Жена для отщепенца, или Измены не будет (СИ) - Марина Бреннер

у Эмелины мысль, быстрой и острой бритвой чиркнув словно по горлу — Значит, может. Может, миленький. Уводить надо его отсюда…»

И, нарочито встряхнувшись всем телом, магичка тут же принялась хныкать, усердно нагоняя жалобности в голос:

— Ой, милый! Поехали — ка скорее! Я замерзла, ноги холодеют, пальцы застыли… Есть хочется, и спать прямо до немогу как! Лошади вон фырчат… Да и вдруг волки⁈ Они, знаешь ли, почище всяких призраков взгреют, нападут, так мало не покажется! Поеееехали!

Сказать, что страха не чувствовала отчаянная льерда Ланнфель, это соврать. Страшно ей было, и ещё как!

Но, однако же, вовсе не призраков боялась магичка. Будучи по своему существу довольно таки черствой, вполне оправдывала Эмелина определение «тупоголовой», данное ей как призраком Дишена Ланнфеля, так и льердом Саццифиром.

«Тупоголовая», «деревянноголовая», нечувствительная. Черствая. Что было, то уж было.

Она — да. Такая! И, поэтому, ни один призрак ничего с ней не сделает. А вот с супругом… вполне.

Светом да звуками поманили же? Позвали зачем — то? Не иначе, как его хотят теперь у неё, Эмелины, отобрать!

Ну так вот… нетушки. Обломаются.

Окончательно окрепнув этой мыслью, льерда Ланнфель глухо и злобно хихикнула.

После же, украдкой показав кукиш темному, молчащему безмолвию и, для верности коротко высунув язык, продолжила жалобное нытье про холод, голод и жуткие, волчьи стаи.

Даже самому несведущему, лакированному и изнеженному теплом и удобствами городскому жителю и то было бы понятно, что вот как раз волков теперь бояться нечего!

Выйдут осторожные, лесные звери к оживающей движением дороге, как же. Делать им больше нечего, как нарываться на ружья и факелы могущих дать отпор людей!

Ланнфель избалованным городским жителем не был. Да и глупцом также, не являлся.

Тем не менее, лишь только услышав, что у благоверной замерзли ноги, отреагировал бурно:

— Так говорю же, зачем тащилась за мной? Эмми! Да ты ноги промочила… Ну ка, живо. На руки ко мне. Едем. Быстро.

Крепко подхватив жену под ягодицы и прижав к себе, вольник пошел к послушно ждущему их экипажу.

— Что там такое было — то? — крикнул возчик, выдохнув огромный клубок едкого, табачного дыма — Случилось чего, льерды?

— Мертвяк там стоял, — рыкнул вольник, усадив супругу в натопленную, уютную глубь — Про тебя спрашивал.

Доверчивый мужичок округлил глаза:

— Че… чего?

— Того, — ответствовал льерд — В гости тебя ждет, сказал. Хочешь, так иди. До дома уж сами доедем…

Предложение прозвучало довольно заманчиво, что и говорить!

Однако же, одновременно с хлопком закрывающейся дверцы послышались резкое «хххоррр!» и свист погонного хлыста, тут же прогулявшегося по спинам мирно до этой минуты стоявших лошадей.

Нескольких секунд даже не прошло, как экипаж, свистя полозьями, уже несся по дороге, чуть ли не кренясь на поворотах и обгоняя медлительные, тяжёлые, торговые, крытые повозки.

Стоит ли уточнить, что до чистенького, убеленного снегом Сарта — Фрет супруги Ланнфель добрались не то что быстро, а очень быстро?

…Номер, в уже знакомом Гостевом Дворе им предоставили пристойный и аккуратный, ничуть не хуже того, какой уже был раньше.

Прислужники, хорошо запомнившие хамоватого, но хорошо платящего, богатого льерда в лицо, при виде благодетеля растянули масляные физиономии в радушных улыбках.

Горячая купель, вкусный ужин и напитки были поданы незамедлительно, белье хрустело чистотой, а новая посуда явно была извлечена откуда — то из «загашника».

Нашлись у служек также и горячее вино со специями для льерда Ланнфеля, и даже… о Боги! Раскаленный, булькающий жирными сливками и ореховой крошкой шоколад для уважаемой, измученной тяжелым путешествием, насмерть уставшей, нежной льерды.

Всё, казалось, было позади. И можно уже отбросить все неприятности, трудности в дальний угол, словно пропыленный, изодранный, старый плащ!

Но отчего — то всё ещё не могла этого сделать Эмелина, не могла никак, нежа на чистейших простынях завернутое в колючее, теплое одеяло намытое до скрипа, приятно поднывающее легкой усталостью тело.

Прижавшись щекой к горячему плечу крепко спящего супруга, катала она теперь во рту твердую сахарную карамельку, пытаясь избавиться от странного, острого ощущения, что дальше они проследуют…

…не одни.

Глава 46

Проснулись супруги утром посвежевшими, и неожиданно полными сил.

И, если насчет самого льерда вопросов не возникло, потому как достопочтенный масловладелец и Совладелец Академии Боевых Искусств продрых всю ночь аки мерин после пахоты, то нежная льерда была своим самочувствием приятно удивлена.

По логике вещей, не слишком привыкшей к долгим путешествиям, да ещё плюс к тому, «тяготной» провинциалке, полагалось сейчас бы мучиться если не головными болями, то зевотою, уж точно!

Ведь ровно половину остатка ночи, проворочавшись без единой «сонинки» в глазу, задремала Эмелина тогда лишь, как только первый, осторожный лучик Грана, тронув оконное стекло, любопытливо заглянул за тяжелую занавесь.

Тогда — то и уснула магичка, разбросав руки по хрустящим простыням, так и не оторвав тяжелой, полной мыслей и тревожностей головы от налитого силой супругова плеча.

Даже в коротком сне приникнув к нему, словно боясь отпустить, потерять драгоценного, да так и не отыскать больше…

— Выспалась? — спросил Ланнфель, когда уселись к завтраку — Эмми, если ты не отдохнула, можем ещё задержаться здесь. Как себя чувствуешь? Не тошнит? Не болит нигде?

Эмелина отрицательно покачала головой:

— Ну нет, что ты! Так чудно, будто сутки проспала… Есть вот да, хочу! И домой, прямо сил нет… Интересно, как там Масик? Забыл меня, наверное…

При упоминании о меховом комке, так и норовящим отобрать у него жену, Ланнфель завелся с полоборота:

— С чего бы ему забывать? Серебрянка! Нас не было пару дней, и ты всерьез считаешь, что у засранца память отшибло?

— Маленький зверёк ещё, — ответила льерда — И мозги маленькие. Память короткая, мог и забыть… Не злись, Диньер. Слушай лучше, что расскажу. Сон я видела… странный.

Вольник скептически сморщился.

Вот уж что — что, а разговоров о снах и прочей, подобной дребедени он не переносил на дух!

Пр упоминании сонных видений моментально представлялось Ланнфелю общество смешных старух, суеверных, трусливых и глупых. Либо деревенских, толстожопых тёток с головами, полными ветра и сплетен, завалинками, болтливыми ртами и прочими атрибутами дружеских посиделок…

Разумеется, льерда Ланнфель, ушедшая от подобного «круга» и вовсе недалеко, всё же не должна была походить на них.

Быть может, потом, в зрелости и старости… Пусть.

Но — не теперь.

Тем не менее, прекрасно видя, что жене сильно уж хочется поделиться затейливым сюжетом сна, льерд, заткнув поглубже скептицизм и насмешки, приготовился внимательно выслушать любой бред, который вот — вот начнет исторгать сочный,