Соловей и кукушка (СИ) - Разумовская Анастасия

Очнулась от топота копыт, осторожно выглянула из-за камня. Ко мне мчал чёрный, как ночь, конь…

Ролдао!

Я сжалась. Бежать было некуда и поздно… Конь доскакал до меня и с него свесился чубатый парень.

— Красавец, да? Давай, забирайся. Воду попьёшь в седле.

Мне захотелось его убить. Остановило только то, что тело придётся закапывать в каменистой почве.

На этот раз упряжь была полной, имелась даже попона. Волк подтянул меня, помогая взобраться, протянул флягу.

— Это вода, не боись. Пей, мы подождём немного.

Я жадно приникла к металлическому горлышку. Это и правда оказалась вода. Ледяная.

— Откуда ты его украл? — спросила, утолив первую жажду.

— Это не я его украл, а ты, — напомнил Волк. — Мне пришлось красть обратно, но это было уже давно, так что следа не наведёт…

И тут я узнала того вороного коня, которого конокрад называл Бароном, и заметила белый «чулок» на левой передней ноге скакуна.

— Ты же оставить меня раньше, там, где грозился бросить. Сходить за конём сам, а потом вернуться за мной верхом, — прошипела я.

— Ага, и нарваться на гостей, — насмешливо заметил конокрад. — Ты бы уснула, поорала бы от души, а тут я такой красивый: здрасьте, вот он я, а вот он — мой коник. Допила? Тогда держись крепче и, давай, помчали. Тут осталось-то…

И мы скакали ещё часа полтора. Когда, наконец, остановились, и я открыла глаза, то увидела какие-то стены и полуразрушенные башни, похожие на остатки старинного замка. Волк спрыгнул, протянул ко мне руки. Я попыталась перекинуть ногу через седло, застонала и просто сползла прямо ему в руки.

— Эко тебя, — удивился провожатый, подхватил меня, закидывая на плечо. — Вот прям так сильно устала? Ты бы, того, хоть бы предупредила.

У меня не оставалось сил даже ругаться.

Вот так, со мной на руках, Волк и вошёл в небольшой дом, сложенный из круглых камней. Внутри горел свет ночников, было тепло и пахло хлебом и чем-то резким и неприятным.

Мы прошли через прихожую и вошли в помещение, которое, по-видимому, служило и кухней, и столовой, и спальней. Посредине высился просторный стол, заставленный какими-то склянками, бидонами и тазиками. Справа — очаг, а на полу — спальные мешки.

— Эрнэсто! — высокий девичий голос резанул мой слух. — Это кто ещё⁈

Приветствие прозвучало вовсе не дружелюбно, надо признаться.

— Да вот, шёл-шёл — нашёл, — весело ответил мой спаситель. — Дай, думаю, женюсь. Ты глянь красота какая!

Он опустил меня на стул, и с моих губ невольно сорвался стон.

— Вот шалава! — вскрикнула девушка в коричневой юбке и светлой блузе с кружевным воротничком. Её тёмные волосы были перевязаны алой косынкой. — Волк, как ты… Как ты посмел…

— А я вообще парень смелый, знаешь ли, — ухмыльнулся во все тридцать два зуба конокрад.

— Волк, какого… — начал было кто-то, выбираясь из спального мешка, но тут ретивая девица в алом платке подскочила к моему провожатому с явным намерением уменьшить ему количество зубов.

Парень перехватил её руки, и тогда девушка врезала ему ногой по щиколотке.

— Остынь, Дафна — рассмеялся пострадавший, — это девушка Соловья.

Он обхватил её руками, развернул и прижал к себе спиной, а потом стал тереться щекой о её волосы, как большой довольный кот. Девушка тяжело дышала и кусала губы от злости.

— Посмотри на неё, — горячо зашептал Волк, и все, кто был в комнате, дружно взглянули на меня, — я её прям из-под пыток палача упёр. Она того и гляди окачурится прямо тут, а нам перед Соловьём отвечать. Ты — хочешь? Я вот — нет.

А потом хитрец вновь резко повернул Дафну к себе и жадно поцеловал. Прямо у всех на глазах. Я невольно отвела взгляд. Нет, я тоже считаю, что ничего постыдного в любви нет, и не надо стесняться, и вообще… Но не до такой же степени, правда?

— Кончайте лизаться, — недовольно вымолвил кто-то, кто уже пытался что-то сказать из спальника. Он к этому времени освободился от его тёплых объятий, поднялся и уставился на меня: — Ты правда соловьёвская?

— Да, — устало ответила я.

— Есть хочешь? — спросил кто-то слева.

— Да, — ответила я, не оглядываясь. — И спать. Умираю, как хочу спать.

— Дафна, заканчивай, — второй женский голос мне понравился ещё меньше, чем первый. Он был высоким и напряжённым, как дрожащая сталь, — ты сегодня дежурная по кухне. Покорми… гостью.

— Сама и корми, — отозвалась алокосыночная, на минуту отлипнув от кавалера, — у меня рабочий день закончен. И вообще у меня праздник: не видишь разве, что Волк вернулся?

Конокрад отстранился, развернул девчонку спиной к себе и шлёпнул пониже спины:

— Давай, милая. Я зверски голоден. Как волк.

— Ничего не хочешь рассказать? — хмуро поинтересовался тип из спальника, подходя к столу.

А, тот самый… с бородкой-топориком. Помню.

— Сейчас? Не хочу. Я не жрамши.

«Топорик» поморщился:

— Давай говорить, как культурные люди.

Дафна, видимо окрылённая «лаской» любимого, бросилась к очагу, разлила в две миски еду из кастрюли и поставила их на стол, а затем даже раздобыла ложки. Села напротив конокрада и стала пожирать его глазами.

— У нас новый король. Ура, товарищи, — весело ответил Волк и накинулся на еду.

Я тоже стала есть. Это было обычное баранье рагу, немного пересоленое.

— Ролдао Кровавые Руки? — хмуро уточнил «Топорик»

— Угу.

«Как точно», — вяло подумала я.

К столу подошли ещё трое ребят и строгая девушка с причёской настолько гладко зализаной, что я, сидя, так и не поняла: брюнетка она или блондинка.

— Один упырь сменил другого. Какая нам разница? — проворчал мальчишка лет шестнадцати, чья голова на манер Дафны тоже была перевязана алым платком.

— А товарища Соловья когда ждать? — холодно поинтересовалась гладковолосая.

— Ну не скажи, — фыркнул Волк, продолжая со скоростью зверя поглощать пищу, — новый упырь поупыристее будет. А вот сама бы и спросила, когда его ждать. Товарища.

На скулах гладковолосой вспыхнули нездоровые алые пятна.

— А к девушке как обращаться? — поинтересовался ещё один, которого мне почти не было видно из-за парня в алой косынке.

— Кукушка, — устало ответила я.

Почему бы и нет? Придумывать что-то новое у меня просто не было сил. Я наелась и отодвинула миску, чувствуя, как тяжелеют веки.

— Это та что ли, что своих кукушат в чужие гнёзда подкидывает? — по-змеиному прошипела гладковолосая.

— Это та, что кукует красиво, — хмыкнул Волк. — Идёшь по лесу, а тебе ку-ку. Типа «здравствуй». И сколько лет проживёшь предсказывает.

— Тупо, — резко ответила «змея».

Мне казалось — я сейчас упаду. Но тут Волк встал и положил руки мне на плечи.

— Если она тут у вас дух испустит, товарищ Соловей не поймёт. А Соловей, который чего-то не понимает, бьёт больно. Куда девчонку положить?

— К себе и положи, — спошлил кто-то, — одну по левый бок, другую — по правый.

— Заткнулся бы ты, Мар, — устало бросил ему Волк.

— Мы не были готовы к… гостям, — процедила ревнивая Дафна. — У нас нет лишних спальников.

Видимо, «гости» у них было ругательным словом. Что Волк, что вот — Дафна.

— Ты хоть скажи: кто она и зачем, — бубнил «Топорик».

— Кукушка Ктотовна она, — бросил Волк, — а зачем спроси зачемочку, чтобы раззачемила. Ладно, товарищи, бывайте.

Он подхватил меня, перекинул через плечо и направился к выходу.

— Ты куда? — вскрикнула Дафна.

Волк обернулся на пороге:

— Неласковые вы, — заметил. — Пошёл я от вас. Расстелю под собой росу, накроюсь зарёй, а под голову положу месяц ясный. Бывайте.

Он вышел в коридор, и тотчас в дверь врезалась миска и разлетелась на осколки. Волк рассмеялся.

— Видала? — спросил у меня. — Тяжкое это дела — любовь. Ага.

Парень поднялся по деревянной лестнице наверх, толкнул люк, и мы оказались на просторном чердаке, заваленном сеном. Волк аккуратно уложил меня прямо в душистые травы, надвинул на люк что-то тяжёлое, тёмное, причудливой формы. И стал раздеваться. Я тупо посмотрела на него. Мыслей в голове не было вовсе. А затем меня вырубило.