Рожденная революцией - Алексей Нагорный
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она покачала головой:
– О чем рассказывать. Юру не вернуть, а убийцы… Бог их накажет.
– Бог накажет, если мы их ему представим, – без улыбки сказал Витька. – Я вижу, вы девушка хорошая, а я вас долго не задержу. Вот скажите, почему ваш Юра на заводе значился Николаем?
Она недоуменно взглянула на Витьку:
– Ей-богу, не знаю. Недоразумение, вероятно. Он – Юра. Юра Томич.
– Как это Томич, когда он – Куликов? – опешил Витька.
– Возможно, – сказала она безразличным голосом. – Только ни для меня, ни для Юры это уже ничего не прибавит и не убавит.
– Ладно, это наше дело, – сказал Витька. – А как вы с ним познакомились?
– На Сенном рынке. В прошлом году. Я по развалу книжному бродила, хотела комплект «Нивы» купить – за любой год, со скуки полистать. А он искал Лермонтова – какое-то редкое издание.
– Культурный сторож, этот ваш Юра, – заметил Витька. – Простой вахтер, а поди ж ты. Впрочем, это хорошо.
– Умер вахтером, а был… – она махнула рукой. – Это ни о чем не говорит – вахтер, князь, царь. Что в голове – это важно. Вы на Сытном рынке бываете?
– Редко. А что? – заинтересовался Витька.
– Сходите, поглядите, – посоветовала Нина. – Весной там княгиня Ширинская-Шихматова редиской торгует. Сама, между прочим, выращивает.
– А кем он… был? – осторожно спросил Витька.
– До революции? – уточнила она. – Юнкером Константиновского училища. – Она помолчала, видно было, что ей очень хочется сказать что-то еще, но она не решается. Витька заметил это.
– Давайте на откровенность, – улыбнулся он. – Вы на нашу встречу раньше на три минуты пришли. Я вижу, у вас наболело, недоговариваете вы. А зря.
– Вы думаете? – Она заколебалась. – Не знаю, не знаю.
– Я вам помогу, – сказал Витька и показал фото Длинного. – Знаете его?
Она скользнула взглядом по фотографии:
– Да, он к Юре иногда захаживал. Они служили вместе, Юра мне говорил.
– Когда, где?
– Не знаю. – Она виновато развела руками.
– Этот Длинный – тоже офицер? – осторожно спросил Витька.
– Право, не знаю. Если бы это был друг Юры, а то так, знакомый. Зачем мне знать? Извините, я должна идти.
Витька удержал ее за руку.
– Не пожалеть бы нам всем потом, – он заглянул ей в глаза. – Скажите, не томите себя. Вам легче станет.
Она заколебалась, но тут же вырвала свою руку из Витькиной:
– Прощайте…
Подошел трамвай. Нина побежала, прыгнула на подножку. Набирая ход, трамвай двинулся к Инженерному замку. Витька помахал Нине рукой и ушел. На человека в длинной кавалерийской шинели, который вскочил в первый вагон того же самого трамвая, Витька не обратил ни малейшего внимания. То ли издали не узнал, то ли просто не заметил.
А это был Длинный…
Накануне встречи Витьки и Нины Коля просидел в отделе всю ночь напролет – анализировал результаты экспертизы, изучал – в который уже раз – показания свидетелей. Поэтому утром он позволил себе поспать не до шести, как обычно, а до восьми. Когда проснулся, Маша собирала Генку в школу, кормила его завтраком.
– Локти на стол не ставь, – выговаривала она Генке. – Не шмыгай носом, горе мое. И в кого только ты такой уродился!
– В отца, – Генка хитро покосился на диван. – Он тоже сопит и чавкает, когда ест.
– Ну и брешешь, – Коля сел на диване и потянулся. – Сопеть я, может, и соплю, но это только когда у меня насморк. А чавкать… Это, брат, извини, ты придумал.
– Это факт! – обиделся Генка.
– Все! – прикрикнула Маша. – Коля, вставай, я ухожу.
Уже второй год Маша преподавала в соседней школе французский язык. Коля тоже пытался выучить язык – взялся за английский, но одолеть не смог и бросил. Маша никогда не упускала случая напомнить ему об этом. Вот и на этот раз она насмешливо посмотрела на мужа:
– Я тебе Конан-Дойля принесла. Шерлок Холмс… Полностью. – И, заметив, как радостно вспыхнули глаза Коли, добавила: – На английском. Ты ведь вот-вот осилишь?
– Да ну тебя, – в сердцах сказал Коля. – Дай срок, я и французский осилю! Времени сейчас нет.
– А его никогда не будет. Ты этого еще не понял?
– Преступность пойдет на убыль, – не слишком уверенно сказал Коля, – тогда я и наверстаю.
– А ты уверен, что она пойдет на убыль? – спросила Маша. – Я вот думаю: пока будет разрыв между уровнем жизни отдельных людей – будут и преступления. Всегда кто-то захочет иметь больше. И попытаться добыть это большее нечестным путем.
– Сложный вопрос, – сказал Коля. – Может, ты в чем-то и права. Но главное, я считаю, царизм оставил нам родимые пятна. В них все дело.
– А когда умрут носители родимых пятен, тогда чем ты будешь объяснять преступность?
– А она тогда будет? – спросил Коля.
– Не знаю. – Маша улыбнулась. – Разошлись, мужчины. До вечера.
…Коля встретился с Витькой у входа в управление.
– Что узнал?
– Есть кое-что. – Витька пропустил Колю вперед и добавил с плохо скрытой гордостью: – Недаром время терял.
– Расскажешь.
Когда вошли в кабинет, Коля позвонил Маруське, попросил зайти.
– Вот мои выводы, – Маруська раскрыла папку и протянула Коле лист бумаги, исписанный мелким, убористым почерком. – Обращаю твое внимание, что на гимнастерке Куликова – пороховой нагар!
– Неужели наган Иванова бьет так сильно? – удивился Витька. – Ведь метров с семи стрелял Иванов!
– Не стрелял, – оборвала его Маруська.
– А… а кто же? – оторопело спросил Витька.
Коля положил рапорт Маруськи на стол.
– Тот, кто стоял рядом с Куликовым. – Коля подошел к Витьке, добавил: – Помнишь, мы говорили о том, что мог быть пятый человек? Так вот, он был! Он застрелил Куликова в упор – оттого и нагар на гимнастерку Куликова попал. Он же, вероятно, и деньги украл.
– Кто же это? – недоверчиво спросил Витька.
Коля и Маруська рассмеялись.
– Знать бы, – сказала Маруська. – Но есть в твоем вопросе, так сказать, два подвопроса, сынок. Как преступник попал в запертую комнату? Почему его впустили? Замки-то целы.
– Может быть, это был свой человек? – загорячился Витька. – Его все знали, потому и впустили.
Коля с интересом взглянул на Витьку:
– А что? Есть резон. Как версия – годится. Значит, так: некто, назовем его Свой, сразу же после кассира Евстигнеева и вахтеров вошел в помещение кассы. Его не испугались, пустили.
– И прямо с порога он начал садить из нагана! – подхватил Витька.
– Подожди. – Маруська развернула план места происшествия. – Вот как были расположены трупы. О чем это говорит? Я написала в рапорте: о том, что Свой стрелял только в Куликова.
Витька схватил план:
– Точно! Куликов – его сообщник, я понял, мать! Куликов убил Евстигнеева и Анисимова, а неизвестный, «свой», одним словом, видит – дело сделано, деньги – вот они, зачем еще с одним человеком делиться? И шлепнул Куликова за милую душу!
– Молодец! – сдержанно похвалил Коля. – Я думаю, так оно и было. Считаем факт установленным: убийство совершил фигурант, которого мы в дальнейшем обозначаем кличкой Свой. Предположим, что деньги унес именно он. Каким образом? Ты, Маруся?
Маруська мучительно раздумывала о чем-то.
– Понимаете… Куликов запросто уложил двоих людей, хорошо ему знакомых. А мог ли он? Способен ли был? Что мы в сущности о нем знаем, чтобы быть уверенными: мог? Что это – он и никто другой! Витя, ты говорил с дочерью Ровского? Как она характеризует Куликова? И вообще, что ты узнал?
– Куликов Николай на самом деле Юрий Томич, – ответил Витька.
– Так-так… – заинтересованно сказал Коля. – Я ожидал нечто в таком смысле. Кто он по образованию, вообще давай подробности!
– Я так понял, что он окончил Константиновское училище, значит – офицер, – сказал Витька. – Но дочь Ровского, Нина, толком ничего не знает. А мать права. Томич этот – человек образованный, на Сенном развале первое издание Лермонтова искал. На бандита не очень похоже. Они Лермонтова редко читают.
– Значит, ты тоже сомневаешься, что Куликов убийца? – спросил Коля.
– Сомнительно, – кивнул Витька. – Одно против: Томич встречался с Длинным, Нина опознала фотографию. Я вижу – она чего-то недоговаривает, ну, пристал к ней, а она – молчок. А жаль.
Несколько секунд Коля молча смотрел на Витьку, едва сдерживая вдруг подступившую ярость. «Мальчишка, сопляк! – в сердцах думал он. – Не понимает, что натворил! Не надо ему доверять, черт возьми! – И тут же пришла другая мысль. – А как не доверять? Разве можно все успеть самому? В сущности, кто виноват, что парень не сориентировался? Учили плохо, вот и результат».
– Что же ты наделал, Витя! – с укором посмотрела на сына Маруська.
– Немедленно поезжай к ней и привези ее сюда, – холодно сказал Коля.
– Так она на Васильевском живет, – возразил Витька. – Пока туда, пока сюда – скоро не получится. Трамвай – не аэроплан.