Дипломатия Симона Боливара - Анатолий Глинкин

Однако Фердинанд VII блефовал в дипломатической игре с Лондоном, и буря утихла так же внезапно, как и возникла, не оставив заметного следа в англо-испанских отношениях.

Надеждам Боливара и на этот раз не суждено было осуществиться. Находясь в Каракасе, Освободитель встретился с представителем кубинских патриотов в изгнании Хосе Иснагой и детально обсудил с ним сложившуюся ситуацию. По словам Иснаги, Боливар откровенно и доверительно рассказал ему о возникших серьезных препятствиях. «Мы не можем, — заявил Боливар, — идти на столкновение с правительством США, которое, объединившись с Англией, направляет свои усилия на сохранение власти Испании на островах Куба и Пуэрто-Рико». Противодействие США и Англии, возможно, удалось бы преодолеть, считал Боливар, если бы на Кубе происходили массовые выступления против испанского гнета и на острове было бы создано независимое правительство, направившее Колумбии просьбу о помощи. Однако после разгрома колониальными властями тайного патриотического общества «Солнца и лучи Боливара» на Кубе произошел спад освободительного движения. Остро сказывалось также отсутствие активной поддержки мексикано-колумбийских усилий со стороны других южноамериканских стран.

Вскоре в Мексике, а затем и в Колумбии резко обострилась внутриполитическая обстановка. Боливар отдал приказ генералам Р. Урданете и М. Монтилье приостановить вплоть до особого распоряжения всякую деятельность по снаряжению экспедиции на Кубу и Пуэрто-Рико. Многолетние усилия Освободителя не увенчались успехом. В силу противодействия внешних сил и острых междоусобных распрей в Колумбии и других молодых государствах региона ему не удалось осуществить свою мечту о полном изгнании испанских колонизаторов из пределов Западного полушария. Последствия этого для исторических судеб кубинского и пуэрто-риканского народов были поистине трагическими. Благодаря полученной «охранной грамоте» от США и Англии одряхлевшая испанская монархия, переживая затяжной кризис, смогла удерживать в своих руках Кубу и Пуэрто-Рико до конца XIX века. Политика «зрелого плода» позволила США в подходящий момент похитить «жемчужину Антилл» и одновременно превратить Пуэрто-Рико в свою колонию. Эти исторические события красноречивее всех документальных свидетельств высветили истинные причины активного противодействия США плану Боливара в 20-х годах прошлого века.

ПАНАМСКИЙ КОНГРЕСС

Панамский конгресс, подготовке которого Боливар посвятил большую часть своей жизни, начал свою работу 22 июня 1826 г. в 11 часов утра. Торжественная церемония открытия происходила в главном зале старинного монастыря Святого Франсиска в городе Панама. Окна просторного, светлого помещения, где собрались делегаты, выходили на безбрежные просторы Тихого океана, и дуновения легкого морского бриза смягчали невыносимую тропическую жару. Приветствуя историческое событие, местная «Гасета экстраординарио дель Истмо» писала: «Этот день можно назвать днем Америки».

Первый международный конгресс независимых американских стран привлек большое внимание государственных и общественных деятелей США и Европы. Известный французский мыслитель аббат Прадт сообщал Боливару о восприятии передовыми людьми Европы борьбы испано-американских патриотов за утверждение своей независимости: «Наконец, Америка свободна… На устах у всех конгресс в Панаме, созываемый новыми американскими государствами… Наконец, после стольких конгрессов королей, направленных против народов, состоится конгресс народов в интересах самих народов. Таким образом, несомненно Америка дает урок и образец для остального мира».[348] На созыв Панамского конгресса официально откликнулись правительства Англии и Голландии, решившие направить в Панаму своих наблюдателей, чтобы из первых рук получить всю информацию о принятых там решениях.

В конкретных условиях первой четверти XIX века проведение в Панаме международного конгресса испано-американских республик потребовало, без преувеличения, титанических усилий. Путь к торжественному заседанию в монастыре Святого Франсиска был долгим и трудным. Находясь в Лиме, Боливар вникал во все вопросы, касавшиеся подготовки перуанской делегации. Правительство Перу первым направило своих делегатов на Панамский конгресс, поручив представлять интересы страны председателю верховного суда республики Мануэлю Лоренсо Видаурре и видному перуанскому дипломату Хосе Мария де Пандо. Оба деятеля пришли в лагерь патриотов сложными путями. После 1823 года они тесно сотрудничали с Боливаром и разделяли его внешнеполитические концепции, хотя, по мнению одного из исследователей, Видаурре «оказался наиболее темпераментной, беспокойной и противоречивой фигурой на конгрессе».[349] После назначения Пандо министром иностранных дел Перу его в Панаме заменил Мануэль Перес де Тудела, автор текста Декларации независимости, обнародованной 28 июля 1821 г.

Полномочные представители Перу прибыли в Панаму в июне 1825 года. Вследствие несогласованности действий колумбийские делегаты появились в Панаме лишь шесть месяцев спустя. Такое начало не могло вызвать энтузиазма.

Правительство Великой Колумбии направило в Панаму, пожалуй, самую представительную делегацию. Первый делегат — Педро Гуаль пять лет возглавлял министерство иностранных дел, а второй — генерал П. Брисеньо-Мендес являлся одним из ближайших соратников Боливара. В 1813 году он был его личным секретарем. На конгрессе в Ангостуре Брисеньо-Мендес возглавлял секретариат, а впоследствии стал военным министром Колумбии. Ему Боливар доверил ряд ответственных дипломатических миссий, в том числе переговоры с Морильо о перемирии и заключение торгового договора с Англией. Накануне отъезда в Панаму он женился на племяннице Боливара. Умирая, Освободитель сделал Брисеньо-Мендеса своим душеприказчиком.

Между двумя делегациями в ожидании прибытия представителей других государств в декабре 1825 года начались консультации по основному вопросу повестки дня конгресса, а именно о принципах конфедерации испано-американских государств. Идея проведения таких неофициальных дискуссий между двумя главными инициаторами созыва конгресса до его открытия принадлежала Гуалю, выдвинувшему ее еще в феврале 1825 года.

В центре дискуссии оказались предложения из 21 пункта, разработанные Видаурре во время ожидания колумбийских коллег. Проект Видаурре, подготовленный им в порядке личной инициативы, существенно отличался от согласованных ранее подходов, отражавших идеи Боливара. Вместо федерации суверенных государств Видаурре предлагал фактически создание унитарного государственного объединения и общего рынка. Суть своего проекта перуанский делегат выразил в крылатой фразе: «Не может быть ничего иностранного в рамках американской конфедерации».[350] Такой подход вызвал серьезные возражения колумбийских делегатов. В своей критике они исходили прежде всего из невозможности осуществления проекта Видаурре в условиях далеко зашедшего процесса формирования в испанской Америке независимых национальных государств.

В ходе неофициальных консультаций происходил поиск сближения позиций двух делегаций и по другим вопросам повестки дня. Много внимания уделялось проблеме создания объединенных вооруженных сил. Для перуанских делегатов было неожиданностью доверительное сообщение их колумбийских коллег о предстоящем приезде в Панаму английского представителя. Великая Колумбия в августе 1825 года, то есть уже после прибытия перуанцев в Панаму, проявила одностороннюю инициативу и пригласила Англию участвовать в Панамском конгрессе. Эту акцию колумбийская дипломатия предприняла по настоянию Боливара. В своих письмах Сантандеру в июне-июле 1825 года Освободитель выражал убеждение в том, что конфедерация испано-американских стран не сможет утвердить себя на международной арене без покровительства Англии. Как показал уже первый опыт встреч в Панаме, не все шло гладко и просто. Тем не менее Гуаль и Брисеньо-Мендес в донесении от 10 апреля 1826 г. сообщали в Боготу об установлении взаимопонимания с перуанскими представителями.[351]

Делегаты Федеральной республики Центральной Америки прибыли в Панаму в марте 1826 года. Педро Молина входил в состав первого независимого правительства Центральной Америки, а затем стал дипломатическим представителем своей страны в Боготе. Второй депутат — каноник церковного суда в Гватемале Антонио Лappaсабаль — в течение ряда лет участвовал в работе испанских кортесов, отстаивая там интересы Центральной Америки.

Последними в июне 1826 года прибыли на конгресс мексиканские делегаты: генерал Хосе Мариано Мичелена, активный участник войны за независимость и член первого республиканского правительства, образованного в Мексике после крушения империи Итурбиде, и Хосе Домингес, главный судья города Гуанахуато, занимавший пост министра юстиции при Итурбиде. Одновременно с ним приехали английский наблюдатель Эдвард Доукинс и голландский наблюдатель полковник Ван Веер. После этого и состоялось официальное открытие Панамского конгресса.