мою рану. Кровля кое-где провалилась, сквозь отверстия проникал слабый свет, так что я передвигался не вслепую. Кофи был хорошим проводником — более укромное место для ночлега нам трудно было бы найти.

У противоположной стены послышался глухой стук. Может быть, это Кофи расположился с нами по соседству?

— Ну конечно, — ответила на мои мысли Орсия. — А что если… Давай-ка попробуем.

Она протиснулась позади меня и, наклонившись, положила ладони мне на лоб.

— Смотри внимательно, — велела она. — Видишь что-нибудь?

Я прищурился и заморгал. Клок тумана в сумраке? Нет, это был не проникший внутрь туман, а какое-то существо. Ну да — Кофи, я отчетливо увидел его.

Он был маленький, примерно мне до середины бедра, и в отличие от асптов, походил на человека: у него были руки и ноги, хотя и чешуйчатые, как у ящеров Долины, и перепончатые, как у Орсии. Круглая голова, казалось, росла прямо из плеч. Спереди и сзади тело покрывал сужающийся книзу панцирь. Едва я стал приглядываться к мерфею, как голова его мгновенно ушла в плечевую часть панциря, и остались видны только глаза.

Орсия отняла ладони, и Кофи пропал. Я протянул правую руку вперед ладонью кверху, показывая, что в ней ничего нет, — это был общепринятый знак мирных намерений — и произнес приветствие воинов Эсткарпа:

— Кемок Трегарт приветствует тебя, Кофи. Мир тебе.

Послышался шорох, я почувствовал легкое прикосновение к рубцам на руке, словно перепончатые пальцы Кофи легли на них, и я понял, что он признал во мне друга.

Орсия раскрыла свою сеть и вынула собранные в речке корни, отложив полдюжины в сторону. Мы стали есть, но Кофи к нам не присоединился. Я спросил почему.

— Он ушел на охоту и принесет нам новости о том, что происходит вокруг этого чистого места.

Собрав оставшиеся корни, Орсия сказала:

— Положи это в поясную сумку, Кемок. Это тебе на дорогу. Не нарушай запрет Дагоны, не прикасайся даже к той пище, которая покажется тебе хорошо знакомой. А теперь надо отдохнуть. Кто знает, что предстоит нам завтра.

Я не знал, вернулся ли к нам Кофи. Но в ту ночь я спал плохо, меня не оставляла смутная тревога — будто поблизости таилось нечто, существующее за порогом моих ощущений. Ведало ли оно о моем присутствии и только ждало удобного момента, чтобы напасть? Думаю, мне было бы даже спокойнее, если бы я знал наверняка, что это так.

Орсия тоже почти не спала. Я слышал, как она ворочается, потом увидел слабую бледную вспышку и понял, что Орсия снова устанавливает с помощью жезла магическую защиту. Когда в наше прибежище заглянул серый рассвет, мы уже встали и были готовы отправиться в путь. Орсия снова обмотала рог шарфом Каттеи.

— А где Кофи? — спросил я.

— Ждет нас снаружи.

Выйдя, мы оказались в густом тумане. В зарослях тростника послышался всплеск, и Орсия ответила щебетанием. Потом помолчала, прислушалась и повернулась ко мне:

— Башня впереди. Кофи говорит, путь к ней лежит вдали от воды. Башня заколдована, раньше в ней был гарнизон, но теперь он распущен, и Башня охраняется по-другому. Мы с Кофи можем проводить тебя до начала подъема в гору, но дальше… — Она покачала головой. — Вода для мерфеев еще важнее, чем для нас, а я на суше — всего лишь обуза. Но все, что могу, я для тебя сделаю.

Впереди снова плеснул невидимый мерфей. Мы шли в таком густом тумане, что Орсия казалась лишь неясной тенью. До сих пор нас вел путеводный проток, но что если мне и потом, одному, придется идти в таком тумане? Как я найду Башню?

— Разве я не сказала, что тебя поведет твое сердце и вот это? — Орсия подняла конец шарфа. — Подожди отчаиваться, посмотрим, что будет дальше.

Лоскита предрекла беду и смерть, связанные с Башней… Даже если мне удалось избежать третьего будущего, ждущего меня в Долине, то ведь оставалось еще два…

— Нет! — Эта мысль, вырвавшись у Орсии, столкнулась с моей. — Верь, что будущее твое не предопределено, что ты можешь управлять судьбой. Послушай, если ты окажешься в безвыходном положении и поймешь, что тебе не уклониться от будущего, которое ты увидел на песке у Лоскиты, тогда произнеси те слова, которые вызвали ответ. Худшее зло ты все равно не навлечешь, но кто знает, может быть, переломишь судьбу, если противопоставишь силе — силу. Это опасно, но бывают обстоятельства, когда приходится решаться на крайние средства.

В тумане я утратил ощущение времени. Судя по свету, был день, но давно ли мы покинули нору, я не мог сказать. Проток постепенно мельчал, из воды все чаще выступали камни.

Орсия споткнулась об один из них.

— Здесь мы расстанемся, Кемок. Вот…

Она медленно развернула обмотанный вокруг жезла шарф и, выйдя из воды, села на камень. Ее мысли внезапно закрылись для меня — наверное, она была поглощена колдовством, стараясь усилить магическую связь между шарфом и той, что прежде носила его. Шарф лежал у Орсии на коленях, поверх обтрепанного зеленого шелка покоились ее руки, держащие рог, как горящую свечу. Орсия беззвучно шевелила губами, словно про себя произносила что-то нараспев.

Затем, наклонив рог, она подцепила острым концом шарф и протянула мне.

— Я сделала, что могла. Думай о Каттее и запомни — о той Каттее, с которой ты был крепко-накрепко связан, пусть даже она и живет теперь только в прошлом.

Я взял эту полоску шелка — уже совсем не такого яркого, каким я нашел его в каменном лесу, — собрал его в кулак и, сжав, попробовал сделать, как велела Орсия.

Где в прошлом была та Каттея, с которой Килан и я составляли неразрывное единство? Нет, не в Долине и не во время нашего бегства в Эскор, и не тогда, когда она была у колдуний, а мы с Киланом воевали на границе. Так, год за годом, я мысленным взором скользил в глубь прошлого, пока не достиг тех дней, когда мы, еще совсем дети, жили в Эстфорде, и мать приехала с убитым видом: Саймон Трегарт, наш отец, пропал, и никто не знал куда — разве что его взяло море.

Да, в те дни мы трое были едины, как никогда. Я извлек из колодца памяти образ Каттеи, еще не побывавшей в Обители Мудрейших, стремившихся воспитать ее по своему образу и подобию.

Я не знал, насколько верно мое воспоминание, но в том, что такой она мне тогда казалась, я не сомневался. Я мысленно восстановил ее образ со всей отчетливостью, на какую был способен. Та Каттея составляла третью часть неделимого целого, в единстве своем неизмеримо большего, чем любой из нас в отдельности. С ней я был связан неразрывными узами.