Романтическое приключение - Сара Монк

— Ты не собираешься поздороваться со мной?

Снова молчание. Мэрилин открыла рот, но ни звука не вышло из ее уст. Ни звука, ни писка… И в этот момент Алекс спустился вниз из башни, ведя на поводке Годрича. Он был в прекрасном настроении, и когда увидел лицо матери и перевел взгляд с нее на Лизель, а затем посмотрел туда, куда смотрели они, то остановился, нахмурился, чуть-чуть покачал головой, и Лизель поняла, что он не сразу, но все же узнал гостя.

— Алекс? — услышала Мэрилин голос Ника и возненавидела его за это. Он даже не был уверен, что это его сын. Но потом он снова повторил вопрос, громче, более уверенно: — Ты ведь Алекс? — И протянул к нему руки.

Алекс недоверчиво смотрел на отца, которого не видел и о котором не слышал уже три года.

— Давай, Алекс, — подбадривал его Ник чересчур сладким голосом. — Подойди и поздоровайся с отцом.

И затем слезы заблестели в глазах мальчика, и неуверенный шаг вперед превратился в рывок, который предпринимают в спринте. Когда Алекс рванулся вперед, Ник улыбнулся Мэрилин, и эта улыбка, как посчитала Лизель, скорее была эгоистичная и самодовольная, нежели отцовская. Но вместо того, чтобы броситься в распростертые объятия, Алекс наклонил голову и изо всей силы ударил Ника в живот.

Ник скорчился и вскрикнул от шока и боли. Алекс, чуть покачнувшись от удара, смотрел на отца, и на какой-то момент проблеск вины появился на его мальчишеском лице. Затем мягкие брови сошлись, он нахмурился и, отведя ногу назад, пнул Ника в голень. А затем залился слезами и выбежал из ресепшен.

Годрич фон Вуфенхаузен тем временем сделал свое собачье открытие: увидев, как его обычно счастливый друг и поставщик запретного шоколада выбежал, заливаясь слезами, он выдержал паузу, подошел к Нику и, подняв лапу около его крупной фигуры, оросил его теплой и едкой струей, а затем пустился прочь от наказания.

Эд и Эрик, прибежавшие на крики Лизель, бросились за псом. Мэрилин склонилась над Ником, который корчился на полу, не зная, то ли держаться за живот, то ли вытирать платком мокрые брюки. Он посмотрел на Мэрилин и попытался изобразить одну из своих беспроигрышных улыбок, которые использовал каждый раз, когда хотел загладить вину. И возможно, эта улыбка более, чем что-то другое, отрезвила Мэрилин и заставила заговорить.

— Привет, Ник! Как дела? — сказала она. И вылила свой едва начатый кофе ему на голову.

— О, черт! — громко выругался он, вытирая лицо.

— Да. А ты чего ждал? — отрезала она, прежде чем разрыдаться и выбежать из ресепшен следом за сыном.

— Что тут за шум? В чем дело, Лизель? — Кася и Лоррейн меняли белье в одной из комнат в мансарде, когда Кася увидела, как Алекс выбежал из дома, а за ним Эд и Эрик, и потом еще и Мэрилин.

— Да так… — Лизель была сама не своя, такой ни Кася, ни Лоррейн никогда ее не видели. Кася первая заметила на ее лице ненависть и презрение — эмоции, столь несвойственные Лизель.

— Этот человек обидел вас? — спросила Кася, и ее тон был так резок, что Лизель подумала, не перенять ли его, чтобы выставить Ника.

— Давно, — ответила она, чувствуя в себе желание поддать хорошенько Нику и от себя и тоже вылить на него чашку кофе. Однако сумела совладать с собой. — Думаю, тебе лучше уйти.

— Я хотел увидеть сына.

— Что ж, мне кажется, он достаточно ясно дал понять, что не желает видеть тебя.

— Я имею право…

— Ты не вспоминал о нем три года и заявляешься сюда, чтобы сказать, что у тебя есть право?

— Послушай, я знаю, что был не прав. И приехал попросить прощения.

— После трех долгих лет, в течение которых ты не удосужился ни разу написать, или позвонить, или спросить, как он? Ты не подумал, что твое появление может расстроить Алекса? Ты решил, что, раз тебе чего-то захотелось, ты будешь тут же прощен, хотя вел себя как самый последний негодяй на всей планете? Но это не значит, что мы должны встретить тебя с распростертыми объятиями, как проклятого блудного папочку. У меня не было возможности сказать тебе это раньше, Ник, потому, что ты исчез посреди ночи… но ты самый настоящий мерзавец! Ладно, ты мог разлюбить Мэрилин, это случается, но три года не вспоминать о сыне? Как будто он просто не существует? Что сделал ребенок, чтобы заслужить это? Ничего. И нет никаких объяснений подобному поступку, которые я, или моя сестра, или Алекс могли бы принять… Поэтому ноги в руки, и как говорится… Короче, уезжай, оставь нас…

Ник тяжело поднялся с пола, открыл рот, желая что-то сказать, затем, очевидно, раздумал. Он снова закрыл рот, кивнул и направился к выходу. Но, подойдя к двери, вдруг повернулся и опять подошел к стойке, подвинул к себе ежедневник и крупным почерком написал свой телефон.

— Я сейчас уйду, но я имею право видеть сына. Если Мэрилин готова обсудить этот вопрос, как принято между цивилизованными людьми, пускай позвонит. И я вернусь, ты знаешь.

— К сожалению, я не сомневаюсь в этом, — ответила Лизель, складывая руки на груди. — Но учти, мы запрем двери и вскипятим масло, — добавила она ему вслед.

— Какая неприятность! — воскликнула Кася, глядя на дверь.

— Мягко сказано, — ответила Лизель, наблюдая, как Ник отъезжает от отеля.

— Он плохой человек?

— Это Ник.

— О, тогда все ясно. — Кася сердито кивнула. — Ужасная неприятность! Две неприятности. Ту, что на полу, — она кивнула на лужу, оставленную Годричем, — мы уберем, а ты пойди, посмотри, где Мэрилин и наш босс, о'кей? — предложила она, подтолкнув Лизель к дверям.

Дождь кончился, Алекс сидел на камне в конце сада, Эрик расположился рядом, Годрич — с другой стороны, Эд и Мэрилин разговаривали между собой, стоя в сторонке. Мэрилин что-то говорила напряженным шепотом, голос Эда был помягче, видимо, он старался успокоить ее. Он сжимал ее плечи, как будто хотел остановить ее непрерывный монолог-скороговорку.

Когда она увидела Лизель, ее голос сделался громче.

— О Лиз, у меня сердце чуть не разорвалось! Зачем он явился сюда? Я готова была убить его. Появился внезапно, как гром среди ясного неба. Он нас всех до смерти напугал. Что он себе позволяет, самовлюбленный идиот Ник Гамильтон, он не думает ни о ком, кроме себя! Бедный Алекс, он просто опешил, не захотел даже разговаривать со мной. Сказал, что хочет какое-то время побыть один и подумать. В восемь лет такие мысли! Он хочет побыть один!

Лизель посмотрела на сгорбленную фигурку племянника, Алекс сидел на камне и машинально бросал камушки в реку.

— Он, кажется, даже не очень взволнован этим, да?

— Он растерялся и не знал, то ли ему поцеловать его, то ли убить…

— Или ударить головой в живот. — Несмотря на мрачность ситуации, Лизель не могла удержаться от улыбки при этом воспоминании.