Творения, том 2, книга 2 - Иоанн Златоуст

2. Таковы победы святых. Если же столь удивительны и необычайны их состязания и подвиги, то что сказать о наградах и венцах, уготованных им за их терпение? Они стояли не до этих только мучений и не здесь прекращали свое течение, но поприще их простиралось еще далее: лукавый бес ожидал. что он свалит подвижников увеличением мучений, а человеколюбивый Бог попускал и не препятствовал, чтобы и неистовство неверующих показать всем более очевидно, и для подвижников сплести светлейшие и многочисленнейшие венцы. И как было с Иовом, что лукавый бес просил у Бога больших мучений против него, надеясь увеличением бедствий преодолеть доблестного подвижника благочестия, а Бог попускал и соизволял на эти лукавые просьбы, делая подвижника своего еще более славным, – так точно было и здесь. После того как (бес) свирепее всякого зверя растерзал тело их со всех сторон и обагрил язык и уста свои, если не кровью святых, то бесчеловечными и жестокими своими приговорами, он отошел, побежденный их терпением, достаточно насытившись и пресытившись этим бесчеловечным пиршеством. Смотри, каково было терпение святых, которое своими страданиями насытило такую ярость. Но он опять напал, с неистовством возобновив борьбу и стараясь иной жестокостью превзойти всех зверей. Звери по природному влечению устремляются на такое пиршество, а насытившись удаляются, и потом хотя бы увидели тысячи тел, ни к одному из них не прикасаются; а этот и устремлялся на такую пищу по лукавству воли, и насытившись плотью их, сплетает другие против них козни, предав святых продолжительнейшей и тягчайшей смерти: он приказал им постоянно работать в рудниках. О, безумие! Получив столь ясное доказательство их мужества и терпения, он этим способом надеялся преодолеть их. Итак, поселились со зверями святые, сожители ангелов, граждане небесные, уже вписанные в вышний Иерусалим, и пустыня наконец сделалась священнее всякого города. В городах каждый день дерзко исполнялись эти беззаконные и жестокие повеления, а пустыня была свободна от этой бесчеловечной повинности; судилища были исполнены нечестивых действий и преступных распоряжений, а пустыни имели гражданами праведнейших из всех людей, сделавшихся из людей ангелами, и пустыня состязалась с небом в добродетели обитавпшх в ней граждан. Мучение по свойству своему было самое жестокое, но по душевному расположению подвижников оно сделалось не трудным, легким и удобным. Им тогда казалось, что они видят во много раз больший свет, о котором сказано у пророка, что "свет луны будет, как свет солнца, а свет солнца будет светлее всемеро" (Ис.30:26); этим светом, казалось им, они уже пользуются, так как нет, нет ничего светлее души, которая удостоилась потерпеть за Христа что-либо кажущееся для нас страшным и невыносимым. Они думали, что уже переселились на небо и ликуют с ангелами. И нужно ли больше было им небо и ангелы, когда Владыка ангелов – Иисус был с ними в пустыне? Если "где двое или трое собраны во имя" Его, "там" Он "посреди них" (Мф.18:20), то много более Он был посреди них, как не только собранных тогда во имя, но и непрестанно мучимых за имя. Вы знаете, хорошо знаете, что нет другого наказания, жестокого более этого, и что осуждаемые на это наказание предпочли бы перенести тысячи других смертей, нежели терпеть тамошнее мучение. Осуждены были в рудники, где должны были выкапывать медь те, которые были сами часто драгоценнее золота и состояли из невещественного золота, выкапываемого не руками осужденных, но найденного ревностью верных мужей; работали в рудниках те, которые были исполнены несметных сокровищ. Они видели нечто и прискорбнее такой жизни и исполнение на самих себе тех повествований о великих мужах, которые Павел излагает, говоря о святых: "скитались в милотях и козьих кожах, терпя недостатки, скорби, озлобления; те, которых весь мир не был достоин, скитались по пустыням и горам, по пещерам и ущельям земли" (Евр.11:37-38). То же было и при нашем поколении.

Итак, возлюбленные, зная, что и ныне и в древности, от начала рода человеческого, все друзья Божии наследовали жизнь печальную, трудную и исполненную бесчисленных бедствий, не будем и мы стремиться к жизни изнеженной, рассеянной и исполненной наслаждений, но к жизни прискорбной, трудной и исполненной скорбей и несчастий. Как борец не может посредством сна, лености и наслаждений достигнуть венцов, ни воин – трофеев, ни кормчий – пристани, ни земледелец – полного гумна, – так и верующий не может получить обетованных благ, проводя свою жизнь в беспечности. И не безрассудно ли было бы – во всех житейских делах полагать труды прежде удовольствия и опасности прежде безопасности, и притом когда от этих трудов ожидается небольшое и маловажное, а когда предстоит небо, почести ангельские, жизнь бесконечная, пребывание с ангелами и блага, которых невозможно ни представить умом, ни выразить словами, надеяться на получение их посредством беспечности, праздности и рассеянности душевной, не удостаивая их даже одинаковой с благами житейскими заботливости? Нет, увещеваю, не будем так худо заботиться о себе и о своем спасении, но, взирая на этих святых, доблестных и терпеливых подвижников, которые даны нам вместо светил, станем сообразовать свою жизнь с их мужеством и терпением, чтобы, по переселении отсюда, молитвами их могли мы увидеть их и приветствовать, и быть помещенными в небесные их обители, чего да сподобимся все мы благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, чрез Которого и с Которым Отцу и Святому Духу слава во веки веков. Аминь.

[1] Слово это произнесено, вероятно, в Константинополе, потому что перенесение мощей из Египта, давшее повод к произнесению его, скорее могло быть в Константинополе, чем в Антиохии.

БЕСЕДА о святом священномученике Фоке, и против еретиков, и на 141 псалом: "голосом моим к Господу воззвал я, голосом моим к Господу помолился" [1] .

Блистателен был вчера у нас город, блистателен и великолепен не потому, что были в нем колонны, а потому, что был мученик, с торжеством прибывший к нам из Понта. Он видел ваше гостеприимство, и преисполнил вас благословением; он похвалил ваше усердие и благословил присутствовавших. Я назвал блаженными собравшихся и участвовавших в его благоухании, а отсутствовавших я назвал несчастными; но чтобы потеря их не осталась неисправимой, мы прославляем его опять в другой день, чтобы и отсутствовавшие по нерадению усердием удвоили благословение от мученика. Как я часто говорил, так и не перестану говорить: я не наказания требую за грех, но приготовляю врачество для немощных. Ты отсутствовал вчера? Приди же хотя сегодня, чтобы тебе видеть его уходящим в собственное место. Ты видел его идущим через торжище? Посмотри его и плывущим по морю, чтобы обе стихии (воздух и вода) наполнились его благословением.

Никто пусть не уклоняется от этого священного торжества, – ни дева пусть не остается дома, ни жена пусть не задерживается в жилище; оставим город пустым и переселимся ко гробу мученика; ведь и цари ликуют вместе с нами. Какое же имеет оправдание частный человек, когда цари оставляют царские чертоги и сидят при гробе мученика? Такова сила мучеников, что она уловляет не только частных людей, но и носящих диадемы; она – посрамление язычников, она – порицание их заблуждения, она – погибель бесов, она – наше благородство и венец церкви, Я ликую вместе с мучениками и пляшу, вместо лугов взирая на их трофей, потому что вместо источников они источили кровь; кости их истощены, а память их юнеет каждый день. Как невозможно погаснуть солнцу, так и памяти мучеников, потому что сам Христос изрек: "небо и земля прейдут, но слова Мои не прейдут" (Мф.24:35). Впрочем похвалы мученику отложим до удобного времени: и сказанного достаточно по причине усердия тех, которые должны были собраться и сделать блестящим день праздника. Как я вчера говорил, так и сегодня опять говорю: для мученика не будет никакой славы от присутствия многих, а вам благословение будет прибылью от присутствия при мученике. Как взирающий на солнце не делает этого светила более светлым, но освещает собственные глаза свои, – так точно и почитающий мученика не его делает более славным, но сам от него приобретает просвещающее благословение.

Сделаем же опять море церковью, вышедши туда со светильниками, соединив огонь с водой и воду наполнив огнем. Никто пусть не боится моря; мученик не боялся смерти, а ты боишься воды? Впрочем довольно сказали мы об этом предмете; предложим теперь вам и из прочитанного сегодня обычную трапезу. Хотя и стеснены ваши тела, но пусть окрыляется душа; я смотрю не на тесноту вашу, а на усердие. Приятно для кормчего волнующееся море, приятна и для учителя морем разлившаяся церковь; в этих водах нет ни солености, ни подводного камня, ни чудовищ, но море и влага, исполненная благоухания; здесь корабли, переплывающие не от земли к земле, но от земли на небо, содержащие в себе не деньги, не золото и не серебро, но веру, любовь, ревность и мудрость.