Дверь с той стороны (сборник) - Владимир Михайлов

Штурман почувствовал, как злость и гнев отступают куда-то: они не были больше нужны, они сыграли свою роль. До сего мига он не потерял сознания и теперь был уверен, что выдержит до конца. Мысли скользили теперь быстро, как кадры киноленты. Управляя ими, как он управлял кораблем, Луговой посылал их в разные стороны в поисках выхода. Но везде мысли натыкались на плотную преграду запрета.

Уменьшить радиус поворота нельзя: боковые перегрузки, наиболее опасные, превысят допустимый уровень.

Увеличить скорость тоже нельзя: тогда катастрофически возрастут фронтальные перегрузки.

Уменьшить ускорение либо вовсе выключить двигатели и лететь с постоянной скоростью означает – отдаться на волю тяготения звезды, которое немедленно изогнет их траекторию, переведя корабль на эллиптическую орбиту. Хотя скорость корабля оставалась достаточно большой и на эллиптическую орбиту он так и не вышел бы, все же он неизбежно приблизился бы к светилу на такое расстояние, что все живое в нем погибло бы.

Затормаживаться, чтобы выйти на орбиту на приемлемом удалении от звезды, поздно: корабль находится слишком близко к источнику частиц.

Выхода нет.

Во всяком случае, так решил штурман. И почувствовал, что страх покидает его, уступая место странному равнодушию. Страх прошел, как проходит пожар, уничтожив все, что могло и что не могло гореть.

Ничего не поделаешь, – тупо подумал он. – Все равно…

Но если гибель была неизбежна, то встретить ее следовало достойно. Герои всегда гибли романтически – в фильмах, по крайней мере.

Луговой порадовался тому, что пассажиры спят в своих коконах и покинут жизнь, не зная, что с ними происходит. Последним осознанным ощущением в их жизни останется надежда, которую они испытывали прежде, чем уснуть…

Но на посту оставался еще инженер, надежно изолированный от всего, происходящего вовне. Он видел только свои приборы и механизмы. Вряд ли они оба должны были умирать в одиночку.

Луговой решительно выключил тягу. Двигатели стихли, и только сирены продолжали выть.

Испытывая облегчение от того, что все решено, Луговой включил связь.

– Как ты там?

Через секунду донесся ответ:

– Теперь легче.

– Обстановку понимаешь?

Инженер был достаточно опытным человеком, чтобы понять, что значил вой сирен, дублировавшийся и в его посту.

– Рентген.

– Близко вышли. Но дело не в этом. Тут нет антивещества. Аннигилируем.

– Это я понял. Слежу за состоянием обшивки.

– Надолго ее хватит?

– Часа через полтора даст течь.

– Мало времени.

– Ну нам это будет уже все равно.

Штурман кашлянул: Рудик умел держаться.

– Ты прав, наверное, не выкрутиться.

Рудик, подумав, сказал:

– Бывает и так.

– Потому что, видишь ли…

– Я в курсе: вижу по приборам…

– Почему же ничего не подсказал? Может…

– Нечего было говорить. Ты все делал правильно.

– Можем рискнуть, но тогда нас раздавит. Или нет?

– Можешь не сомневаться: я прикидывал. Если бы можно было еще нажать, я тебе сказал бы. Не знаю, как ты, а я дал бы сейчас на всю железку. Не люблю долго ждать.

– Ты?

– А что, непохоже? Просто хочется напоследок, послушать, как поют мои моторчики.

– Они выдержат?

– Да, вполне.

– Хочешь подняться ко мне?

Рудик помедлил.

– Вообще покидать пост не положено. Но для такого случая…

Он появился в центральном посту минуты через две. Долго смотрел на экран.

– Красиво. По приборам – не так. А какая она без фильтров? Летал-летал, а звезд почти не видел: вблизи – никогда. Жаль.

– Без фильтров желтая. Как мед.

– Красиво. Подонок этот Нарев. И мы с тобой.

– Да. Но теперь – что уж. Ты готов?

Рудик замкнул систему кресла.

– Давай.

Штурман включил двигатели.

Корабль несся к светилу.

– А вдруг можно что-то придумать?

– Не вижу, штурман, да ты не бойся. Что было возможно, то сделано. А от невезения нет лекарства.

Луговой знал, что инженер говорит искренне: он не умел утешать, не будучи уверен сам.

– Добавим еще?

– Давай. Но так, чтобы можно было глядеть и разговаривать.

– Я думал – наоборот, чтобы в голове помутилось и ничего уже не соображать…

– Брось. Не солидно.

– Будь по-твоему, – сказал Луговой.

Они помолчали. Потом Рудик сказал:

– С таким ускорением двигатель все равно полетит часа через полтора. Ничего не теряем.

– Не все ли равно?

– Я просто так. А красиво будет, наверное. Жаль, что никто не увидит со стороны.

– А, фиг с ними, – сказал штурман. – Не увидят – ничего не потеряют. Мне было бы жутко. Не люблю кремации.

– Хороший корабль, – сказал Рудик.

– Машина хоть куда.

– И батареи дотерпели до конца.

Сирены снова изменили тональность. Излучение прорвалось в третью палубу.

– Другой давно уже был бы насквозь.

– Давно-о. А этот еще разгоняется…

Оба одновременно взглянули на интегратор.

– Хорошая скорость.

– Выскочили бы мы подальше, – сказал штурман, – успели бы отвернуть. Но – что поделаешь. В этом мы не вольны.

– Теория вероятности, – сказал инженер. – Если все время везет, то рано или поздно должно крупно не повезти.

Светило заняло уже больше половины экрана. Инженер перегнулся со своего места, – раньше там сидел штурман, – и выключил сирены.

– Мешают говорить.

– Молодец. А я и не подумал.

– Теперь все равно.

– Хорошо тянут моторы.

– Да.

Они умолкли, прислушиваясь к новому звуку: словно где-то кипела под высоким давлением вода.

– Нос, – сказал инженер. – Микровзрывы.

– Через час будем в зоне короны. Заполыхаем со всех сторон.

– Я же говорю – выйдет красиво.

Они сидели, не глядя, друг на друга, но ощущая присутствие другого всем своим существом.

– У тебя нет никакой музыки под руками?

– Нет. Знаешь, Рудик?

– Что?

– Я тебя люблю.

– И я. Ну, ладно. Давай споем?

– Это хорошо. Давай.

Они запели – негромко, теперь сирены не мешали. Далеко внизу шумели двигатели. После второго куплета инженер сказал:

– Третьего не хватает. Разбудим?

– Как? Я уж думал. Он отключен. И кокона не открыть.

– Все равно. Настоящий капитан не может не проснуться, когда корабль гибнет.

– Он пришел бы.

– Как же он придет, когда идем с ускорением? Ну-ка выключи на время…

Капитан ворвался в пост, на ходу затягивая замки на куртке. Он взглянул на экран, на людей. Все понял.