Загадка тетрадигитуса - Борис Борисович Батыршин

лайми кукуют под охраной в трюме (на бывшем трансатлантике полно свободного места, так что пленных было решено разместить у нас), а корабельный врач торопливо обрабатывает раненых. Я же стою на мостике и провожаю взглядом медленно оседающий в воду броненосец – несомненное свидетельство нашей победы, за которую пришлось заплатить немалую цену. На "Мономахе" полтора десятка убитых и не меньше тридцати раненых; на месте гибели "Рынды" из воды подняли меньше ста человек из четырёхсот. В списках погибших значатся командир корвета, капитан 1-го ранга Ф. К. Авелан, а так же мичман Александр Романов, четвёртый сын великого князя Михаила Николаевича и Ольги Фёдоровны, внук Николая I. В нашей истории Великий князь Александр Михайлович совершил на "Рынде" кругосветное путешествие, побывал в Сиднее по случаю празднования 100-летия британской колонии в Австралии – после чего с чистой совестью занялся прочими своими великокняжескими делами. Здесь же события развивались иначе: вдохновлённый примером Георгия (между прочим, тот младше по возрасту), Великий князь попросил оставить его служить на корвете, принял участие в средиземноморском походе отряда Дубасова – и вот, стал первым, уж не знаю, за сколько лет, членом венценосной семьи, погибшим в бою. Что ж, у цесаревича, как и у всех его многочисленных родственников (не считая столичного придворного общества и высшего света) появился повод для траура, а счёт к Британии в этой едва успевшей начаться войне уже вырос на целого представителя правящего дома.

Я слишком циничен? Зря, наверное – ведь я совершенно не знал погибшего. Возможно, тот был славным малым, ничем не уступающим тому же Георгию – одно то, что Великий князь, если верить выжившим с "Рынды", отказался уходить с гибнущего корвета и до последнего руководил погрузкой раненых в шлюпки, говорит в его пользу. Тела не нашли, так что не лежать Александру Михайловичу рядом с длинной чередой предков, в фамильном склепе Романовых. Но ничего – в море хватит места для всех, и для Великих князей и для простых матросов, и для тех, кто сложил головы под "Юнион Джеком" и для тех, кто погиб под сенью Андреевского флага. Как там у любимого поэта отца?

"…Наше море кормили мы тысячи лет И поныне кормим собой, Хоть любая волна давно солона И солон морской прибой: Кровь англичан пьёт океан Веками – и всё не сыт. Если жизнью надо платить за власть — Господи, счёт покрыт!.."

Англичане, русские – морю всё равно. Оно, как и смерть, не разбирает ни подданства, ни нации.

Вечная память…"

* * *

Средиземное море.

Где-то на подходах к Гибралтару.

Семёнов поднялся на мостик. Для этого пришлось попросить разрешения артиллерийского лейтенанта, выполняющего обязанности старшего офицера – флотская дисциплина неумолима. Разрешение было получено, и теперь он стоял на крыле мостика и смотрел на полощущийся в трёх кабельтовых впереди Андреевский флаг на корме "Владимира Мономаха". Широкая пенная дорожка расходилась по сторонам, и форштевень "Горыныча" резал её, как нож кондитера режет меренги.

Вечерело. Иван и Николка дрыхли в своих каютах, вымотанные перипетиями этого дня, а сам Олег Иванович, остро переживавший собственную никчемность – морское сражение он наблюдал с полубака, не желая путаться под ногами у людей, занятых делом, – никак не мог найти себе места.

– Идём к Гибралтару, Сергей Алексеевич? – спросил Семёнов. Никонов кивнул.

– Да, Фёдор Васильевич решил рискнуть и идти на прорыв. По мне – так вполне разумное решение…

Олег Иванович кивнул. Капитан первого ранга Дубасов, будущий вице адмирал и генерал-адъютант, московский генерал-губернатор и палач Декабрьского вооружённого восстания, искалеченный бомбами эсеров – любопытно, как сложится его судьба в этой реальности? Если он, и правда, сумеет вывести отряд из ловушки Средиземного моря, то милости и награды ему обеспечены…

– Пока "Амфион" не доберётся до Мальты, – продолжал Никонов, – англичане будут полагать, что мы уничтожены или хотя бы сильно потрёпаны. Тогда нам остаётся одно: уходить в нейтральный порт и там либо чиниться наскоро, либо разоружаться. А о появлении русских кораблей в любом крупном порту Средиземноморья сразу станет известно, спасибо телеграфу – тогда Роял Нэви не замедлит этот порт блокировать, сил у них достаточно.

– Но ведь мы действительно потрёпаны! "Рында" погибла. У "Мономаха" разворочен борт, разбито орудие, "Корнилов" в результате тарана получил подводную пробоину. Правда, небольшую, её уже заделывают…

Никонов кивнул.

– Вы правы, конечно, Олег Иванович, победа нам дорого далась. Но ход отряд сохранил, он даже несколько вырос – раньше нас сдерживала тихоходная "Рында". Так что, пока англичане не опомнились, попробуем выскочить в Атлантику. Ночи сейчас тёмные, безлунные, шанс, хоть и невеликий, есть.

На полубаке среди белых матросских роб мелькнуло бледно-зелёный шёлк. Берта. Семёнов вытянул шею, приглядываясь, однако соблазнительный силуэт уже скрылся за колонной грот-мачты.

Никонов спрятал усмешку.

– Идите, Олег Иваныч, займите барышню, а то ей у нас, надо полагать, скучно. А вечером, после восьмой склянки, жду вас в капитанском салоне – адмиральский кок, которого мы сняли с "Инфлексибла" сулил приготовить какое-то необыкновенное суфле из креветок и прочих морских гадов. Закупили ещё в Марселе, с тех пор держим на льду – наш-то кок, Антип, не знает, как к сим деликатесам подступиться… Продегустируем, заодно – обсудим, как быть дальше.

Семёнов кивнул, что-то благодарно пробормотал и, скрывая смущение, полез по трапу вниз.

* * *

Вечер. Только что отбили семь склянок. Чёрное небо усыпано крупными средиземноморскими звёздами, тёплый, почти горячий ветер со стороны Африки пахнет песком. Позади, на мостике вахтенный офицер перекликается со штурвальными.

– Курс?

– Зюйд-Вест-тень-Вест, вашбродь!

– На лаге?

– Четырнадцать узлов!

Берта стоит рядом – молчит, не отрывая взгляда от горизонта. Семёнову вдруг до боли захотелось повторить знаменитую сцену из "Титаника" – подхватить её, перекинуть через леер и поставить на самый нос, крепко обхватив за талию – чтобы раскинула руки, словно летит между звёздным куполом неба и его отражением в водной глади. Увы, наваждение почти сразу