Великая Кавказская Стена. Прорыв 2018 - Михаил Белозеров

Феликс нервно предложил, расплачиваясь:

— Выпьем на прощание.

Нужный человек покорно согласился:

— Выпьем.

Сбегал куда-то в глубь подвала и вернулся с таким коньяком, который Феликс за всю свою бурную молодость ни разу не пробовал — даже в занюханном Нью-Йорке.

— Исключительно для себя храню, — объяснил нужный человек. — Ну да теперь уже всё равно.

— Может, обойдётся?

— Сегодня у меня соседа-полицейского убили, — сказал нужный человек и косо посмотрел в тёмный угол.

— Вот как… — оценил его слова Феликс, он не сразу понял их значение.

До сих пор ему почему-то казалось, что все-все играют в страшно интересную игру под названием «Большая Кавказская война», и что это чисто виртуальная игра, и что она никогда не произойдёт на самом деле, даже после того как о ней громко заявил Соломка Александр Павлович. И вдруг она проявилась совсем в другом качестве и сделалась реальной и неотвратимой. От этих мыслей у Феликса по спине пробежал мороз. Зря я не остался дома, подумал он, зря. Может, плюнуть на всё и рвануть в Москву? Страшный соблазн охватил его: с одной стороны, к вечеру завтрашнего дня, если повезёт, он будет дома, а с другой — Гринёва всё ещё в объятиях Глеба Исакова. Нет, этого перенести он не мог. Конечно, убеждал он себя, она не легла с ним в постель. Конечно, она не настолько глупа. Конечно, всё это игра для того, чтобы запутать противника. Моя девочка всё сделает верно и надёжно. Она всех обхитрит, в том числе и меня, думал он с горечью, чтобы совершить правое дело. А вдруг я её идеализирую, вдруг она — просто шалава, которая спит со своим главным и со всеми подряд, в том числе и с Глебом Исаковым? А я на неё надеюсь, как на Бога? Нет, не может быть, страдал он в неведении. Она любит меня, иначе бы не прыгнула ко мне в постель. Как же, в следующее мгновение думал он, пошла перепихнулась с Глебом Исаковым, как и с любым другим. Неразрешимые противоречия разрывали его душу. То он её ненавидел, то боготворил и не мог прийти ни к какому мнению. От неизбывного горя очень хотелось укусить себя за палец.

В таком состоянии он не без душевных терзаний и расстался с нужным человеком. Алкоголь только усугубил его страдания.

— Утром всё вылью на землю, — бесцветным голосом сообщил нужный человек.

— Куда поедешь?

— На Алтай, говорят, там медовуху умеют варить. Буду полугар гнать. Заводик открою, то да сё…

Они обнялись.

— Ну… прощай! — сказал Феликс с тяжёлым сердцем. — Ты был хорошим винокуром.

— Прощай! — ответил нужный человек. — Ты был хорошим покупателем.

Назад он ехал, как на казнь, невольно сбрасывая скорость, и там, где управлялся за полчаса, ему понадобилось ещё столько же. Так или иначе, но до «стены» он всё-таки добрался с тяжёлым сердцем и разбитыми надеждами. Он и сам уже не знал, нужны ли ему эти деньги. И когда её грозный облик проявился на горизонте, сердце его забилось, как у колибри, деньги ему явно были уже не нужны, а нужна была только Гринёва.

КПП № 29 встретил его гробовым молчанием. Феликс уже собрался было сцепиться с неугомонным прапорщиком по фамилии Орлов, однако из вагончика едва ли не на карачках выполз сонный лейтенант Аргаткин и, едва взглянув на «Land cruiser», лениво поднял шлагбаум. Ну и порядочки! — возмутился в душе Феликс. Впрочем, подумал он, не буди лихо, пока оно тихо, и прошмыгнул, как мышь.

На другой стороне границы его уже ждали. Он почувствовал это сразу. Даже остановился на нейтральной территории, хотя на чеченской стороне всё было тихо, как в июньский полдень: бродила коза с колокольчиком, да шелудивая собака чесалась у шлагбаума, гоняя блох, и ни одной бандитской рожи, не говоря уже о союзничках. Только за поворотом, в отдалении, там, где чернели плоские крыши «караван-сарая», шлялась чеченская детвора, готовая к поборам.

Ох, как не хотелось ехать дальше Феликсу. Так не хотелось, что рука сама потянулась выдернуть ключ из зажигания, а в животе возникла пустота, словно Феликс попал в воздушную яму. Да что же это я, очнулся он. В голове даже возник дикий план протаранить шлагбаум и пойти на прорыв. Но он тут же отбросил эту глупую мысль. Поймают, хуже будет. Кожу сдерут с живого.

В тот момент, когда он уже было решил вернуться, на дорогу вышел не кто иной, как сам мистер Билл Чишолм и поманил Феликса волосатым пальцем. Для Феликса всё было кончено. Животный страх овладел им, и он сделался, как загипнотизированный кролик, ползущий к удаву. Казалось, он даже слышит: «Феликс, договор дороже денег, кто будет освещать события в Имарате Кавказ?» «Я, я, я…», — твердил Феликс, послушно приближаясь к мистеру Биллу Чишолму, который стоял, широко расставив ноги и крепко упираясь в землю. Его круглая голова, сидящая на короткой шее, поросшей рыжими волосами, кургузое тело с непомерно развитыми плечами, и руки-крюки человека, который три раза в неделю таскает «железо» в тренажёрном зале, всегда действовали на Феликс завораживающе, и хотя он всячески боролся, как и сейчас, со своим животным страхом, но до конца так не мог избавиться от гипнотического взгляда мистера Билла Чишолма.

— Да, мистер Чишолм, есть, мистер Чишолм, будет сделано, мистер Чишолм! — твердил он, как заведенный на все лады.

И вдруг очнулся. Это был вовсе не мистер Билл Чишолм, а американский солдат в шлеме, в стандартном трехцветном зеленом камуфляже, естественно, в бронежилете «хардкор», с винтовкой М16 наперевес и в крагах на толстой подошве.

Солдат даже не счёл нужным взять Феликса на прицел. Он просто стоял и лениво смотрел на приближающийся «Land cruiser», просевший на амортизаторах так, что было ясно: загружен под самую завязку. Кто ж такую добычу упустит?

Наконец в голове у Феликса что-то щёлкнуло, и он понял, что вовсе это никакой не американский чмарина, а самый настоящий чеченец, только бритый и упакованный под американца — именно такой, каким его часто описывал в своих репортажах он сам — мужественный, честный, а самое главное, несущий свободу в задрипанную Россию. Сердце у Феликса тихо ёкнуло. Он почувствовал, что попал в ловушку, а когда оглянулся, то увидел, что с другой, со «своей» стороны за ним наблюдают с любопытством тот же самый капитан Габелый, прапорщик Орлов и лейтенант Аргаткин, ну и рядовые за компанию. Лейтенант даже радостно скалился и, кажется, кричал: «Попался, красавчик! Ура тараканам!» Какими добрыми, нежными, а главное, родными показались они Феликсу. Пускай они его презирали, пускай они его не любили, пусть они даже были из другого лагеря, но были «своими», понятными и предсказуемыми. Им можно было в шутку сказать: «Пошли вы, ребята, в жопу!» И они бы поняли надрыв его души и даже посочувствовали. А уж чтобы отпустить, то отпустили бы точно. Ну может быть, накостыляли для порядка, но не со зла, а по-свойски, по-русски, чтобы вправить мозги. Но ведь я, к своему ужасу, подумал Феликс, уже готов. Самое страшное, что эти чувства противоречат всем установкам, о которых твердил мистер Билл Чишолм и о которых я сам думал, как о незыблемых истинах. А оказалось, что эти установки меняются. И ему впервые сделалось неприятно за то, что он такой непостоянный. Он даже готов был себя презирать, как полное ничтожество, но времени на самоанализ больше не было.

Феликс снова посмотрел на чеченца, в его пронзительно-хмурые глаза. Тот поднял винтовку и укоризненно покачал головой. Тотчас из здания КПП выскочили моджахеды всех мастей, одетые кто во что горазд, и окружили Феликса. У него ещё хватило сил спросить:

— А где американцы?!

— Мы за них! — захохотали они весело, как хохочут только дети гор. — Аллах велик и прозорлив! Мы ждали тебя, Вася!

Он ещё пытался что-то доказывать. В отчаянии много говорил. С надеждой показывал на дипломатический номер, пока один из моджахедов не отбил его прикладом:

— Гаски,[86] где твои номера? Ах-х… Ха-ха-ха!!!

И все засмеялись даже не то чтобы обидно, а издевательски, с угрозами, как умеют смеяться кавказцы, когда чувствуют свою безнаказанность и силу.

Тогда он дрожащими руками в качестве последнего аргумента достал документы. Их вырвали из рук, увидели российский герб, потоптали, затем выволокли его из машины и принялись избивать тут же на дороге.

Толстый хмурый человек спросил по-русски:

— Кто вы?

— Я Феликс Родионов, журналист газеты «Единогласие», — ответил Феликс, слегка заикаясь.

Не привык он к подобным жизненным встряскам и чувствовал себя, мягко говоря, не в своей тарелке. К тому же голова гудела, как котёл.

— Да, мы знаем, что вы журналист из Москвы. Что такой большой человек делает в нашей стране?

— Я аккредитован как дипломатический журналист при посольстве России освещать события в Имарате Кавказ.

Конечно, эта была липа, придуманная Соломкой Александром Павловичем и реализованная генеральным на самом высоком уровне. Но поди разоблачи эту липу, шишки набьёшь, а правды не найдёшь. Однако чеченцам правда не нужна. У них свои соображения. Всё это молнией пронеслось в голове у Феликса, и он отбросил всё лишнее и сосредоточился на главном — любым способом убраться отсюда живым и здоровым.