Дворец для любимой - Владимир Корн

Герцог не смог сдержать эмоций:

— Да уж, впечатляюще, — при этом голос его прозвучал довольно печально. Вероятно, он представил себе, во что обойдется нам захват города. И мне оставалось только согласно кивнуть головой.

— Твердыня, настоящая твердыня, — думал я, глядя на Дижоль. Крепкий орешек, на котором можно обломать все зубы. Пожалуй, как крепость, Дижоль нисколько не уступает Гроугенту, а кое в чем и превосходит. Своим удачным расположением, например, где все особенности ландшафта, в основном горного, использованы очень удачно для его обороны. С Гроугентом не так, он расположен на равнине, в устье впадающей в Тускойский залив реки Арны. Здесь можно увязнуть глубоко и надолго, а тем временем Готом успеет переформировать свои войска и двинуться с ними на выручку. Но и оставлять Дижоль в тылу не самое умное решение. Что ж, на завтрашнем военном совете нам предстоит решить, что делать дальше.

У подножия холма находилась сотня моей личной охраны. Люди опытные, прошедшие вместе со мной многое, в основном далеко уже не юнцы, но среди них было и новое лицо, совсем мальчишеское, с едва пробивавшимися усиками. Авальд фер Герео, родной брат Андре, человека, которому я считал себя очень обязанным. Самого его отблагодарить было уже ничем невозможно, но я мог принять участие в судьбе его семьи. Золото вещь замечательная, оно никогда и никому лишним не бывает, но это означало просто откупиться, прежде всего, от своей совести. А совесть на редкость зубастое существо, очень любящее погрызть своего владельца и к тому же абсолютно бескорыстное.

Сам Андре, выходец из провинциальной мелкопоместной семьи с невысокими доходами, оказался в столице, как и тысячи таких же, как он, в поисках более счастливой судьбы. В ведомстве Коллайна он оказался больше из-за личных качеств, чем из-за чего-либо другого, например удачи. Коллайн отметил его раз, другой, и Андре ожидала быстрая карьера, если бы не случилось то, что случилось.

В общем, взял я Авальда к себе. А что, шансов получить ранение, тем более погибнуть, практически нет никаких, парень он толковый, будет при дворе, а там уж дальше посмотрим, что и как…

Проснулся я от шума за тонкими стенами походного шатра. Имперская армия охватила Дижоль в полукольцо, упираясь в морской берег и перекрывая к нему доступ с суши. Существовало несколько вариантов развития событий: вылазка из осажденного города, вражеский десант с моря, и подход армии Готома с целью снять блокаду. Все эти варианты герцог постарался предусмотреть.

Но судя по звукам, вряд ли что-то произошло из этого. Да и меня давно бы уже известили. Так, хотя звук голосов весьма приглушенный, разобрать, о чем идет речь, все же можно.

Прибыли два гонца, и каждый из них считал, что самую важную весть принес именно он, требуя первым впустить в шатер его.

— Впустите обоих, — потребовал я, не повышая голос, услышат.

Принял я гонцов лежа в постели, в последнее время к этому было не привыкать.

Среди ночи разболелась нога, вероятно, неловко пошевелил ею во сне, и мне удалось уснуть уже под утро.

Хорошо одно, чувствовать я ее начал, раньше постоянно было такое ощущение, будто я ее отлежал, даже мурашки по коже такие же. Цаннер сказал — добрый знак.

Полог шатра распахнулся, пропуская обоих гонцов. Если судить по внешнему виду гонцов, вести действительно срочные и важные. Они даже в порядок в себя не привели, что, в общем-то, предосудительно, не в корчму ввалились, хлебнуть винца с дороги.

И еще, новости не должны быть плохими, вон, как их лица светятся. Ну что ж, приятно, когда день начинается с хороших вестей, а не так, как недавно в Гроугенте, и я осторожно пошевелил больной ногой.

Оба гонца были похожими как два брата-близнеца: в пропыленной одежде, серыми от дорожной пыли лицами, с заострившимися скулами, да еще и мундиры одинаковые. Разве что тот, что слева, выше на полголовы.

С него я и начал — говори.

Тот сделал шаг вперед, придав лицу чуть ли не торжественное выражение и начал:

— Господин де Койн, на море одержана полная и решительная победа над объединённым флотом Абдальяра и Трабона, — произнес он голосом, полностью соответствующим выражению лица. После чего застыл, все своим видом ожидая, что я немедленно буду выпытывать у него все потребности. Но не удержался, и бросил взгляд на второго гонца — мол, тебе ли было лезть вперед меня!

К моему удивлению, его коллега остался невозмутим. Ну, сейчас мы быстро выясним причину его невозмутимости.

— Теперь ты, — обратился я уже к нему.

Тот сделал большой шаг вперед, оказавшись впереди первого вестника, принесшего такую важную и радостную новость:

— Господин де Койн, его королевское величество Готом пленен, и сейчас на полпути по дороге сюда!

Господи, как приятно получить с самого утра такие грандиозно радостные новости. И я бы вскочил на своей постели и попрыгал на ней, громко и радостно крича, и плевать на всех, если бы не больная нога, вынудившая меня вести себя прилично.

Глава 22

Его королевское величество

Дорога на третий этаж далась с двумя остановками на отдых. Радовало одно:

ковровая дорожка, покрывавшая мрамор лестничных пролетов, не давало костылю соскользнуть.

Вот, наконец, и двустворчатые двери, ведущие в необходимую мне комнату. Коридор тоже на всю ширь был застелен ковром с затейливым геометрическим орнаментом и довольно высоким ворсом, приглушающим стук костыля.

У двери дежурили двое высоченных гвардейцев, и несколько таких же верзил расположились в холле напротив. Там же находились и еще чуть ли не дюжина человек, вскочивших при моем появлении. Все они были людьми Кенгрифа Стока и Анри Коллайна, и как только эти ведомства ответственность делят? Ладно, не мои проблемы.

Его величество король Готом IV выглядел весьма неважно. Он и раньше-то особой статью не отличался, а сейчас от него и вовсе остался только его выдающийся во всех отношениях нос. Ничего неудивительного в этом нет, ни кому не пожелаешь оказаться в его положении, и дело даже не в том, что он оказался в плену.

Вообще-то я мог и сам бы занять один из кабинетов дворца, чтобы затем приказать привести Готома, чтобы он предстал пред моими грозными очами. Но так у нас уже по разу было, когда мы по очереди оказывались друг у друга в плену, а вести в счете почему-то совсем не хотелось.

Кивком головы отослав дежуривших в комнате стражников, я подошел к окну, из которого открывался отличный вид на гавань. Готом продолжал безучастно сидеть, положа руки нас стол и вертя в пальцах ручку.

Ручка, кстати, была со стальным пером, одним из самых первых моих внедрений технического прогресса в этом мире. По комнате плавал запах сургуча, которым он совсем недавно запечатал лежавшее перед ним на столе письмо.