Солдаты Империи. Беседы. Воспоминания. Документы. - Феликс Чуев

МАРШАЛЬСКАЯ ЗВЕЗДА

Александр Евгеньевич показал мне свою Маршальскую Звезду- достал из ящика письменного стола. Как и большинство людей, я никогда раньше не держал ее в руках. Она из золота и платины, чуть больше Звезды Героя СССР, в центре – большой бриллиант, в каждом из пяти лучей – мелкие.

– Ты знаешь, ее можно в комиссионку сдать,- сказал Голованов,- и за нее дадут 5 тысяч рублей.

Александр Евгеньевич ошибся. В 1977 году я выступал на ювелирной фабрике и узнал, что Маршальская Звезда- ее там изготовляют- стоит от 12,5 до 46 тысяч рублей, в зависимости от того, какие бриллианты.

В Краснознаменном зале Центрального Дома Советской Армии, где прощались с маршалом Головановым, я прикалывал его Маршальскую Звезду к алой подушечке. Рядом стоял солдат, которому внушал офицер:

– Смотри за ней в оба! И еще орден Сухэ-Батора, вот тот, большой, могут спереть!

ЛЮБИЛ РУССКИХ…

– Сталин очень любил русских,- рассказывал Голованов. – Сколько раз Чкалов напивался у него до безобразия, а он все ему прощал – в его понимании русский человек должен быть таким, как Чкалов.

Сталин жалел, что не родился русским, говорил мне, что народ его не любит из-за того, что он грузин. Восточное происхождение сказывалось у него только в акценте и гостеприимстве. Я не встречал в своей жизни человека, который бы так болел за русский народ, как Сталин.

Сталин сам не представлял масштабов своего влияния. Если бы он знал, что скажет- и человек разорвется, а сделает, он бы много еще хорошего сделал. Но в нем жила трагедия, что он не русский.

Он подчеркивал, что во время войны у нас было выбито 30 миллионов человек, из них – 20 миллионов русских. А Сахаров и прочие написали письмо Брежневу: чтобы поправить экономическое положение страны, нужно упразднить нации- пусть, дескать, как в Америке будет…

А ведь пройдет каких-нибудь 50 лет, и люди удивятся, как это были какие-то споры о Сталине, когда очевидно, что он великий человек! Да, сейчас у нас преобладает центризм – боятся загибов в ту и другую стороны, что на руку левакам, и они сейчас торжествуют. Почему на Западе так боятся воскрешения имени Сталина? Почему так приемлем был для них Хрущев? Да потому, что они боятся своего конца! А Сталин к этому дело вел.

…На встрече ветеранов в Барановичах 7 августа 1971 года Голованов сказал:

– Мне посчастливилось работать с великим, величайшим человеком, для которого выше интересов государства, выше интересов нашего народа ничего не было, который всю свою жизнь прожил не для себя и стремился сделать наше государство самым передовым и могучим в мире. И это говорю я, которого тоже не миновал 1937 год!

ДОКТОР ВИНОГРАДОВ

Александр Евгеньевич рассказал, что ему академик Виноградов, врач, лечивший Сталина, говорил, что после ареста его вызвал Сталин и спросил:

– Так это правда, что ты шпион?

– Правда, товарищ Сталин.

– Неужели и правда то, что ты хотел меня убить?

– Правда, – ответил милейший человек Виноградов.

Зачем он так наговаривал на себя? Ему сказали перед этим: признаешься – поедешь лечить на Колыму, не признаешься – расстреляем.

«37-й ГОД МНЕ ПОНЯТЕН»

– 37-й год мне понятен, – говорил Голованов. – Были такие, как Хрущев, Мехлис – самые кровавые, а потом пошло массовое писание друг на друга, врагомания, шпиономания, еще черт знает что! Великая заслуга Сталина, я считаю, в том, что он все-таки понял и сумел остановить это дело.

То, что взяли Тухачевского и прочих, видимо, было правильно, начало было правильным. Но зачем забирали простых людей по всей стране? Решили избавиться от подлинных врагов, но потом стали писать друг на друга. Я знаю одного человека. Спрашиваю: «Писал?»- «Писал».- «Почему?»- «Боялся». А ведь никто не заставлял.

Тухачевский через несколько часов на всех написал. Ворошилов возмущался: «Что это за человек?» А Рокоссовский, как его ни истязали, никого не выдал. Надо тебе, Феликс, написать о нашей дружбе с Рокоссовским. Из общевойсковых полководцев он был самый любимый у Сталина…

Из прокуренной редакции журнала «Октябрь» мы выходим с Александром Евгеньевичем на улицу «Правды», в морозный день, в снежок, идем пешком до Белорусского, спускаемся в метро и расстаемся на «Площади Революции». Я говорю, что иду в ГУМ покупать лыжи – сегодня сломал лыжу на крутом, градусов 85, склоне, где никто не катается.

– Видимо, там угол выхода неподходящий, – сказал Александр Евгеньевич.

ДО ВСТРЕЧИ СО СТАЛИНЫМ

– Сталин был человеком не робкого десятка,- рассказывал Голованов.- Когда я работал у Орджоникидзе, мне довелось присутствовать на испытаниях динамореактивного оружия, созданного Ку- рчевским, предшественником создателей знаменитой «катюши». У Курчевского была пушка, которая могла стрелять с плеча. На испытания приехали члены Политбюро во главе со Сталиным. Первый выстрел был неудачным: снаряд, как бумеранг, полетел на руководство. Все успели упасть на землю. Комиссия потребовала прекратить испытания. Сталин встал, отряхнулся и сказал:

Давайте еще попробуем!

Второй выстрел был более удачным. Со Сталиным я тогда еще не общался. До встречи со Сталиным,- продолжает Голованов,- я представлял его деспотом, кровавым тираном. И что же? Разговариваю с ним день, другой, месяц за месяцем, год за годом… Конечно, было у него мнение, что теперь наши враги не станут работать по мелочам, а постараются заслать своих агентов повыше, проникнуть в Кремль…

«ЕЩЕ БЫ! КОНЕЧНО ИСПЫТАЕМ!»

…Отставал Красноярский танковый завод. Решили назначить нового директора. Нарком предложил своего заместителя.

– А сколько он получает? – спросил Сталин.

– Семь тысяч рублей.

– А директор завода?

– Три тысячи рублей.

– А он согласен туда поехать?

– Он коммунист, товарищ Сталин.

– Мы все не эсеры,- ответил Сталин.

Вызвали этого товарища.

– Есть мнение, – сказал Сталин, – назначить вас директором завода. Вы согласны?

– Если надо, поеду.

Сталин спросил у него о семье, детях.

– Давайте сделаем так: мы сохраним здесь для семьи вашу зарплату, а вы там, как директор, будете получать свои три тысячи. Согласны?

И человек с радостью поехал в Красноярск.

– Я тебе скажу следующее дело,- продолжает Голованов,- как-то Сталин приехал к летчикам-ис- пытателям и стал выяснять, сколько потребуется времени для испытания одного весьма актуального самолета.

– Три месяца, – ответили ему.

– А за месяц нельзя испытать?