Трое против Колдовского Мира: Трое против Колдовского Мира. Заклинатель колдовского мира. Волшебница колдовского мира - Андрэ Нортон

Огромные глаза качнулись вниз, они снова оказались на уровне воды, но уже гораздо ближе. Снова струя зловонного дыхания.

— Кемок! — услышал я мысленный крик Орсии. — Глаза… не смотри в них… А-а-а!.. не пускай меня… помоги…

Я почувствовал, что Орсия вся напряглась, силясь преодолеть давление моего тела, и вот-вот вырвется у меня из-за спины.

— Глаза… они притягивают меня к себе… не пускай меня! — Теперь Орсия, охваченная ужасом, кричала во весь голос.

Дольше ждать было нельзя. Я толкнул ее плечом, Орсия отлетела в сторону и раздался всплеск — должно быть, она упала в воду. Но как бы ни действовали эти глаза на Орсию, надо мной они власти не имели.

Ни пробежать, ни прыгнуть вперед было невозможно — не пускало сильное течение; я словно увязал в глубоком песке и боялся потерять равновесие. Глаза на уровне моего пояса… значит, челюсти должны быть под водой.

— Ситри!

Это незнакомое слово вырвалось у меня, как боевой клич. Теперь я был уже не Кемок Трегарт, а кто-то другой, кто знал, как вести такой бой, и чувствовал себя уверенно в темноте один на один с невидимым врагом. Мне казалось, что я с благоговейным трепетом наблюдаю со стороны за собственными действиями. Я почувствовал, что моя искалеченная рука повинуется мне лучше, чем до ранения, и, бросившись вперед, взмахнул мечом…

Я попал прямо в один из бледных кругов. Из воды с душераздирающим ревом взметнулась громадная масса. Что-то отбросило меня одним сокрушительным ударом — должно быть, огромная лапа, — но я не выпустил из рук оружие и снова поднялся на ноги, встав спиной к стене прямо перед единственным светящимся кругом.

Чудовище устремилось на меня, и я ударил мечом, почти ни на что не надеясь. Острие попало во что-то твердое, соскользнуло вниз и вонзилось точно во второй круг. Меня отбросило назад и огромной тяжестью придавило к стене. Если бы я оказался под водой, то неминуемо бы погиб, потому что слишком сильно ударился и потерял сознание. Придя в себя, я почувствовал, что по пояс придавлен гигантской неподвижной тушей.

Левой рукой я осторожно пошарил перед собой: чешуйчатая шкура — судя по всему, огромная конечность. Все тело у меня онемело, и я попробовал освободиться, однако это оказалось не так-то просто. Наконец я выбрался и, шатаясь, поднялся на ноги, по-прежнему держа меч, как будто ничто не могло заставить меня выпустить его.

— Орсия! Орсия! — позвал я сначала вслух, а потом мысленно.

Может быть, во время схватки чудовище навалилось на нее, и она лежит теперь, раздавленная его весом?

— Орсия!

— Иду… — мысленно ответила она откуда-то издалека.

Прислонившись к стене, я ощупал себя: весь бок болел, но ребра, кажется, остались целы. Куртка была разодрана на плече.

Да, мне повезло — слишком повезло, чтобы назвать это просто счастливой случайностью. Может быть, сулькарцы правы, и, после того, как я взял меч, в бою в мое тело вселился дух его прежнего владельца? И что означало, то неизвестное слово, которое я, атакуя, бросил в лицо врагу (если только у чудовища могло быть лицо)? Надо запомнить это слово…

— Кемок!

— Я здесь.

Орсия шла ко мне. Вытянув перед собой руки, я наткнулся на нее, и ее пальцы горячо сжали мое запястье.

— Я упала в воду и, наверное, потеряла сознание. Меня унесло назад течением. Что… что здесь было?

— Чудовище мертво.

— Ты убил его!

— Его убил меч, я просто держал меч в руке. Но похоже, мы выбрали опасную дорогу. Впереди могут быть и другие неожиданности.

— Сзади идут фасы… а с ними то, другое…

— Что другое?

— Не знаю. Знаю только, что оно послано Тьмой. Оно даже отдаленно не похоже на человека, и фасы сами боятся его, хотя им и приходится сейчас иметь с ним дело.

Итак, нам оставалось двигаться только вперед. Мы перебрались через мертвую тушу, почти перегородившую поток, и отправились дальше. Раньше воды в туннеле было по пояс, а сейчас ее уровень из-за трупа чудовища, ставшего своеобразной запрудой, поднялся, и вода продолжала прибывать. Мы заторопились, опасаясь, что туннель затопит доверху.

— Глаза… ты сказала, что глаза притягивали тебя, — вспомнил я.

— А разве ты сам не почувствовал, — удивилась Орсия, — что ничего не можешь с собой поделать и сам идешь к нему в пасть? Но нет, ты, конечно, этого не чувствовал, иначе бы ты с ним не сразился! Значит, у тебя есть своя собственная защита, чужеземец!

Насколько Орсия могла объяснить, чудовище взглядом притягивало ее к себе, как будто парализуя ее волю. Может быть, так оно охотилось в этих темных туннелях, без труда захватывая жертву. Однако моя невосприимчивость к его магнетизму поразила нас обоих. Это могло быть связано с мечом. Какой бы невероятной ни показалась моя мысль, я не сомневался, что когда-то этот меч уже использовали против именно такого чудовища, и я вступил в схватку и победил лишь под воздействием памяти о том прошлом сражении.

К счастью, вода поднялась нам только по грудь, и я подумал, что будут делать фасы с этой перегородившей туннель громадой, когда наткнутся на нее.

Поток, по которому мы шли, вывел нас к подземному озерку. Здесь слышался плеск падающей с высоты воды. Свет, дневной свет, хотя и слабый, тусклый, падал сверху на пенящийся водопад, низвергавшийся из расщелины под сводами пещеры.

12

В воздухе висела водяная пыль, но все было видно. Я помог Орсии вылезти из воды, и мы встали спинами к стене напротив водопада — отсюда были хорошо видны расщелины вверху, пропускавшие свет (их было всего три).

Я понял, что вскарабкаться по отвесной стене возле самого водопада невозможно — слишком плотной была там завеса водяной пыли. Еще одна расщелина тоже была недоступна — она виднелась почти у нас над головой, и достичь ее мы бы могли только имея крылья. Я стал разглядывать третью расщелину — узкую и длинную — справа от водопада; можно было попробовать подняться к ней по скале.

Но даже если бы нам удалось выбраться наружу, мы не знали, где окажемся и что нас там ждет, Я поделился этой мыслью с Орсией, она покачала головой:

— Мы в горах. У тебя впереди по-прежнему — Черная Башня.

Меня удивила ее уверенность, но я не хотел спорить.

— Ты сможешь влезть на скалу? — спросил я.

Ее перепончатые ступни были наверняка мало приспособлены для такого восхождения.

— Не знаю, надо попробовать, — ответила она.

Скала блестела от воды, но была достаточно неровной, чтобы, цепляясь руками, лезть по ней босиком. Спешить тут было нельзя.

Я полез первым, ощупывая перед собой каждый выступ, то и дело оглядываясь на карабкавшуюся за мной Орсию. Подъем давался ей нелегко, и все же она медленно продвигалась вперед. Преодолев две трети пути, я встретил небольшой уступ, на котором мы могли сделать передышку — силы у нас были на исходе.

Выбравшись на уступ, я лег и протянул руку Орсии, помогая ей влезть на узкое пространство рядом со мной. Она растянулась вплотную ко мне; потом, раздувая ноздри, повернула голову к трещине в скале позади нас.

— Фасы!

— Здесь?

Уступ был совсем неподходящим местом для того, чтобы принять бой. Но лезть дальше и подвергаться нападению снизу мне тоже не хотелось.

— Сейчас их здесь нет, — сообщила Орсия через мгновенье. — Но эта трещина ведет в их нору. Надо скорее уходить.

Да, вход в нору фасов был неподходящим местом для отдыха, учитывая, что малейшего толчка в бок было достаточно, чтобы скинуть нас вниз. Я осторожно поднялся на ноги. Не обращать внимания на усталость, на боль в плечах и руках. Большая часть подъема уже пройдена. Думать только о нескольких дюймах впереди… о следующем выступе, за который можно ухватиться… а потом — о следующем…

Эта последняя часть пути была медленным мучительным восхождением. Моя покалеченная рука совсем онемела; я видел, как она хватается за камень, но не чувствовал его поверхности под непослушными пальцами. Вот-вот они разожмутся, и…

Но наконец рука моя просунулась в отверстие, ведущее наружу. Свет, лившийся из него, был неярким, и я решил, что наверху пасмурный день. Я вылез и оказался на дне ущелья, откуда бежал поток, низвергавшийся водопадом в пещеру. Кроме него вокруг были только отвесные скалы и песок. Повернувшись, я втащил за собой Орсию.

Вид у нас был истерзанный, одежда превратилась в лохмотья, перепачканные руки и ноги — в ссадинах и кровоподтеках. Но выбравшись из этих темных переходов, я почувствовал такое облегчение, что у меня закружилась голова; впрочем, это могло случиться и от голода.

Орсия подошла к потоку и опустилась возле него на колени, пристально вглядываясь в воду, как Лоскита в свой голубой песок. Затем она молниеносно сунула руку в воду и вытащила что-то отчаянно извивающееся, длинное и тонкое, похожее скорее на змею, чем на рыбу. Ударив свою добычу о камень, Орсия бросила ее на песок, потом снова сунула руку в поток. Как ни был я голоден, эти змееподобные твари не вызывали у меня аппетита. Вытряхнув из сетки раковины, Орсия бережно собрала в нее свой улов.