Распутин: жизнь и смерть - Эдвард Радзинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из письма Аликс: «21 ноября 1914… Вот телеграмма, которую я только что получила от Нашего Друга: „Ублажишь раненых, Бог имя твое прославит за ласкоту и за подвиг твой“. Так трогательно! Это даст мне силы преодолеть мою застенчивость».
«Наш Друг» чувствует, как старается царица выйти из добровольного затворничества в. Царском Селе, стать «Сестрой Милосердия для всей России». И это необходимо, чтобы замолк гнусный шепоток, который ей все время мерещится за спиной — «немка!» Ней так трудно — этой застенчивой женщине, которая стыдится даже своего английского акцента, который здесь почему-то считают немецким… Вместе с дочерьми она самоотверженно трудится в госпиталях.
«27 октября… Сейчас посетим еще один лазарет… туда мы поедем в одежде сестер милосердия, что так нравится Нашему Другу… и завтра также… « «28 ноября… По временам я ощущаю упадок сил, опиваюсь лекарствами от сердца, и опять дело идет на лад. Кроме того, Наш Друг хочет, чтоб я разъезжала (по госпиталям. — Э. Р. ), а потому я должна подавить свою застенчивость… « Окруженная недоброжелательством двора, она истосковалась по любви. И вот она — любовь раненых, любовь простых людей! Мечта сбылась!
Объезжая госпитали, она приехала в Воронеж, встретилась с Ники, чтобы вместе отправиться в Москву.
Их встречает колокольный звон бесчисленных московских церквей, торжественные молебны, радость народа… Потом она возвращается в любимое Царское, а Ники — в ненавистную ей Ставку, к «Грозному дяде». Распутин в то время находится в Покровском, и она опять зовет его.
«14 декабря… Наш Друг должен завтра приехать. Он говорит, что мы скоро получим более благоприятные вести с театра войны… «
И вот он приезжает — и сама природа радуется появлению «Божьего человека».
«15 декабря… Ясный солнечный день… А
поехала Его встречать… « Тотчас по приезде Распутин услышал телефонный звонок — от „мамы“.
«16 декабря… Я минутку говорила с Гр
по телефону, он передает: «Крепость духа — буду на днях у вас, переговорим обо всем».
Дела на фронте начали осложняться, но Распутин сообщил царице то, что она хотела от него услышать. «17 декабря… Сегодня утром Наш Друг сказал ей (Вырубовой. — Э. Р. ) по телефону, что последние вести несколько успокоили его… «
Аликс также не забывает ревниво бороться с Верховным главнокомандующим… словами Распутина!
«22 января 1915… Она (Вырубова. — Э. Р. ) просит меня сказать тебе то, что она забыла тебе вчера передать по поручению Нашего Друга, а именно, что ты не должен ни разу упомянуть о Главнокомандующем в твоем Манифесте, все должно исходить исключительно от тебя к народу… « Как выяснится, Верховный знал об этих письмах.
РУСЬ КАБАЦКАЯПод Рождество с Распутиным случилось странное происшествие. «Из заметки в „Биржевых новостях“… я прочел о том, как на его пролетку… налетел автомобиль», — показал Молчанов. Столь редкий в те годы автомобиль налетает именно на ту пролетку, где едет Распутин…
Одновременно с этим происшествием возобновилась газетная травля. Теперь ему припомнили все его заботы о мире. «Григорий Распутин… есть злейший враг святой Христовой церкви… Во время освободительной борьбы балканских стран… только враг православной церкви мог советовать русской дипломатии смотреть спокойно на зверства и неистовства турок… Не на счастье России ей посылаются такие духогасители православия, бездушные лжепророки», — писал журнал «Отклики на жизнь» в декабре 1914 года.
Так его опять предупреждали: не смей совать нос в политику. Но уйти в сторону он уже не мог: царице требовались нужные пророчества.
И он еще раз должен был понять — погибель неизбежна!
И оттого пьянствовал теперь вовсю. Бесконечные попойки и безумное веселье хоть как-то подавляли страх. Его квартира все больше становилась похожей на притон. И все чаще, напившись, он пускается в безумную пляску, так напоминающую хлыстовское «духовное пиво». Здоровье окончательно вернулось к нему, а вместе с ним — пугающая звериная сила и выносливость.
В «Том Деле» Филиппов самым подробным образом описывает распутинское пьянство (кстати, он сам был подвержен вечной «русской болезни» и в рассказах об их совместных загулах не в силах скрыть восхищения этими «эстетическими оргиями»):
«В 1914 году, уже когда он впал в период безумства и оргий… Распутин просидел у меня с 12 дня до 12 ночи, причем много пил, пел, танцевал, беседовал с публикой, которая была у меня. Затем, увезя несколько человек на Гороховую, продолжал пить с ними до 4 утра сладкие вина. Когда заблаговестили (дело было перед Великим Постом. — Э. Р. ), то он выразил желание ехать к заутрене и… добрался туда и отстоял всю службу до 8 утра и, вернувшись, как ни в чем не бывало, принимал публику в количестве 80 человек… При этом он пил удивительно — без всякого скотства, столь обычного в пьяном русском мужике… Я много раз недоумевал, как можно сохранить в чистоте голову, которая всегда была смазана у него каким то маслом, и как после всякого рода попоек и эксцессов не пропитаться потом… Кстати, рвоты, обычной после попоек, у него никогда не было. Я никогда не припомню какой-либо внешней непристойности в его костюме, например расстегнутых брюк, хотя в 1915 году он посещал меня ежедневно, иногда 2 раза в день, и попойки достигали таких… размеров, что моя квартира превращалась в сплошной трактир».
Но начинаются неприятности. На одной пьянке «Нашего Друга» побили, на другой он расхвастался и рассказывал о встречах с «царями»… Филиппову уже кажется, что Распутин гибнет на глазах. Особенно его испугали пьяные разговоры о Царской Семье. И Филиппов решил переговорить с Вырубовой.
«В конце 1914 — начале 1915 года Распутин… усиленно пьянствовал и был занят похождениями у „Медведя“ и в других ресторанах, где даже осмеливался афишировать свое влияние на Высоких Особ. Я написал письмо Вырубовой, где описывал конкретные похождения Распутина у „Медведя“, окончившиеся его избиением, настаивал на решительных мерах воздействия на Распутина». Но вместо того чтобы принять «решительные меры», Аня немедля рассказала Григорию об опасных жалобах его друга. После чего Распутин явился к Филиппову и «вступил в бурные рбъяснения»: сказал, что «никакая Вырубова и вообще никто на него повлиять не могут, и если он даже снимет сапоги и заставит Вырубову целовать его ноги, то она это сделает».
Взбешенный Филиппов отправился к Подруге для объяснений, и она ответила со вздохом: «Вы говорите о том, что я передала ему содержание вашего письма о нем, но это единственный случай… и единственный человек, перед ним я бессильна».
Умная Вырубова не стала объяснять парадокс, который не понимал Филиппов (и который с опозданием, придется понять врагам Распутина). Феликс Юсупов впоследствии сформулирует его так: каждый скандал вокруг Распутина только укрепляет его положение.
Именно в то время царице все чаще докладывали о пьянстве «отца Григория», но каждое сообщение о его непотребствах вызывало ее бурный гнев… в адрес доносчиков! Она не могла объяснить обычным людям, жившим в обычном мире, то, что знала сама, — мистическую тайну его безумств, его юродство. Разве погрязшие в суете могут понять святого, его смиренную жажду терпеть поношение? Теперь Аликс знала: ее долг — защитить «Божьего человека», сохранить его у трона. Каждое его пьяное безумство, сопровождавшееся хором обличений, заставляло ее бросаться на врагов «старца» и жестоко, без объяснений, расправляться с ними. А для того чтобы ничего не объяснять непонятливым, она придумала свою версию: когда ей показывали донесения агентов о пьяных «подвигах» Распутина, она возмущенно приказывала полиции отыскать презренного человека, осмелившегося выдавать себя за «отца Григория».
Мужик оценил всю выгодность ситуации. Теперь каждый пьяный скандал помогал выманить врагов из укрытий и погубить их. Так что он мог кутить без оглядки!
Но порой в разгар пьянки раздавался звонок из Царского, и ему сообщали, что Алексею плохо. Таинственным образом протрезвев (так что улетучивался даже запах алкоголя), он отправлялся в присланном автомобиле спасать мальчика.
Во дворце он был прежним — чистым, ласковым, но без раболепства. Независимым, а порой и грозным, как и положено пророку.
ПЕТЛЯ ЗАТЯГИВАЕТСЯПосле большого перерыва Жуковская возобновила общение с Распутиным. В своих воспоминаниях она описывает свой первый визит в его новую квартиру на Гороховой улице: «Пройдя под темным сводом во двор, залитый асфальтом, я подошла к парадной двери трехэтажного красновато-коричневого дома… она сама открылась мне навстречу. Очень любезный швейцар пояснил мне, раньше моего вопроса, что Распутин живет во втором этаже, и дверь к нему обита малиновым сукном. Пока он снимал с меня ботинки, я подозрительно посмотрела на некую личность… сидевшую в углу за маленькой железной печкой: он излишне внимательно вглядывался в каждого входящего, и вслед за тем принимал глубоко равнодушный вид. Такие же личности были теперь на этажах, ведущих в его квартиру, и около дома».