Распутин: жизнь и смерть - Эдвард Радзинский

Теперь Распутин уже будет пить по-настоящему, «по-черному». Теперь ему будут нужны деньги — и огромные. Теперь ему придется не замечать, как выкачивает мзду с просителей его «секретарша» Лаптинская… Что ж, он может принять это как некую плату за свою «работу» — ведь по милости «царей» он оторван от крестьянского труда. «Цари» не платят, так пусть хоть их подданные дадут погулять вволю нищему мужику! Погулять напоследок! Чтобы всем этим господам было что вспомнить! Поминайте мужика Гришку!

Обе его фамилии оказались пророческими: после удара кинжалом он стал и «Распутиным», и «Новым».

В Петербурге Аликс наблюдала смешанную с ужасом радость приготовлений к войне. А за тридевять земель, в Сибири, боролся со смертью полуживой «Наш Друг»…

6 июля в Вене был утвержден текст ультиматума Сербии. Однако вручить его решили лишь 10 июля, после отъезда из Петербурга французского президента Пуанкаре, чтобы не дать возможности Франции и России сразу договориться о совместных действиях.

Пуанкаре прибыл в Россию 7 июля с трехдневным официальным визитом, во время которого было подписано секретное соглашение, подтверждавшее взаимные военные обязательства. Во время обеда в честь президента «черная женщина» Стана радостно выкрикивала: «Раньше конца месяца у нас будет война… наши армии соединятся в Берлине!» На маневрах под грозовым небом царь и президент восторженно наблюдали мощь российской армии…

Во время этих маневров императрице чуть не сделалось дурно, а после упомянутого обеда изумленный французский посол Палеолог записал: «Каждую минуту она кусает губы, и ее лихорадочное дыхание заставляет переливаться огнями бриллиантовую сетку, покрывающую грудь… бедная женщина, видимо, борется с истерическим припадком».

Через час после отбытия Пуанкаре на родину австро-венгерский посланник в Белграде вручил сербскому правительству ультиматум. Сербия тотчас обратилась к России за защитой.

12 июля Совет министров под председательством Николая II ввел в действие «Положение о подготовительном к войне периоде». Вечером членам комитета Генштаба было сообщено о решении царя «поддержать Сербию, хотя бы для этого пришлось объявить мобилизацию и начать военные действия, но не ранее перехода австрийскими войсками сербской границы».

Франция готовилась к войне одновременно с Россией. Германия и Австро-Венгрия начали подготовку на две недели раньше. Англия привела свой военно-морской флот в состояние боевой готовности. А пока шли лихорадочные дипломатические переговоры, которые ничего уже изменить не могли.

И все это время летели лихорадочные телеграммы Аликс — сначала в Тюмень, а потом в Покровское, куда перевезли раненого Распутина.

«12.7.14. Срочно. Тюмень… Новому из Петергофа. Серьезная минута, угрожают войной».

«16.7.14. Плохие известия. Ужасные минуты. Помолись о нем, нет сил бороться с другими».

Она молила о помощи, и мужик не оставил ее. Полуживой, он взялся за свое корявое перо…

16 июля был подписан «Указ об объявлении общей мобилизации». Николай Николаевич торжествовал, вся воинственная Романовская семья радовалась! Но, видимо, в это время царь получил ту телеграмму из Покровского, которую так ждала Аликс…

Скорее всего, подобных телеграмм Распутин послал несколько. Но эта была самая страшная — с грозным предсказанием.

Из показаний Бадмаева: «И в эту войну он… послал телеграмму о том же (чтобы не воевать. — Э. Р. ), но его не послушались».

Из показаний Вырубовой: «И тогда, когда отдано было распоряжение о мобилизации, перед началом нынешней войны, он прислал Государю телеграмму из слободы Покровской с просьбой устроить как-нибудь, чтобы войны не было».

Как явствует из документов департамента полиции, Распутин уже во время войны, 20 июля 1915 года, «будучи в селе Покровском… сказал агенту Терехову: „Прошлый год, когда я лежал в больнице, просил Государя не воевать… и по этому случаю послал Государю штук 20 телеграмм, из коих одну очень серьезную“.

В книге «Русская революция», вышедшей в Париже в 1968 году, была напечатана фотокопия телеграммы Распутина царю (судя по всему, именно ее он называл «очень серьезной»): «Грозна туча над Россией: беда, горя много, просвету нет, слез-то море, и меры нет, а крови? Что скажу? Слов нет, а неописуемый ужас. Знаю, все хотят от тебя войны, и верные, не зная, что ради гибели. Тяжко Божье наказание, когда Он отымет путь… Ты царь, отец народа… не попусти безумным торжествовать и погубить себя и народ… Все тонет в крови великой… Григорий».

То же самое предвидел еще один прозорливец — Владимир Ильич Ленин: «Война Австрии с Россией была бы очень полезной для революции (во всей Восточной Европе) штукой»…

И свершилось невероятное: после распутинской телеграммы был отменен царский указ о мобилизации, которой так ждали союзники, ждал весь мир! Вечером, когда на телеграфе все уже было подготовлено к рассылке телеграмм с указом, последовал телефонный звонок царя: отменить!

Среди министров и в Генеральном штабе началась паника. Решено было объявить отмену указа «недоразумением, ошибкой, которая будет вскоре исправлена». Министр иностранных дел Сазонов и начальник Генштаба Янушкевич совещались: кого послать к царю — уговаривать исправить «ошибку».

Но Николай никого не принимал. И тогда «Грозный дядя» сумел добиться аудиенции. Он и убедил царя в том, чего тот сам так хотел…

17 июля в 3 часа дня Николай принял Сазонова и подтвердил согласие на общую мобилизацию. Сазонов немедленно позвонил Янушкевичу. Свое сообщение министр завершил фразой: «Теперь можете сломать телефон».

В 17 часов 30 минут телеграммы были разосланы.

Кайзер предложил русскому правительству к полудню 19 июля «приостановить всякие мероприятия, угрожающие Австрии и Германии», то есть прекратить мобилизацию. По истечении срока ультиматума, вечером того же дня, Германия объявила войну России.

Немецкий посол граф Пурталес со слезами на глазах вручил Сазонову соответствующий меморандум. «В 2 часа дня 20 июля состоялось торжественное богослужение в Зимнем дворце. И там же произошло публичное объявление войны. Я видел только радость на лицах. Царица с царем вышли к тысячам заполнившим площадь, и толпа пала на колени. Она же казалась такой взволнованной, что закрыла лицо руками, и по конвульсивным движениям ее плеч можно было предположить, что она плачет», — написал в своих воспоминаниях последний директор департамента полиции Васильев.

«20.7.14. Германия объявила нам войну, молись, отчаивается», — такую телеграмму послала Аликс в Покровское.

Но уже на следующий день Ники забудет про свое отчаяние.

«21.7.14. Николай просит благословить брата на войну, настроение здесь бодрое».

Верховным главнокомандующим царь назначил «Грозного дядю» — любимца армии, великого князя Николая Николаевича — главного врага Распутина. Аликс пришлось смириться — угар радости от предвкушения грядущей победы был всеобщим.

«Объявляем верным нашим подданным, что следуя историческим своим заветам, Россия, единая по вере и крови со славянскими народами, никогда не взирала на их судьбу безучастно. С полным единодушием и особою силой пробудились эти братские чувства русского народа к славянам в последние дни, когда Австро-Венгрия предъявила Сербии заведомо неприемлемые для державного государства требования. Презрев уступчивый и миролюбивый ответ сербского правительства, отвергнув доброжелательное посредничество России, Австро-Венгрия поспешно перешла в вооруженное нападение, открыв бомбардировку беззащитного Белграда… В грозный час испытания да будут забыты внутренние распри, да будет еще теснее единение царя с народом… « Так писал Николай в своем Манифесте о вступлении России в войну.

Между тем «Грозный дядя» решил окончательно расправиться со своим врагом. Получив донесение о «серьезной» телеграмме Распутина, Верховный главнокомандующий вознамерился не менее серьезно поговорить с Николаем о мужике, посмевшем пугать поражением Государя всея Руси. Но согласно показаниям все того же агента Терехова, «Распутин сказал… что за эту телеграмму его якобы хотели предать суду… но Государь… ответил: „Это наши семейные дела, они суду не подлежат“.

Великому князю указали его место.

ГЛАВА 9. НОВЫЙ РАСПУТИН

В столице Распутин появился в конце августа. Теперь он поселился в новой квартире на Гороховой улице.

Из показаний Филиппова: «Вырубова перевела Распутина на Гороховую, в дом удобный для встреч».

Во дворе дома слонялись агенты — после покушения его вновь охраняли. Так возобновилась полицейская летопись его жизни. «Темный» — такую уничижительную кличку дали теперь Распутину люди Джунковского.

Первыми к нему пришли старые друзья: «Темного посетил Молчанов 21 — 23, 29 августа».