Эпоха зомби - Александр Шакилов

Его душа вернулась в тело, оставленное в купе. Легкие с хрипом наполнились воздухом.

Мариша испуганно отпрянула.

— Как в сказке, — сказал Ашот, наблюдая за Данилой. — Только вместо спящей принцессы у нас принц. Ты как, нормально, брат?

Дан кивнул. Голова звенела, глаза застила дымка. И во всем теле слабость. Он обнаружил, что лежит на сиденье, куда его, по-видимому, затащили друзья, когда он потерял сознание. Точнее — когда его сознание упорхнуло вслед за Семеном-проводником и Равилем.

— Гурбан объявился, Равиль куда-то ушел, нас заперли, а ты, братишка, вырубился, как неживой вообще стал. Я тебя по щекам давай уже, искусственное дыхание хотел делать, но тут Петрушевич удружила, чмокнула тебя, а ты — вот.

Дан представил, как ситуация выглядела со стороны. Да уж…

— Долго меня не было? В смысле, долго я был в отключке? — спросил он у Мариши.

— Минут пять.

Долго. Впредь надо осторожней экспериментировать с душой, сознанием, эфирной сущностью, или как там это называется. А то мало ли…

— Брат, давай дверь вышибем.

— Не надо. Равиль вот-вот вернется. Ему удалось задержать Гурбана на некоторое время.

Ашот сделал большие глаза:

— Откуда знаешь, брат?

— Просто знаю.

Мариша погладила Данилу по лицу, еще горевшему от пощечин толстяка.

Щелкнул замок, в купе вошел Равиль.

— Что случилось? — Он посмотрел на одного доставщика, потом на другого, и в конце концов остановил взгляд на Дане.

— Ничего, — не моргнув, соврал тот.

Ему почему-то не хотелось, чтобы вольник узнал о его новых способностях.

Вот не хотелось, и всё.

Плечо Фазы раз за разом вминалось в дверь перехода. Дверь вибрировала, но не сдавалась. Хорошая сталь, отличные запоры.

— Отойди, Фаза! Дай-ка я! — Ксю со злостью вскинула ППШ, прижала приклад к плечу. Ни дать ни взять партизанка из фильма о Великой Отечественной, просмотренного Гурбаном в детстве. Только валенок и красной ленточки на папахе — вместе с самой папахой — не хватает.

— Не вздумай, — остановил он девушку. — Это не поможет, зато всех завалишь рикошетом. И охрану в ружье поднимешь точно.

— Так что же делать, командир?

— А ничего. Пока ничего. Никуда Сташев с поезда не денется, на ходу не спрыгнет. Тут зомбаков вокруг столько, что только полный псих на своих двоих по Территориям пойдет. Да и на машине не факт, что проедешь. Мальчик не пташка, не улетит от нас. Сейчас или через час, пусть через два, а все равно возьмем. Только бы у пацана в Остроге-на-колесах своих людей не было. Хотя наверняка есть… — Гурбан размышлял вслух, иногда он позволял себе это делать. — Возвращаемся. Тут не выбраться.

— Куда не выбраться, Гурбан? — спросил Мясник.

На его камуфляж было страшно смотреть: пробитая пулями форма производила тягостное впечатление на тех, кто знал, чем грозили человеку подобные ранения. Даже в бронике не каждый осмелился бы принять на грудь очередь из «калаша». Кстати, бронежилет Мясника остался в подвале штаб-квартиры мосинцев, там он его снял.

— Куда надо, — отшила новичка Ксю. — Если командир сам не сказал, не спрашивай. Такие у нас правила. И тебе придется их соблюдать.

Резко мотнув головой, она отбросила челку, упавшую на лицо. Затем повесила трофейный ППШ на плечо. Второе уже оттягивала спортивная сумка с магазинами.

Гурбан кивнул — мол, права блондинка, и ты, Сережа, теперь один из чистильщиков, а не какой-то особенный.

— Всё, назад идем. На месте определимся, — скомандовал он.

Кто бы знал, как ему претила богадельня на колесах, но иного пути к Сташеву не было. Скоро — очень скоро! — они по-мужски крепко обнимутся, даже если пацан окажет сопротивление.

Но надейся на лучшее, а готовься к засаде — такой у Гурбана жизненный принцип с начала Псидемии. Времена оптимизма канули в лету, как и не было никогда. Солнечные дни, прогулки по парку, прохлада фонтана, ряды лакированных лавочек, детишки в электромобильчиках и одинокий пони, привязанный к ели в ожидании пассажира… Яркая поначалу картинка с каждым годом становилась все тусклее. Не образы уже, а набор слов, который должен что-то означать, будить светлые чувства в душе, покрытой толстым слоем пороховой копоти. Но в душе Гурбана больше не было места для подобной ерунды. Все занимала ярость, замешанная на ненависти к слизням, чертовым кукловодам, дергающим за ниточки людских и не только нервов!..

Гурбан взглянул на своих бойцов. Ксю, Фаза, Доктор, Бек и Мясник. Чистильщиков изрядно потрепало в пути. И надо бы переодеться и пополнить припасы — с водой и жратвой совсем туго… Но вряд ли в Остроге-на-колесах есть магазин модной в этом сезоне одежды — вот уж много лет популярного армейского камуфляжа. И даже если лабаз существует, чистильщикам нечего предложить взамен. То есть вообще!

Многие годы Гурбан только тем и занимался, что очищал планету от червеподобной погани, плодившейся так, что куда там кроликам. Богатств он не нажил, потому как мародерствовать в развалинах не любил, делал это лишь по необходимости. Сначала бродил по Территориям сам, потом рядом появились люди, которые хотели заниматься тем же, что и он, — с оружием в руках делать мир безопаснее. Одни гибли, другие попадали под контроль слизней и умирали от пуль Гурбана и его соратников, которых стали называть чистильщиками. Это было непросто — стрелять в того, с кем вчера делил кров и последний кусок хлеба, кто выручал тебя из передряг, тащил тебя, раненого, на себе. Непросто — для новичков, для тех, кто только вступил на тропу войны. Со временем, если везло, новички превращались в ветеранов, выполнявших свою нелегкую работу вопреки всему. Толстый слой пороховой копоти — вот щит, который спасал их от безумия. Дави на спуск, не жалей ни о чем, уничтожай слизней — в этом предназначение чистильщика.

Но паразитов не становилось меньше!

Наоборот — чем больше их уничтожали, тем активнее они плодились. Война, затеянная Гурбаном, изначально была обречена на провал. У человечества не было шансов ни на суше, ни в глубинах под защитой прочных корпусов субмарин. Быть может, лишь в космосе сапиенсы могли оставаться еще независимыми от воли слизней, да и то вряд ли.

И вот, когда шанс на спасение таки появился, на пути у Гурбана встала запертая дверь! Ну надо же!..

Он понял, что медлит, оттягивает возвращение в вагон для бедных, освобожденный от ига проводников-беспредельщиков.

— Можно я, командир? — Фаза, как всегда, был незаменим в подобных ситуациях.

Гурбан кивнул и посторонился. Раздвинув двери, Фаза первым вошел в склеп для заживо погребенных.

— А что там с Гурбаном? Проблема решена? Проводник помог?

Дан едва не ляпнул «старший проводник», но вовремя прикусил язык, поэтому последний вопрос прозвучал невнятно, но Равиль понял, о ком речь.

— Помог. Но не совсем. И потому нам нельзя здесь оставаться.

— Ну вот, попили, называется, чайку… — буркнул Ашот, пряча чайник и спиртовку в кладовую под диваном. — С вещами на выход. И куда мы теперь? Из купе в спальный вагон? С биде, джакузи и золотым унитазом?

— Типа того, — согласился с домыслами Равиль. — Тебе понравится.

Ашот задумался. Что тут, в Остроге-на-колесах, могло его заинтересовать? Стук колес, соседство головорезов Гурбана, фуражка проводника в кожанке? Пожалуй, ничего из этого не могло доставить ему удовольствия.

У Дана тоже не было идей насчет того, куда они собираются рвать когти и где залягут на дно. На рельсах в заброшенный гипермаркет не свернешь — поезд он и есть поезд, как его ни назови, хоть острогом, хоть чем с ручкой на колесах.

— Я покажу куда идти. — В коридоре путников поджидал старший проводник Семен Маркович. — Но сначала надо бы кое-куда заглянуть. Опасно разгуливать налегке. Мало ли…

У Дана аж зудело, так хотелось назвать проводника по имени-отчеству и посмотреть, как лицо его при этом изменится. Наверное, у Семена Марковича челюсть отвиснет. Но нельзя. Что за мальчишество? Зачем показывать, что ты умнее, чем кажешься, и знаешь больше, чем доверено? Лишний козырь в рукаве никогда не бывает лишним. Даже если играешь со своими. Точнее — с Равилем.

Вот только свой ли он?

Слишком странно вольник вел себя и тут, в Остроге-на-колесах, и в радиоактивном Орле, да и в самом начале, в Училище… Обо всем этом доставщик думал, топая к купе проводника с соответствующей табличкой из картона и корявой надписью на ней «ПРАВАДНИК».

— Стойте здесь. — Семен Маркович приоткрыл дверцу ровно настолько, чтобы протиснуться внутрь.

Минуту спустя он боком выбрался в коридор.

И навел на Дана пистолет.

Большой, блестящий от масла «стечкин».

— И чтоб тихо тут сидели! А не то!.. — услышал Гурбан, вернувшись в вагон для бедных.