Путешествие на Запад. ТОМ II - У Чэн-энь

– А ученики ваши, конечно, предпочитают скоромную? – продолжал настоятель.

– Нет, мы с малых лет едим постную пищу, – сказал Сунь У-кун.

– Бог ты мой! – воскликнул настоятель. – Человек с такой свирепой физиономией тоже питается постной пищей!

Тут один из монахов, который был посмелее, подошел и спросил:

– Сколько же вам, господин, надо сварить пшена, чтобы вы насытились?

– Эй ты, бестолочь! – вступил тут в разговор Чжу Ба-цзе. – Что ты все лезешь с вопросами? Накрывай на стол, чтобы было не меньше одного даня на человека.

Эти слова привели монахов в полное замешательство. Они тут же бросились чистить котлы и разводить огонь. Во всех кельях начали расставлять еду и закуски, зажигали фонари, готовясь чествовать Танского монаха.

Когда трапеза была закончена и монахи убрали со стола посуду, Трипитака поблагодарил настоятеля.

– Мы доставили вашему монастырю много хлопот, – сказал он.

– Что вы, что вы, – возразил настоятель. – Уж вы извините нас за скромное угощение.

– Можно мне с моими учениками расположиться здесь на ночь? – спросил Трипитака.

– Не спешите, учитель, – отвечал настоятель. – Мы найдем для вас место поудобнее. Эй, служитель! – позвал он. – Сколько у нас там народу?

Служитель тотчас же отозвался.

– Пошлите двух человек, пусть дадут корму коню, – приказал настоятель. – Да распорядитесь убрать три комнаты, предназначенные для созерцания[31]. Велите приготовить гостям постели. Только поскорее, учитель хочет отдыхать.

Слуги поспешили в точности выполнить полученный наказ и пригласили Трипитаку пройти в отведенное для него помещение. Что касается учеников Трипитаки, то они, выйдя из кельи, тоже отправились отдыхать. Комнаты, где им предстояло провести ночь, были ярко освещены, на полу лежали четыре камышовых циновки.

Сунь У-кун позвал служителя и велел ему принести сена, затем привязал коня и отпустил служителя.

Трипитака уселся посреди комнаты. По обеим сторонам от него двумя рядами выстроились все пятьсот монахов, готовых служить ему.

– Прошу вас, уважаемые, вернуться в свои кельи, – ска зал, кланяясь им, Трипитака. – Мы сами тут как-нибудь управимся.

Однако монахи не решались уйти. Тогда вперед выступил настоятель и сказал:

– Они разойдутся уже после того, как вы, учитель, ляжете отдыхать! Устройте здесь все как следует.

– Да тут все уже устроено, – произнес Трипитака. – Очень прошу вас, идите отдыхайте.

Лишь после этого монахи решились уйти. Затем Трипитака вышел на улицу по малой нужде. Взглянув на луну, заливавшую все вокруг ярким светом, он позвал учеников.

Сунь У-кун, Чжу Ба-цзе и Ша-сэн вышли и встали рядом со своим учителем. Трипитака же, пораженный сиянием луны, которая, словно огромный светильник, заливала бездонный, сверкающий перламутром небосвод и озаряла ярким светом всю вселенную, предался воспоминаниям и не мог удержаться, чтобы не сочинить экспромтом оду на старинный манер.

Стихи гласили:

Зеркально ясен чистый свет луны,Земля ж покрыта трепетною тенью,А дивные дворцы – озарены;Б прозрачном небе – зеркала круженье,Иль это блюдо блещет серебром,На десять тысяч ли страна в сиянье,Ночь – всплеск волны на море мировом;Нет равных ей по силе обаяньяТам – в сини – диск подвешен ледяной.В гостинице, в селенье позабытом,Усталый путник с думою однойСел под окном, холодным и раскрытым;Вот старец одинокий задремал,И вдруг пред ним в чудесном сновиденьеСад ханьских императоров предстал,Старик от седины своей – в смущенье,И к башням Цинь идет тогда Юй Лян:Он, летописец Цинь, был и поэтом.Уж в винной чаше плавает луна.Не дремлет Юань Хун, носясь по свету.Поет о снеге каждое окно,Но стужа не страшит – вы снова юны…В монастыре спокойно и темно,И холодны, как лед, трепещут струны…Мы эту ночь проводим без тревог,Но где конец и странствий и дорог?

Когда Трипитака начал читать, Сунь У-кун подошел к нему и сказал:

– Учитель! Блеск луны вызвал у вас воспоминания о родине, но вы совсем не знаете открытых астрономами законов, установленных природой для небесных тел. Когда наступает тридцатый день месяца, блеск луны, являющийся мужским началом, исчезает, и вода, являющаяся женским началом, заливает ее диск. Поэтому луна темнеет, и от нее нет никакого излучения света. Это называется – последний день лунного месяца. В этот момент луна соединяется с солнцем, и в промежутке между последним ее днем и первым днем новолуния она под действием солнечных лучей зачинает. В третий день месяца появляется первое положительное начало. В восьмой день зарождается второе положительное начало. И после этого на небе появляется серп луны. На пятнадцатый день все три положительных начала проявляются в полной мере и луна всплывает на небо в своем полном блеске. На шестнадцатый день зарождается первый признак отрицательного начала, а на двадцать второй день – второе отрицательное начало, и тогда луна снова принимает форму серпа. На тридцатый день все три отрицательных начала собираются вместе, и тогда луна полностью исчезает. Эти изменения луны испокон веков предопределены небом. Если мы сумеем воспитать в себе свои внутренние чувства до такого же совершенства, какое бывает на шестнадцатый день, в полнолуние, тогда мы без труда увидим Будду и свободно вернемся на родину.

Пусть меняет облик свой луна –Ночью мир наш ею озарен,Каждому испытывать даноБудды всеобъемлющий законКто в святом горниле закален,Кто большую силу обретет,Тот достигнет западных небес –Недоступных грешникам высот!

Выслушав это, Трипитака сразу как бы прозрел и понял истинный смысл сказанных Сунь У-куном слов. Это доставило ему огромную радость, и он искренне поблагодарил своего ученика.

Вдруг стоявший рядом Ша-сэн произнес:

– Хотя брат мой и прав, однако он сказал лишь о том, что первая фаза луны находится под влиянием положительного начала, а последняя – отрицательного и что это объясняется сочетанием элементов воды и металла. Но он совсем не упомянул о том, что:

Пусть связаны тесно огонь и вода –Их разные судьбы по жизни вели,Но пламени сила и сила водыЗависят от матери общей – земли!Когда же и тело, и мысль, и душа,В гармонию слившись, познают покой,Тогда уж не будут соперничать вновь.Речная вода и луна над рекой!

Услышав это, Трипитака снова почувствовал себя невежественным человеком. Поистине можно было сказать, что познание одной истины раскрыло перед ним тысячи других и показало неверность утверждения, что человек, еще не родившийся, уже бессмертен.