День саранчи - Натанаэл Уэст

Когда он увидел в небе красное зарево и услышал орудийные раскаты, он понял, что это - Ватерлоо. Из-за поворота вышли на рысях несколько кавалерийских полков. У них были каски и кирасы из черного картона, а в седельных кобурах -длинные кавалерийские пистолеты. Солдаты Виктора Гюго. Тод сам делал эскизы некоторых мундиров, в точности следуя описаниям «Отверженных».

Он пошел за ними. Вскоре его обогнала конница Лефевра-Денуэтта, за которой проследовал полк gendarmes d'elite, несколько рот егерей гвардии и летучий отряд улан Рембо.

Они, очевидно, стягивались для гибельной атаки на Ла-Э-Сен. Сценария Тод не читал и думал - интересно, был ли вчера дождь? Поспеют ли Груши и Блюхер? Гротенстайн, продюсер, мог все изменить.

Пушечная пальба становилась все громче, и красный веер в небе разгорался. Долетел сладковатый, едкий запах вхолостую сожженного пороха. Он может опоздать, и битва кончится. Тод побежал. Он одолел косогор за крутым поворотом дороги, и перед ним открылась широкая равнина, покрытая войсками начала XIX века - в ярких нарядных мундирах, доставлявших ему столько удовольствия в детстве, когда он часами разглядывал солдат в старом словаре. На дальнем краю поля он увидел огромный бугор, вокруг которого стояли англичане с союзниками. Это было плато Мон-Сен-Жан, и они готовились храбро защищать его. Оно было еще не вполне закончено и кишело бутафорами, рабочими-постановщиками, плотниками, малярами.

Тод наблюдал из-под эвкалипта, прячась за вывеской «„Ватерлоо" - постановка Чарльза Г. Гротенстайна». Невдалеке юноша в старательно разорванном мундире конной гвардии репетировал с ассистентом режиссера свою роль.

«Vive I'Empereur!» - кричал молодой человек, потом хватался за грудь и падал мертвым. Ассистенту было трудно угодить, и он заставлял молодого человека повторять сцену снова и снова.

В центре поля битва развивалась очень живо. Британцам и их союзникам, по-видимому, приходилось туго. Принца Оранского, командовавшего центром, Хилла на правом крыле и Пиктона на левом сильно теснили французские ветераны. Отчаянному и неустрашимому принцу достался особенно тяжелый участок. Сквозь шум сражения прорывались его хриплые возгласы, обращенные к гол- ландо-бельгийцам: «Нассау! Брауншвейг! Не отступать!» Тем не менее отступление началось. Хилл тоже отошел. Генералу Пиктону французы прострелили голову, и он вернулся в свою уборную. Аль- тен пал, сраженный саблей, и тоже удалился. Знамя Люнебургского батальона, которое нес представитель династии пфальцграфов Цвайбрюкенских, было захвачено кинозвездой-подростком в мундире парижского барабанщика. Шотландские Серые драгуны полегли, как один, и ушли переодеваться в другие мундиры. Тяжелых драгун Пон- сонби тоже изрубили в лапшу. М-ру Гротенстайну предстояло получить большой счет от Западной костюмерной компании.

Ни Наполеона, ни Веллингтона не было видно. В отсутствие Веллингтона союзниками командовал один из помрежей, мистер Крейн. Он усилил центр одной бригадой Шассе и одной бригадой Винка. На подкрепление им он бросил брауншвейгскую пехоту, валлийских стрелков, девонширское ополчение и ганноверскую легкую кавалерию в плоских кожаных касках с развевающимися конскими хвостами.

С французской стороны мужчина в клетчатой кепке приказал кирасирам Мило захватить Мон-Сен-Жан. С саблями в зубах и пистолетами в руках они бросились на приступ. Это было страшное зрелище.

Мужчина в клетчатой кепке совершил роковую ошибку. Мон-Сен- Жан не успели достроить. Еще не просохла краска и не все стойки были подведены. Из-за густого пушечного дыма он не разглядел, что над холмом еще трудятся бутафоры, постановщики и плотники.

Это была классическая ошибка, подумал Тод, не хуже наполеоновской. В тот раз она произошла по другой причине. Император приказал кирасирам штурмовать Мон-Сен-Жан, не зная, что у подножия скрыт глубокий ров, ставший ловушкой для его тяжелой кавалерии. Это было несчастьем для Франции, началом конца.

На этот раз та же ошибка привела к другому исходу. Ватерлоо, вместо того чтобы стать концом Великой Армии, закончилась вничью. Ни та, ни другая сторона не одержала победы, и завтра надо было сражаться сызнова. Большие потери, однако, понесла страховая компания, которой предстояло возместить ущерб работникам. Мужчина в клетчатой кепке был отправлен м-ром Гротенстай- ном на живодерню, как некогда Бонапарт на Святую Елену.

Когда передние ряды тяжелой дивизии Мило двинулись вверх по склону, холм рухнул. Шум был ужасающий. Визжали в муках гвозди, выдираемые из балок. Звук рвущегося холста подобен был плачу младенцев. Рейки и планки хрустели, как хрупкие кости. Холм сложился целиком, словно исполинский зонтик, и накрыл наполеоновскую армию раскрашенным холстом.

Она обратилась в бегство. Герои Березины, Лейпцига и Аустерлица удирали, как школьники, разбившие стекло.

- «Save qui peut!»[63] - кричали они, а вернее: «Мотай!»

Армия англичан и союзников слишком глубоко увязла в декорациях, чтобы бежать. Им пришлось ждать подхода плотников и санитарных машин. Доблестных горцев 75-го Шотландского вытаскивали из развалин талями. Лежа на носилках, они продолжали мужественно сжимать свои палаши.

Обратно Тода подбросила студийная машина. Ехать пришлось на подножке, потому что места были заняты двумя валлонскими гренадерами и четырьмя швабскими пехотинцами. У одного из пехотинцев была сломана нога, остальные статисты отделались царапинами и ушибами. Они очень радовались своим ранам. Они рассчитывали получить плату за несколько лишних съемочных дней, а человек со сломанной ногой надеялся, что ему дадут целых пятьсот долларов.

Войдя в мастерскую, Тод увидел Фей, которая дожидалась его. Она не участвовала в битве. В последний момент режиссер решил не привлекать маркитанток.

К его удивлению, она поздоровалась с ним тепло и дружелюбно. Тем не менее он стал извиняться за свое поведение в похоронном бюро. Но едва он начала, как она его прервала. Она не сердилась, а была благодарна ему за лекцию о венерических болезнях. Лекция образумила ее.

Она преподнесла ему еще один сюрприз. Она поселилась у Гомера Симпсона. Соглашение у них чисто деловое. Гомер готов кормить и одевать ее, пока она не станет звездой. Они записывают все его расходы до мелочей, и когда она пробьется в кино, она ему все вернет с шестью процентами. Чтобы придать делу совершенно официальный характер, они попросят юриста составить контракт.

Она непременно хотела узнать мнение Тода, и он сказал, что это - великолепная идея. Она поблагодарила его и пригласила завтра вечером на обед.

Когда она ушла, он стал раздумывать, как повлияет это совместное житье на Гомера. Может быть, оно его выправит. Он внушил себе эту мысль через образ, как будто человек - это кусок железа, который можно накалить и выправить ударами молота. Это был чистый самообман: мало кому так не хватало ковкости, как Гомеру.

Тод оставался при этом заблуждении и во время обеда с ними. Фей выглядела очень счастливой и болтала о хозяйственных расходах и глупых продавцах. У Гомера был цветок в петлице, на ногах - ковровые шлепанцы, и он не сводил сияющих глаз с Фей.

Когда они поели и Гомер занялся на кухне мытьем посуды, Тод заставил ее рассказать, как они проводят день. Она сказала, что они живут тихо, но она этому рада, потому что устала от волнений. Теперь ее интересует только карьера. Гомер делает всю работу по дому, и она по-настоящему отдыхает. Долгая болезнь папы совершенно ее измотала. Гомеру нравится хозяйничать - да он все равно не пустил бы ее на кухню - из-за рук.

- Оберегает свои капиталовложения, - заметил Тод.

- Да, - серьезно ответила она, - руки должны быть красивыми.

Завтракают они в десять, продолжала Фей. Гомер подает ей завтрак в постель. Он берет журнал под домоводству и все раскладывает на подносе, как на картинках. Пока она принимает ванну и одевается, он убирает дом. Потом они идут в город, по магазинам, и она покупает всякую всячину, больше из одежды. Второго завтрака не бывает, чтобы ей не растолстеть, зато обедают они обычно в городе, а потом идут в кино.

- А потом содовая с мороженым, - закончил за нее Гомер, появившись из кухни.

Фей засмеялась и попросила ее извинить. Они собираются в кино, и ей надо переодеться. Когда они остались вдвоем, Гомер предложил выйти во двор подышать. Он усадил Тода в шезлонг, а сам примостился на перевернутом ящике из-под апельсинов.

Тод не мог отделаться от мысли, что если бы он был осторожнее и вел себя прилично, Фей, пожалуй, жила бы с ним. Он хотя бы выглядит лучше Гомера. Да, но ее вторая предпосылка? У Гомера - постоянный доход и дом, а он зарабатывает тридцать долларов в неделю и живет в меблированных комнатах.

Счастливая улыбка на лице Гомера заставила его устыдиться своих мыслей. Он несправедлив. Гомер - скромный благодарный человек, который ни за что не станет смеяться над ней, который вообще ни над чем не способен смеяться. Благодаря этому прекрасному его качеству она с ним сможет жить гораздо более возвышенной - по ее представлениям - жизнью.