Огненная судьба. Повесть о Сергее Лазо - Николай Кузьмин

— А мы-то уж думали! — и женщина спустилась, стала помогать Ольге. — У нас, если что, весь народ в тайгу бежит…

Сначала появились ребятишки, затем показались женщины. Ни одного мужчины Ольга не заметила. Парнишка-возчик оказался прав: всех деревенских мужиков каратели расстреляли. Женщины плакали, рассказывая, как хозяйничали в Гордеевке каратели генерала Смирнова. С тех пор напуганные жители по вечерам не зажигали в избах света.

Ольга объявила, что переберется жить в школу, как только наведет там порядок. Хозяйка, Марья Никитишна, стала уговаривать ее оставаться.

— Легки, угла не пролежишь. А вдвоем веселее.

Весь вечер она рассказывала о деревенском житье-бытье. Сначала в Гордеевку наведались бандиты.

— Охальники, не приведи господь. Крови нанюхаются, дыму, да в спирт с головой. Скотину сразу режут, а котов с собаками вешают на веревках. Уйдут — одни собаки и висят… Атаман у них ну чистый антихрист! Ввалится и аж дымится от самогона. И сразу к девкам: «Айда со мной в баню!» И мода у него — в потолок стрелять. «Чтоб грому, говорит, на все Европы произвесть, аж до Америки до самой!»

Самая большая беда пришла в Гордеевку, когда по уезду тронулся карательный отряд генерала Смирнова.

— Сгонят нас, — рассказывала Марья Никитишна, — генерал стоит и плеточкой по голенищу щелк да щелк. «Баб, говорит, отдельно, мужиков отдельно». Потом главному казнителю махнет, тот и принимается. Глаз в нем от дикости не видно, вроде цепного кобеля. Учителка у нас жила, уже преклонных лет. Спрашивает ее: «Учила? Ага, так значит и коммунистов здешних обучила? Вот тебе пенсия за это!» И через все лицо — хлобысь. Раздели ее, ободрали догола и ну полосовать. Ребятишки, бабы в крик, а убежать не смей, стой и смотри-любуйся. А за сараями в это время наших мужиков пулеметами наказывают… Такого страху, милая, набрались, что и не пересказать всего!

На следующее утро Ольга сходила к заколоченной школе, осмотрела комнатку учительницы и решила все же перебраться. Марья Никитишна расстроилась.

— Не поглянулось у меня? Ну, тогда поживи хоть недельку. Мне одной невмоготу. А ты, случаем, по фершальской части не знаешь? Нету у нас фершала, а ребятишки валятся. Сегодня принесет тебе одна, уж погляди… Ну, не вылечишь, так хоть слово скажешь, и на том спасибо.

Никаких отговорок она не хотела слышать.

Деревенская ребятня страдала от простуд и нарывов. Но чем помочь? Ни капли йоду, ни таблетки аспирина. Ольга советовала матерям лечить детишек баней и чаем с малиной. Покуда она делала осмотр, Марья Никитишна приготавливала угощение. Скоро Ольга поняла, что деревенским пуще всякого лекарства хотелось порасспросить городскую о новостях. Но что она могла им сообщить? Обещала скорое улучшение. Не век же бедовать!

Дня через два поздно вечером в дверь избушки тихо постучали. Хозяйка обмерла.

— Ох, кто-то чужой!

Она выглянула, тотчас дернулась назад, захлопнула дверь.

— Не нашинский какой-то… Не иначе, «колчак».

Так деревенские называли солдат-белогвардейцев. Послышался стук палки, в избушку ввалился человек с огромным мешком на спине. Лицо его до самых глаз заросло бородой, на ногах лапти. Ольга в изумлении тихо ахнула: перед ней стоял до смерти усталый Сергей Лазо.

Чтобы не выдать своей радости, Ольга быстро отвернулась. Хозяйка не сводила с ночного гостя испуганных глаз. Сергей Георгиевич свалил с плеч мешок, опустился на табурет. Он слышал, что в Гордеевке появился свежий человек, и пришел осведомиться, нет ли городских газет.

Ольга понимала, что его тянет в другую комнату, где на кровати, болтая ножками, гулькала маленькая Адочка, но он не мог, не имел права выдавать себя. Ольга тут же приняла игру, сказав, что одну газету она случайно захватила, сейчас вынесет.

Свернув газетный лист, она сунула внутрь фотографическую карточку Ады.

— Вот. Больше нет ничего.

Попросив напиться, Сергей Георгиевич отдохнул и стал собираться. С мешком на спине он с трудом пролез в низенькую дверь. Простучала палка на крылечке, и все затихло. Ольга накинула платок и выскочила из избы. Невдалеке вспыхивал и гас какой-то огонек. Сергей зажигал спички, чтобы как следует разглядеть фотографию дочери.

— На кого она у нас похожа? — Он снова вгляделся. — Не пойму. Но как будто на меня. Ты не находишь?

— Постой… Ты где сейчас? Откуда? Я же ничего не знаю!

Он рассказал о лазарете. О побеге Всеволода Сибирцева из лагеря он уже знал. Ольга удивилась скорости, с какой сообщение из Владивостока достигло таежного лазарета. Работала хорошо налаженная система связи. И она вновь, как и при прощании с Сахьяновой на владивостокском вокзале, ощутила себя оторванной от больших дел, которыми живет подпольная организация Приморья.

— Оля, я понимаю, тебе сейчас тяжело. Но скоро мы будем вместе. Осталось ждать немного. И потом уже не будем расставаться.

— Я скоро переберусь в школу. Наша школа во-он там. Если все будет спокойно, я зажгу свет. Наблюдай за окнами.

Через два дня Ольга перебралась в комнату при школе, и в первый же вечер к ней явились Сергей и доктор Сенкевич. В мешках они принесли продукты и небольшую аптечку. Доктор сделал Адочке прививку оспы и завалился спать.

Часа полтора Сергей забавлялся с Адочкой, не спуская ее с рук. Потом Ольга покормила дочь и уложила ее спать. На полу возле стены всхрапывал Сенкевич.

— Знаешь, он меня поставил на ноги, — сказал Сергей, с нежностью посмотрев на безмятежно спящего доктора.

— Замечательный человек, — подтвердила Ольга. На нее доктор с первой же минуты произвел самое отрадное впечатление.

— Пусть спит, — сказал Сергей. — Он так устает!

Низенький крепыш Сенкевич чем-то напомнил ему доктора, жившего по соседству с Пятрами и приезжавшего лечить отца. То же самое жизнелюбие, готовность к участию, безграничное добродушие. Иногда Сергею думалось, что эти душевные качества являются профессиональной принадлежностью людей, занятых человеческим здоровьем. Но Сенкевич, в отличие от доктора из Пятр, умел и прекрасно воевать: одно время он был комиссаром партизанского отряда. Ревштаб убедил его, что для него сейчас важнее всего не убивать врагов, а возвращать в строй раненых и заболевших товарищей. Сенкевич оборудовал в тайге прекрасный госпиталь.

— Тебе так не идет эта борода! — неожиданно заявила Ольга.

Сергей рассмеялся.

— Таежное украшение. Скоро сбрею.

Он сказал, что ему придется перебраться во Владивосток.

— А мы?

— Вам пока лучше остаться здесь. Но ты не беспокойся, тебя не оставят. Здесь Дядя Володя, здесь Ильюхов, Владивостоков…