Дракон и сокровище - Вирджиния Хенли

Гай расхохотался:

— Забудьте о ней, папаша. Она вот уже год как удрала из Виндзора.

Элинор полной грудью вдохнула свежий прохладный воздух. Впервые за целый год она выехала на верховую прогулку, впервые сняла с себя черные вдовьи одежды. При мысли о том, что хотя ее сердце разбито навек, окружающий мир не претерпел от этого ни малейших изменений, Элинор почувствовала досаду и легкую грусть. Она оглядывала деревья, простиравшие свои могучие зеленые ветви к яркому солнцу. В их кронах щебетали птицы, а над полевыми цветами порхали бабочки и гудели пчелы.

Здесь, в прохладной тишине леса, на залитых солнцем лесных полянах, Элинор впервые почти позабыла о своем горе, о чувстве вины, снедавшем ее.

Увидев выпорхнувшую из кустов куропатку, она подбросила вверх маленькую самку мерлина, и вскоре ловчая птица скрылась из виду. Через несколько минут она вернулась, но не отдала добычу хозяйке, а уселась на ветку дуба и принялась с жадностью поедать куропатку. Просидев целый год в своей клетке, маленький мерлин почти полностью утратил охотничьи навыки, и винить в этом Элинор могла лишь саму себя.

Внезапно неподалеку послышался свист, и крупный сокол-перегрин камнем упал сверху на маленького мерлина. Под ударами его мощных когтей и клюва изящная птица Элинор мгновенно превратилась в комок окровавленных серых перьев, который беспомощно свалился на землю.

Пронзительно вскрикнув, Элинор спешилась и бросилась к своему любимцу, которого в свое время подарил ей Уильям.

Симон де Монтфорт подозвал своего сокола, и тот послушно опустился на перчатку хозяина. Привязав кожаные ремешки, стягивавшие лапы птицы, к луке седла, Симон подошел к безутешно рыдавшей Элинор и без малейшего усилия поднял ее с земли:

— Не плачьте, бедное дитя, успокойтесь. Что сделано, то сделано. Своими слезами вы не воскресите этого мерлина.

— Я не дитя… Я женщина! — воскликнула Элинор, с ненавистью глядя на улыбавшегося ей великана.

— Простите меня, дорогая, — поклонился Симон, успев окинуть ее с ног до головы оценивающим взглядом. — Вы так малы ростом, что я принял вас за маленькую девочку.

— Вы ответите мне за это! — вне себя от ярости крикнула она. — Я убью эту проклятую птицу! — И она бросилась было к соколу Симона.

Де Монтфорту без труда удалось оттащить ее в сторону.

— Вы не сделаете ничего подобного. Возьмите себя в руки, маленькая дурочка.

— Тогда я убью вас, сукин вы сын! — И она впилась ногтями в его щеку.

Симон легонько толкнул ее, и Элинор оказалась на земле. Она продолжала с ненавистью смотреть на этого жестокого великана, ставшего невольным виновником гибели ее любимого мерлина.

— Кто вы такая? — спросил он. — Выглядите как придворная дама, а ругаетесь, как пьяный трактирщик.

— Я не собираюсь называть свое имя первому встречному.

Черные глаза де Монтфорта сузились.

— Довольно, англичанка. Вы совершенно не умеете себя вести.

— Это вам следовало бы поучиться хорошим манерам. Вам и этому дикому зверю, которого вы зовете ястребом.

— К вашему сведению, англичанка, это сокол-перегрин, самая быстрая и отважная из всех ловчих птиц.

— Провалиться бы вам к черту в пекло вместе с ним! — задыхаясь от ненависти, воскликнула Элинор.

— Хотите, я научу вас французским ругательствам? Они звучат гораздо изысканнее, чем английские.

— Вы!? Вы собираетесь учить меня французскому?! Представьте себе, я знаю его не хуже вас!..

— В таком случае я могу научить вас хорошим манерам, англичанка. — В голосе Симона слышалась угроза.

— Не смейте называть меня так! Вы — невоспитанный мужлан. Проклятый француз! Вы недостойны смахнуть пыль с моих башмаков!

В ответ на эти слова Симон неожиданно расхохотался. Эта маленькая грубиянка определенно начинала ему нравиться.

— Как же мне еще вас называть? Ведь вы отказались представиться.

— Сгиньте с моих глаз, — прошипела она.

Он пожал плечами:

— Но я все же попробую догадаться, кто вы такая.

— Черта с два это у вас получится.

— Надеюсь, я не ошибусь, если предположу, что вы делите ложе с кем-то из приближенных короля. Могу добавить к этому, что вы очень красивы… себе во вред. — Едва взглянув на Элинор, Симон почувствовал напряжение в чреслах. Мужская плоть его восстала и отвердела. Молодая женщина, стоявшая перед ним, была так миниатюрна, что он мог бы без труда переломить ее пополам, словно соломинку. Он жаждал дотронуться до нее, сорвать с нее темно-зеленое бархатное платье, хотя был почти уверен, что лоно этой юной дерзкой англичанки не смогло бы вместить его огромный член.

— Перестаньте пялиться на меня, негодяй! — крикнула Элинор так пронзительно, что ее кобыла шарахнулась в сторону и Симону пришлось схватить ее за поводья.

Когда животное успокоилось, Симон взял Элинор за плечи и рывком поднял ее на ноги.

— Я скоро узнаю, кто вы такая и чьей метрессой вы являетесь. Можете не сомневаться, я выкуплю вас у вашего господина.

Элинор побледнела от страха. Она поняла, что перед ней сумасшедший.

— Людьми не торгуют, — через силу прошептала она.

— Да неужто? — насмешливо спросил он и убрал руки с ее плеч.

— Я замужем, — сказала Элинор, гордо вскинув голову. — Надеюсь, вам не придет в голову торговаться обо мне с моим мужем?

Воспользовавшись его минутной растерянностью, Элинор подняла с земли мертвого мерлина, вскочила в седло и умчалась прочь.

В этот день к Элинор, графине Пембрук, впервые за долгое время вновь вернулось ощущение полноты бытия.

20

Через несколько дней Симон де Монтфорт был приглашен королем на обед. Кроме его величества, королевы Элинор и Симона за столом сидел Роберт Гроссет, епископ Линкольнский, управлявший самой обширной из английских епархий. Король с опаской поглядывал на его высокопреосвященство, ожидая неприятного для себя разговора. И в самом деле, едва только был подан десерт, Гроссет обратился к монарху:

— Сир, вы желали бы видеть Джона Мансела управляющим Танской пребендой, но я никак не могу пойти навстречу вашему пожеланию. Ведь он всего лишь жалкий выскочка и нисколько не заслуживает вашего покровительства.

Об этом назначении просил Генриха сам Питер де Рош, и король, поморщившись, попробовал переубедить епископа Линкольнского:

— Вас ввели в заблуждение, милорд епископ! Мансел — весьма способный молодой человек, и вы сами убедитесь в этом, когда он станет служить под вашим началом! Это назначение уже одобрено Королевским советом.

— Ваше величество! — веско произнес епископ. — Вы изволили позабыть, что я обладаю правом отлучения любого из сынов Церкви от причастия! Мне не составит труда также добиться интердикции для королевского собора в Вестминстере.