Пятая авеню, дом один - Кэндес Бушнелл

Минди отвела взгляд.

— Что, если одобрение кандидатур Райсов было ошибкой? — нерешительно спросила она.

Инид вздохнула:

— Ничего не поделаешь. Выселить можно только злостных неплательщиков. Учитывая состояние Райсов, шансов у вас практически нет.

— Я не могу жить в одном доме с этим человеком, — призналась Минди.

— Значит, вам нужно переехать, — весело сделала вывод Инид и открыла дверь: — Очень жаль, что не смогла помочь вам, милочка. Всего хорошего.

Отложив толстый том «Искупления», [18] Лола открыла балконную дверь и вышла на обледеневшую террасу в сапогах от Chloе. Перегнувшись через перила, она посмотрела, не идет ли Филипп. Вернувшись на диван, Лола захлопнула книгу и мрачно уставилась на обложку. Это был сувенир от Окленда — точнее, подарок со значением — после испорченного ужина с одним из его давних знакомых.

— Замечательный роман, — сказал Филипп. — Должен тебе понравиться.

— Спасибо, — поблагодарила Лола, хотя сразу раскусила, к чему клонится дело. Окленд пытался ее развивать, и хотя она была благодарна за внимание, не понимала, с чего он вдруг так озаботился ее образованием. Она была убеждена, что это Филиппа надо обтесывать. Когда Лола упоминала молодого красавца актера, или заводила речь о видеоклипе с YouTube, о котором говорил весь НьюЙорк, или просто включала музыку со своего айпода, Филипп заявлял, что никогда об этом не слышал. Лола огорчалась, но благоразумно удерживалась от критики, ужасно гордясь своим тактом: не стоит ранить чувства Окленда, напоминая старикану о его преклонном возрасте.

Действуя таким образом, Лола обнаружила, что может добиться от Филиппа почти всего, что ей хочется. Сегодня, например, они собрались на съемки очередной серии нового телепроекта с Шиффер Даймонд. В городе только и разговоров было, что об этом сериале, и Лола, зная, что Филипп и Шиффер, как он выразился, старые друзья, невзначай невинно удивилась, отчего он не навестит ее на съемочной площадке. Филипп тоже, кажется, удивился и под давлением Лолы спустился на этаж Шиффер и прикрепил ей записку к двери. Вечером Шиффер позвонила. Филипп ушел к себе в кабинет и говорил с ней около часа, плотно прикрыв дверь. В гостиной Лола с ума сходила от нетерпения. Выйдя, Филипп сказал, что отправляется на съемки к Шиффер, но ей, Лоле, не нужно беспокоиться, ведь съемочный процесс — дело вовсе не такое интересное и там ей будет скучно. И это при том, что идея пойти туда принадлежала ей! Лола устроила Окленду массаж ступней и, нежно растирая правую подошву, обронила, что как его референту ей полезно было бы разобраться в съемочном процессе, чтобы лучше понимать специфику работы сценариста.

— Ты знаешь, в чем состоит эта специфика, — запротестовал Филипп без особого, впрочем, энтузиазма. — Я целыми днями сижу за компьютером.

— Неправда, — возразила Лола. — В январе ты на две недели едешь в ЛосАнджелес… Может, и я с тобой на недельку съезжу… И тогда мне придется ходить с тобой на съемки — не сидеть же в отеле с утра до вечера!

— С ЛосАнджелесом мы уже все обсудили, — возмутился Филипп, и его ступня напряглась под пальцами Лолы. — Первые две недели съемок всегда самые трудные. Я буду работать по шестнадцать часов в сутки — развлекать тебя мне будет некогда.

— Так это что, я тебя две недели не увижу? — взвизгнула Лола.

Филипп, должно быть, почувствовал угрызения совести, потому что почти сразу согласился взять ее с собой на съемки «Госпожи аббатисы». Лола была так довольна, что даже не стала возмущаться решением Филиппа не ездить к ее родителям на День благодарения, сказав себе: в конце концов, вместе они совсем недолго, еще рано проводить праздники в семейном кругу. Лола и сама не хотела бездарно тратить время на Инид: по сложившейся традиции Филипп водил тетушку на нудный ленч в клуб «Столетие». Однажды он повел туда Лолу, но, увидев посетителей, средний возраст которых переваливал за восемьдесят, мисс Фэбрикан пришла в ужас и мысленно поклялась — больше в этот клуб ни ногой. Поэтому она с удовольствием съездила в ВиндзорПайнс, встретилась с подружками и до трех часов ночи в субботу хвасталась фотографиями квартиры Окленда и своими снимками с Филиппом. Одна из ее подруг была помолвлена и планировала свадьбу, другие еще заманивали бойфрендов в брачные сети. Девушки смотрели на снимки Филиппа, квартиры и дома на Пятой авеню и завистливо вздыхали.

Это было три недели назад, а теперь на носу Рождество, и Филипп наконец назвал день, когда они пойдут на съемки сериала. Два дня Лола тщательно готовилась: сходила на массаж, нанесла автозагар, вызолотила отдельные пряди своих темных волос и купила платье от Marc Jacobs. После покупки сразу позвонила ее мать с вопросом, неужели дочь в самом деле оставила две тысячи триста долларов в бутике. Лола возмутилась, что за ней шпионят с помощью кредитной карты, мать и дочь поссорились — а такое с ними случалось крайне редко, — и Лола бросила трубку. Впрочем, мучимая раскаянием, она тут же перезвонила. Битель едва сдерживала слезы.

— Мама, что случилось? — настаивала Лола. Когда мать не ответила, она в панике выпалила: — Неужели вы с папой разводитесь?

— Нет, в этом плане у нас с твоим отцом все в порядке.

— Так в чем же дело?

— Ох, Лола, — вздохнула Битель, — поговорим об этом, когда ты приедешь домой на Рождество. А пока будь поэкономней.

Это была очень странная для Битель фраза, и Лола нажала «отбой», вконец озадаченная. Однако вскоре она решила, что для паники нет причин. Мать вечно расстраивалась изза денег, но неизменно преодолевала свою скупость и, чтобы задобрить Лолу, покупала ей какойнибудь милый пустячок вроде очков от Chanel.

Тем временем Филипп сидел в парикмахерской на углу, и мастер подравнивал ему каре. Уже тридцать лет Окленд ходил в этот салон на Девятой улице, в двух шагах от Пятой авеню. В семидесятых сюда заглядывала его мать; тогда клиенты и мастера ставили кассеты с музыкой в огромный здешний бумбокс и нюхали кокаин. Владелец салона был близким другом матери Филиппа, излучавшей флюиды очаровательной беспомощности, что побуждало окружающих всячески заботиться о прелестном существе. Обладательница трастового фонда, Анна отличалась еще и редкой красотой, но в ней был какойто надлом, что лишь странным образом усиливало ее обаяние. Ее самоубийство в 1983 году никого не удивило.

Владелец салона по имени Питер делал Филиппу одну и ту же стрижку много лет. Он уже почти закончил, но Окленд тянул время. Зная, что Питер недавно вылечился от рака и возобновил ежедневные занятия спортом, он завел об этом разговор. Затем они побеседовали о доме Питера в горах Катскиллс и о том, как изменился их район Манхэттена. В глубине души Филипп жутко боялся предстоящего визита на съемочную площадку и неизбежной встречи своей прежней любимой и новой любовницы. Существует четкая разница между любимой женщиной и любовницей: первая считается уважаемой и благородной, вторая — временной и заурядной, а если речь идет о Лоле, то она еще и постоянно ставит его в неловкое положение.