Музыка ночи - Рут Уинд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, детка. — Она положила вилку. — Наверное, ты права. Если бы только это было не так.
— Если бы, Лэни. Даже не могу передать, насколько мне этого хочется.
— Ну что ж. Стоило попытаться. — Лэни взглянула на Пайкет, которая с порозовевшим носиком облизывала лапки. — Дело в том, что мы обе держимся, пока он не найдет, за кого сможет еще держаться.
— Вы не больны? Лэни махнула рукой.
— Ой, я больна уже много лет. Как эта кошка. Я принимаю таблетки, понижающие сахар, и от сердца, и от давления, а с недавнего времени и еще какие-то, и даже не хочу знать, от чего они. — Она решила переменить тему: — Непосредственной опасности, что мы скоро отбросим копыта, нет. Продержимся.
Элли засмеялась, с облегчением глядя, как старушка снова взялась за вилку.
— Ну и как продвигается твоя биография? — Элли с воодушевлением сказала:
— Есть прогресс. Я почти закончила исследование, осталось несколько интервью. Вы ничего о ней не помните?
— Ну конечно, помню. Наше время отличалось от теперешнего, но это маленький городок, и мы все друг друга знали, цветные и белые. — Она смела со стола крошки. — Мейбл была лет на двадцать моложе меня, так что я уже достаточно выросла, чтобы следить за тем, что тогда печаталось в газетах. Я всегда гадала, куда она могла исчезнуть.
— Вы не слышали, что об этом судачили люди?
— Ой, конечно, все обсуждали это. Некоторые говорили про убийство. Другие утверждали, что у нее было разбито сердце, или что она родила ребенка, или что она убила своего любовника и не смогла вынести этого, вот и сбежала.
— Убила своего любовника? — Элли прищурилась. — Родила ребенка? Вы считаете, что это правда?
— Не знаю. Что-то может быть правдой. — Лэни промокнула губы. — Тебе надо поговорить с Доком из клуба Хопкинса. Он был без ума от нее.
— Да, надо. — Элли вздохнула и поставила тарелки на полку. — Он хочет говорить о ней, но только не плохое. — Она улыбнулась. — А я полагаю, что родить ребенка вне брака тогда считалось ужасно скандальным.
— Да уж.
Тут Элли словно озарило, и она покрылась мурашками.
— Ой! — вскрикнула она. — Ну конечно! — Лэни хмыкнула:
— Что такое?
— В ее жизни есть период, когда она исчезла на шесть недель, и это выводит меня из себя. — Задумавшись, ощущая нарастающее волнение, Элли машинально понесла свою тарелку к мойке. — Мне никогда не приходило в голову, насколько в то время все было по-другому. Если она была беременна, ее карьере могло бы здорово повредить рождение внебрачного ребенка. — Элли замолчала, уставившись в пустоту, где все осколки головоломки совместились, как на экране компьютера. — В таком случае ей пришлось скрывать свою беременность и роды тоже.
— Без сомнения.
Элли подскочила и от избытка чувств поцеловала Лэни в седую голову.
— Мне надо идти. Большое спасибо!
ЛЮБОВНИКИ
Она любила наблюдать за ним спящим, когда спадали все маски и уходила опасность, открывая истинное лицо человека. Но такой шанс выпадал ей редко, так свободно смотреть на него беззащитного. Он остерегался этого.
Сейчас он крепко спал, вытянувшись, как кот, в луче солнечного света. "Как черный кот, — сказал бы он, — пантера". Он бы потягивался, и изгибался, и урчал, как кот, ей на ухо, и покошачьи покусывал бы ее за шею.
Но слово "черный" к нему не подходило. Даже его волосы не были понастоящему черными, скорее темнокоричневыми, но в такие моменты, как этот, каждый его крохотный завиток ловил золотой луч солнца и возвращал назад, миру. Его голова, казалось, светилась от этого. Или ее окружал золотой ореол, как на средневековых картинах.
Его ресницы и брови… Она оперлась подбородком о руку и задумалась. Он стеснялся своих ресниц. Они были такими длинными, что опускались на щеки, словно опахала, делая его спящее лицо похожим на лицо ребенка. Обычно говорят, что спящий мужчина похож на ребенка, но в этом случае это было именно так из-за его очень длинных темных ресниц. Вот они, наверное, действительно были черными.
Но не его кожа. Самая гладкая из всех, что она когда-либо видела, почти совсем безволосая, — руки, ноги, грудь и подбородок — и нигде ни малейшего изъяна, ни шрама. Но ни одна женщина, с самым крошечным умишком, никогда не засомневалась бы в его мужественности. Все части его тела были длинными и изящными, без малейшей мягкой складки, только гладкие, созданные для труда мышцы рук, спины и бедер.
Иногда она гадала, полюбила бы его, если бы он выглядел по-другому, но было невозможно представить его в другом теле, с другим лицом. Она сгорала от желания заниматься с ним любовью, с этим телом, потому что оно принадлежало ему. Смотреть на него доставляло ей наслаждение, потому что он был красив, но еще и потому, что это лицо и это тело были вместилищем его сердца, его души. Она потянулась и обхватила его щиколотку, чтобы почувствовать его.
Это, должно быть, разбудило его, потому что он протянул сильную изящную руку и положил ей на голову.
— Иди сюда, детка, — сказал он. — Я тебя обниму.
Она с радостью придвинулась, оказавшись в кольце его рук, и положила голову ему на плечо. Он поцеловал ее в макушку и, прижавшись щекой к ее волосам, снова заснул.
Глава 17
Элли долго выбирала, что надеть — трудно было подыскать что-нибудь чистое и не мятое. Надо будет на днях заняться большой стиркой. Единственное, что осталось, — это синий ситцевый костюм без рукавов, который никогда ей особенно не нравился, но он хорошо на ней сидел и с пиджаком смотрелся вполне прилично.
Однако сегодня было слишком жарко для пиджака, и она ограничилась тем, что натерла руки кремом от загара, впервые заметив, что почти не загорела. Что касается волос, то она, поколебавшись, оставила узел на макушке.
Подъезжая к клубу Хопкинса, она подумала, что все ее сомнения — результат нервозности. Что там будут за посетители поздним утром? И работает ли сейчас Док? Она притормозила. Наверное, надо было вначале позвонить. "Успокойся, Коннор, — ехидно сказала она самой себе. — В чем дело? Самое плохое, что может произойти, — самое-самое — это то, что Дока там не окажется или он не захочет говорить о Мейбл".
Но в глубине души Элли должна была признаться, что опасалась идти одна в негритянский клуб в городе, который не очень хорошо знает. Одно из неписаных правил культурной жизни Америки — человек должен быть приглашен в загородный клуб, или на ужин в городское общество, или в любое другое место, где собираются в основном представители другой этнической группы. Зайти без приглашения означало наткнуться на один-два ледяных взгляда.