Гибельнве боги - Ольга Михайлова

Джустиниани резко поднялся.

— «Если будут грехи ваши, как багряное, — как снег убелю», — он подхватил старика под руку и повлек к храму, — по сути, человек рождается в вечность только тогда, когда осознает, что мертв.

Он привел старика к отцу Джулио, счастливому обретением своих очков, кои он только что нашел под столом.

— Его зовут Вирджилио. Он хочет поверить в бессмертие своей души и в милосердие Божье, — бросил он, — помоги ему.

Отец Джулио кивнул. Джустиниани же направился домой.

…Когда Джустиниани предупредил Джованну, что она ни в коем случае не должна покидать дом без его ведома, даже если ей надо выйти к аптекарю или подругам, девица, к его удивлению, подняла на него глаза и вдруг послушно кивнула. Он добавил, правда, отводя глаза, что должен знать обо всех приглашениях, которые ей присылают. Джованна спокойно выслушала его и снова кротко кивнула. Гулять она может только на внутреннем дворе и только с ним, усугубил он ее тюремный режим, но девица и тут не возразила.

Джустиниани не понял — как, но девица словно о чем-то догадалась. Бросив на него быстрый взгляд, она улыбнулась и тихо села за шитье. Весь день была тиха, вышивала, не хлопала дверьми, не поднимала на него глаз, но губы ее постоянно были чуть тронуты улыбкой. Иногда она что-то напевала и даже — впервые осмелилась погладить Спазакамино.

Тот выгнул спинку, зажмурился и заурчал.

В доме воцарилась идиллия, Джустиниани вечерами выводил девицу на прогулку, часами беседовал с ней у камина. Кот Трубочист, словно почуяв расположение хозяина к девице, стал тереться об ее ноги и даже мурлыкать, играя с ее клубком шерсти. Сама Джованна и вправду обо всем догадалась: взгляд мессира Джустиниани изменился, он смотрел на нее с трепетом и нежностью, перестал обращаться с ней как с несмышленышем и, судя по тем словам, что он иногда ронял, она поняла, что небезразлична ему. Понимание, что тот, в кого влюблены ее подруги, отдал предпочтение ей, что Господь услышал ее молитвы, мгновенно рассеяло хандру девицы.

Джустиниани же, не видя суккубов, не имея блудных сновидений и ночных осквернений, несмотря на его мечты о ночах с любимой и троих детишках, окончательно уверился, что ничего дьявольского в его влюбленности нет.

В душе его порхали бабочки.

Глава 7. Пинелло-Лючиани

Господи! Как умножились враги мои! Многие восстают на меня многие говорят душе моей: «нет ему спасения в Боге». Но Ты, Господи, щит предо мною, слава моя, и Ты возносишь голову мою.

Этой ночью Винченцо почему-то долго не мог уснуть. Погас ночник, в камине догорали дрова, кот вдруг проснулся и прыгнул ему на подушку. В кресле же у камина проступило странное существо с лицом ангела, изнуренного смертельным недугом. Джустиниани сразу узнал его и удивился, что тот явился только сейчас. Винченцо сел на постели и ждал первых слов пришедшего.

— Как видишь, я не такой урод, как ты расписал крошке Джованне, — невесть зачем сообщил сатана, и деловито продолжил, — ну, если у тебя есть вопросы, задавай их, человек.

Джустиниани вздохнул. Были ли у него вопросы к дьяволу? Как ни странно, ни одного.

— Молчишь? Я, в общем-то, всегда знал, что с такими, как ты, не повеселишься. Люди без желаний, без честолюбия, без страстей — блеклы, но неуязвимы, не отрицаю.

— Тебе больше по душе мой дядюшка и мессир Андреа?

— Да, мышь должна быть голодной и мечтать о сыре — иначе мышеловка останется пустой, — ухмыльнулся сатана. — Однако ты, хоть и не попался сам, оказался полезен мне, пополнив Геенну многими достойными её, и ты ещё послужишь мне, ибо, как обмолвился твой дружок-ортодокс Джулио, ты подлинно стал молотом, и если нельзя разбить тебя — буду бить тобой. В накладе я никогда не останусь.

— Слушай, — напрягся вдруг Джустиниани, он наклонился вперед и потер чуть ноющие виски, — я думал, мне не о чем спрашивать тебя, но один вопрос у меня есть. — Он взглянул на дьявола. — Ты — умён. Ты очень умён. Но почему среди твоих адептов нет умных? Я просто подумал, что твои идейки — те, о которых я читал в книгах Джанпаоло, — они бесовски умные, и возьмись за их исполнение умный человек, они взорвут мир. Но умных там нет. Подонков сколько угодно — всех мастей, но почему они столь глупы? Ты выбираешь глупцов или глупцы выбирают тебя?

Сатана меланхолично улыбнулся.

— Ты не прав в исходном постулате, мой мальчик, моя сила — в страстях, а страсть, которая оставляет место для размышления — это не страсть. Глупцов легче водить за нос, а стоит заразить гибельными желаниями умного — вот тебе и дурак.

— Точно, — уронил Джустиниани, — я понял…

Тут часы пробили полночь, и Джустиниани очнулся. В двери тихо стучали. Луиджи, войдя в спальню с лампой, доложил, что его сиятельство спрашивает гость — мессир Андреа Пинелло-Лючиани. «Так это мне всё приснилось?» — удивленно подумал Джустиниани, торопливо одеваясь, после чего вышел в гостиную.

Мессир Андреа стоял у входа в длинном плаще и руки его были спрятаны под его полами.

Джустиниани странно удивился тому, что почти все, что он знал о Пинелло-Лючиани — почерпнуто от других. Но почерпнуто было столько, что он предпочел бы никогда не встречаться с этим существом. И судьба словно отводила их до времени друг от друга. Но теперь они стояли друг против друга и глаза обоих налились смертельной ненавистью. Джустиниани, помня разговор в галерее Чиньоло, ждал, что мессир Андреа начнет торговаться, но Пинелло-Лючиани молча бросил на стол что-то белое, странно звякнувшее при соприкосновении с поверхностью. В левой его руке темнел пистолет. «Еще и левша к тому же…»

Джустиниани бросил взгляд на стол и напрягся: он рассмотрел, что это — отрезанный рукав шелковой рубашки с запонкой. На золоте белели арамейские платиновые инкрустации, на белой ткани — алела кровь, как от царапины. В глазах его потемнело. Он видел эти запонки на Карло Тентуччи. «…Не сердитесь. Я считаю вас своим единственным другом, Карло…». «…Вот уж не знал, что ты меломан…», Энрико Петторанелло слышал его слова и, конечно же, передал их Пинелло-Лючиани. Винченцо стало дурно. Ему казалось, он надежно укрыл все, что ему дорого, и тем обезопасил себя. Но Карло… Он так и не преодолел в себе настороженности и недоверия, прибегал к его помощи, но до конца так и не доверял…

— Он написал мне?

Пинелло-Лючиани покачал головой.

— Если бы он согласился, нам не пришлось бы показывать вам это…

Джустиниани лихорадочно соображал. Итак, Тентуччи отказался писать ему. Это могло быть нежеланием вызывать его туда, куда его заманивали — и тогда это был поступок истинного мужества, или… или Тентуччи у них нет, но они просто шантажируют его. Запонки Карло уникальны, сделаны на заказ, и все же, украсть их довольно просто. Ибо взять в заложники Тентуччи — это говорило о безумии… или… Или уж, воля ваша, о том, насколько важен для них ларец. Но там ничего, кроме нескольких вольтов, нет. Неужели они так напуганы? Джустиниани закусил губу. Впрочем… Ипполита… В ее смерти они тоже могли приметить нечто дьявольское…