В глубине Великого Кристалла-2 - Владислав Крапивин

И здесь тоже - что за причуда? При чем тут Фаддейка? Только из-за окраски лепестков? Что за чушь... Кто это придумал?

Морщась, Юля прочитала мелкие буковки под названием: "Женя Зайцева, 5-й класс, школа № 2". "Глупая Женя Зайцева", - подумала Юля сердито и с неожиданной потаенной ревностью. И снова глянула на разлохмаченные рыжие лепестки. И... ничего не случилось (разве что неуловимый поворот головы или новое касание лучей), но в тот же миг Юля поняла, что это именно Фаддейка. И никто иной. И ничто иное.

Не было лица, но Фаддейка, озорно, с золотой своей искоркой, глядел на Юлю из путаницы растрепанных вихров и россыпи веснушек.

Это случилось так неожиданно, что она не успела даже удивиться. Она просто засмеялась - тихонько, про себя - от ласковой радости. От такой, будто опять встретила Фаддейку наяву. От ясного сознания, что ничего не потеряно. Ну, пускай увезли Фаддейку, но все равно он есть на свете, и все равно они друзья, и никто не отнимет у них этого недавнего августа с его приключениями, печалями и радостями. И встретятся они еще. Обязательно!

А кто эта девочка, эта умница, которая придумала такой замечательный портрет? Женя Зайцева, пятый класс... Наверное, хорошо знает Фаддейку, раз у нее получилось так весело и точно! Надо будет ее разыскать. Это совсем не трудно, в библиотечном абонементе наверняка есть карточка Жени Зайцевой, там все школьники записаны.

Можно будет встретиться и поговорить обо всем, что связано с Фаддейкой, о ребячьих играх, о плаваниях на плоту, о воздушном шаре, похожем на марсианский глобус... А может, Женя знает и о Фаддейкином Марсе?

Этот Марс представился Юле не холодным и покрытым красными песками, а добрым и теплым. Сплошь поросшим вот такими оранжевыми крапчатыми цветами. Над ковром этих цветов, над выпуклым красно-апельсиновым полем под лилово-синим густым небом расстилался в беге огненный конь. И стоял у него на спине Фаддейка - с разметавшимися волосами, в сбившейся рыжей майке, веселый и ловкий. Смеялся, качаясь и взмахивая тонкими руками.

Юля перестала дышать, чтобы удержать в себе это ощущение летящей радости. Украдкой дернула с букета длинный лепесток, спрятала в сумку и пошла из Дворца. И видение мчащегося на коне Фаддейки, чувство его полета несла в себе, как налитый до самых краешков стакан.

Потом это чувство стало, конечно, поменьше и поспокойнее, радость послабее. Но совсем радость не ушла и грела Юлю по дороге к дому...

Со сжатыми губами и независимым видом (хотя и с екнувшим сердцем) прошагала Юля без остановки мимо почты. Спустилась к реке, прошла через мост. Вдоль реки тянул холодный, осенний уже ветерок, низкое солнце не грело, только рассыпало по воде медную чешую (и Юля вспомнила старые монеты и таргу). А потом, уже на берегу, вспомнила Фаддейкину игру с телефоном... Или не игру? Как он, зябко поджимая ноги и прикрывая ладошкой трубку, торопился сказать что-то в неработающий микрофон... Что он говорил? Кому звонил по лишенному проводов телефону?

А... если и ей попробовать? Поговорить с Фаддейкой?

"Фаддейка, слышишь меня, а? Где ты сейчас?.. А я твой портрет только что видела..."

Юля засмущалась сама перед собой, но удержать себя от странной и печальной этой игры не смогла. Да и не хотела. Боязливо оглянулась. Пусто было кругом. Она потянула ржаво запищавшую дверцу, шагнула в будку. Сняла тяжелую и холодную трубку... РЫЖИЙ ВЕЧЕР

Она была уверена, что телефон, как и в прошлый раз, ответит каменным молчанием. Понимала, что придется самой представить Фаддейкин голос и все его слова - и тогда станет грустно и все-таки хорошо, придет ощущение ласковой сказки...

Но в наушнике послышался легкий гул, создавший впечатление далекого и громадного пространства. Это пространство было пересыпано легким потрескиванием помех. Юля судорожно вздохнула и придавила трубку к уху. В трубке неожиданно близкий и ясный мужской голос проговорил:

- Ну, кто там еще? Вам кого?

- Мне... Фаддейку, - перепуганно сказала Юля, поражаясь тому, что происходит.

- Деева? Он же уехал! Может быть, Кротова позвать?

- Нет... Сеткина, - пробормотала Юля, изумившись собственной глупости и понимая, что надо немедленно повесить трубку.

- Это кто? - Голос зазвенел раздражением. - Костя, кто там цепляется к линии? Работать не дают!

Голос неизвестного Кости откликнулся из глухой глубины:

- Это, наверное, заречная точка... Эй, отключитесь там, автомат на проверке...

И Юля опустила трубку на рычаг. И заметила в квадрате выбитого стекла, что от будки тянется к столбу черный провод.

Она постояла еще, сама не понимая: огорчается ли, что разговор с Фаддейкой не получился, или все-таки довольна, что в трубке не оказалось мертвой тишины? Потом вдруг вспомнила давнюю детскую книжку о телефонных гномах, усмехнулась и сказала довольно громко:

- Эх ты, Фаддейка-Фаддейка...

- Чего?

Он стоял в шаге от будки.

Это было настолько непостижимо, что Юля, как и там, на выставке, не сумела удивиться. И даже не обрадовалась. Только обмякла как-то и шепотом сказала:

- Батюшки, это ты?

И тут же поняла, что не он. Какой-то мальчишка. И вид-то даже непривычный для Фаддейки: новенькая школьная форма, вязаный красно-синий колпачок...

Но огненные-то клочья, рвущиеся из-под шапки, - чьи?

Взгляд с насмешливой искрой - чей? И улыбка-полумесяц! Ой, ма-ма-а...

- Это ты?!

Он сказал с ехидцей:

- Это мой прадедушка Беллинсгаузен. Ты что, за сутки разучилась узнавать?

Юля ухватила его за плечи:

- Господи, откуда ты свалился?

- С Марса, - хихикнул он, но тут же заулыбался радостно и хорошо. - С вокзала, конечно! Час назад!

- Да как ты успел-то?

- Очень просто. Приехал в Среднекамск, а через три часа на обратный поезд...

- Один?

- Первый раз, что ли!

- Фаддейка... Ты сбежал?

- Вот еще! Мама сама на поезд проводила... Видишь, и форма на мне, и учебники я привез. Первую четверть здесь проучусь...

"Хорошо-то до чего!" - подумала Юля, чувствуя, что все это - как бы продолжение сказки с цветочным портретом. Но тут же кольнула тревога.

- Фаддейка... А как же мама отпустила тебя? Она ведь... ну...

Он вскинул потемневшие глаза и сказал с сумрачной решительностью:

- Хочешь знать, как? Очень просто. Полсуток ревел без передыха. - И замолчал, говоря глазами: "Теперь презирай, если хочешь".

- Какой же ты молодчина! - сказала Юля.

Тогда Фаддейка заулыбался опять:

- Ага!

- Нет, ну ты просто... ты волшебник какой-то.

И опять он сказал:

- Ага, конечно. - И добавил деловито: - Пошли домой, чего стоять. Есть хочется.

- Ой, и мне хочется, я сегодня не обедала... Фаддейка...

- Что? - сразу насторожился он.

"Не надо спрашивать", - подумала Юля и, конечно, не удержалась:

- А ты... все-таки почему ты так очень хотел вернуться?

Ой, хорошо, что он не набычился и не ощетинился насмешливыми шипами. Усмехнулся добродушно:

- Тебе опять одна причина нужна, да? А их много.

- Ну... а какие? - сказала Юля уже посмелее.

- Во-первых, из-за тебя... Помнишь, ты обещала мне мотив той песни про коня напеть? Так и не успела. Вот теперь никуда не денешься. - Он стрельнул золотистым глазом.

- Не денусь, - кивнула Юля.

- Во-вторых... ну, тут еще с ребятами дела всякие. В-третьих, тете Кире одной скучно. Она ведь не по правде ворчит, что намучилась со мной...

Они шли к дому, Фаддейка глянул на Юлю сбоку, быстро и нерешительно. Словно было еще какое-то "в-четвертых", но он стеснялся. Юля терпеливо молчала.

- Боялся, что конь уйдет, - тихо сказал Фаддейка.

- Конь?

- Ага... - Он смотрел теперь на Юлю без всякой усмешки, смущенно даже, но глаза уже не отводил. - Юль... Понимаешь, мне показалось, что я тебя бросил, когда уехал. А если бросил - это все равно, что предал...

- Но ты же не виноват был, - с прихлынувшей благодарностью отозвалась Юля. - Ты же не сам!

- Не виноват - это если совсем ничего не можешь сделать. А я все-таки ведь мог... Вот видишь, приехал.

"Умница ты моя", - чуть не сказала Юля, но не решилась и только спросила:

- Фаддейка, а конь-то при чем?

Он поддел новым ботинком валявшийся на досках яблочный огрызок и проговорил с запинкой:

- Ну... это на Марсе обычай такой... То есть примета... Если человек кого-то предал, от него уходит любимый конь... Не веришь?

- Верю, - поспешно сказала Юля и вдруг спросила, поддавшись новому толчку радости: - Фаддейка, а мы слазим еще на колокольню?

- Само собой! - сказал он, будто ждал такого вопроса. - Когда деревья золотые, знаешь, какая красота с высоты видится! Я и для этого приехал тоже...

- Да, в самом деле много причин...

- Конечно... Письмо вот одно ждал, а его все не было. А сейчас прибежал с вокзала, заглянул в ящик, а оно есть!

- Важное письмо?

- Еще бы.

Юля вздохнула. Никогда в жизни не бывает, чтобы все хорошо. И несмотря на радость от встречи с Фаддейкой, где-то позади этой радости все равно сидела в Юлиной душе колючая тревога из-за Юрки, из-за непришедших писем. Теперь тревога ожила и, словно проснувшийся игольчатый еж, выбралась из норы на свет. И Юля не сумела загнать ее назад. Грустно (и все же с капелькой наивной надежды, что сказка продолжается) Юля проговорила: