В лесах Урала - Арамилев Иван

— Что тобой куплено, твое и будет, — морщится Ваганов. — Не кипятись, Иван. Денег, конечно, дам.

— Кипятиться нечего, — отвечает мастер. — Но учти: парень открыл россыпь, а парня открыл Иван Шатров: как хочешь, третья доля моя.

— Иван, ты меня знаешь не первый год. Беру в дело. И, пожалуйста, не мешай. Об чем разговор?

Шатров опускает голову.

Я укладываю самородки в котомку, Ваганов берет меня под руку, тащит за собой на улицу. Шатров бойко семенит за нами. Садимся в пролетку.

— Домой! — весело командует Авдей Макарыч.

Кучер хлопает вожжою. Рысак с места летит крупной рысью.

Пестря скачет за нами, лает. Я ошалел в сутолоке, забыл про него.

— Твоя собака? — спрашивает Ваганов.

— Моя.

— Так чего ж ты? Давай сюда!

Он тычет в спину кучера.

— Стой, Вавила, седока одного забыли.

Пестря прыгает к моим ногам, повизгивает от радости.

Я сжимаю котомку с золотом. В голове — неразбериха, мысли давят друг друга, как бревна в большом заторе.

«За сорок не продам, — думаю я, следя за машистым ходом рысака. — Пятьдесят, и ни копейки меньше. Раз они вцепились, стало быть, Ледяной ручей — не шутка.

Ваганов глядит исподлобья.

— Пятьдесят тысяч дать не могу. Я словам не верю. Надо россыпь обследовать. Может случиться: там и осталось всего ничего. Да и тебе не расчет продавать. Ежели не пустышку открыл, больше получишь. Будь моим компаньоном. Раз оно, золото, идет на тебя, отстраняться от добычи не следует. Примета такая есть.

Говорит он легко, просто, будто мы старые знакомые. Иван Яковлевич качает головой, лицо у него красное, потное, в глазах оторопь.

Глава седьмая

И вот вагановские хоромы.

Авдей Макарыч ведет нас в кабинет. Мы садимся. На стене — большая карта Урала. Входит пожилой узкогрудый человек в очках. Ваганов почтительно именует его «господином инженером», знакомит со мной.

— Можешь показать место, где нашел золото? — спрашивает инженер.

Напрягаю память. В кочетовской школе Всеволод Евгеньевич показывал нам глобус и карту, объяснял географию. Но теперь я ничего не могу вспомнить, не знаю, как подступиться: карты такого мелкого масштаба я никогда не видел.

— Не таись, Матвей Алексеевич, выкладывай все, — ободряет Ваганов. — Не обижу, при свидетелях говорю, и бог над нами.

Я разглядываю карту.

Шатров беспокойно вертится.

— Гляди получше, — советует он, взмахивая руками. — Не ошибись. Дело важное. Может быть, тут?

Его палец прыгает по карте с угла на угол.

Авдей Макарыч берет Шатрова за полы пиджака, сажает в кресло.

— Не верещи, Иван. Без тебя обойдемся. Ты купил самородки Матвея Алексеевича — и помалкивай.

— Что куплено, то куплено, — обижается Шатров. — У нас речь идет о золоте, что в земле осталось. И нечего цыкать. Дело общее. Паренька открыл я…

От множества названий, черточек, линий рябит в глазах. Провожу пальцем сверху вниз, тычу в середине, веду влево и, совсем сконфузившись, сознаюсь:

— Не могу. Я так объясню. Вот ежели из города выехать вверх по реке…

И рассказываю, как ехали с Пестрей в лодке, как пересели на плот, добрались до города.

Инженер записывает мои слова, иногда подбегает к карте для сверки. Иван Яковлевич догоняет инженера, смотрит через плечо. Инженер прикалывает в правом углу красный флажок.

— Здесь! — говорит он.

Авдей Макарыч глядит на зеленое пятно.

— А, вот где. Я давно подумывал тут разведать.

— Это не считается, — обидчиво говорит Шатров. — Я, может быть, подумывал на царской дочери жениться? Думать никому не запрещено.

Инженер нанизывает булавками цветные флажки. Золотая россыпь на Ледяном ручье обложена со всех сторон. Так по белой тропе в таежных просторах обкладывают охотники лису, и уж если обложили — каюк, не уйдет.

Кончив с флажками, инженер объявляет:

— Оформляйте заявку, господа.

И он пожимает всем руки.

— Желаю новому предприятию успеха и процветания.

Авдей Макарыч выпроваживает инженера и Шатрова. У двери он что-то шепчет на ухо инженеру. Тот понимающе кивает.

— Ну, молодой компаньон, рассказывай: кто ты, откуда родом, как попал к Ледяному ручью? — спрашивает Ваганов. — Нам нужно знать друг друга.

Рассказываю половину правды. Живу там-то, был на охоте, наткнулся на золото.

— Тэк, тэк, — задумчиво произносит Ваганов. — Что-то не то! Далеко от Кочетов забрел. Да и лето — какая же охота? Говори правду!

Я молчу.

— Постой-ка, постой! — хмурится Авдей Макарыч. — Матвей Соломин? Да ведь ты старосту сельского убил! Про тебя заметка в «Губернских ведомостях» была… Как сейчас, помню заглавие: «Охотник-убийца», и убийство политическое. И дед твой за бунт осужден… Так?

— Так…

— Вот оно что! Значит, в бегах находишься?

Любезная улыбка исчезает с его лица, глаза становятся жесткие, злые. Он вытряхивает из моей котомки самородки, прячет в стол, достает пачку денег.

— Бери тысячу целковых и сгинь! — голос твердый, властный. — Чтоб духу твоего в городе не было. Понял?

Ошеломленный, я молчу: «Все пропало! Крышка!»

— Ты слышал, что сказано?

— Самородки проданы Шатрову за три тысячи пятьсот двадцать восемь рублей.

— Тебе тысячи за глаза хватит.

— Все-таки — грабеж!

Ваганов стучит кулаком по столу.

— Ты — убивец и бродяга! Не уйдешь, позвоню в полицию… В порошок сотру!

Больше я не могу владеть собою: хватаю чернильницу, чтоб запустить ее в голову этому наглому и грубому человеку. Он быстро вскидывает руку, и вороненый браунинг направлен мне в лоб.

Ваганов смеется ядовитым смешком.

— Потише, любезный! Я не таких обламывал. Не со старостой дело имеешь… Честью прошу: выметывайся, пока цел. Ну!

Молча укладываю деньги в карман, выхожу в переднюю, где осталось мое ружье. Фузеи в углу нет.

«Значит, боятся, спрятали. Не об этом ли шептался Авдей Макарыч с инженером?»

На дворе гавкает Пестря. Отвязываю собаку, шагаю по улице, как в тумане. Ловко же обработали! Куда идти? Что делать?

Прохожу мимо дома присяжного поверенного Валерьяна Семеновича Жукова: здесь я служил дворником, и так нелепо кончилась моя служба.

«Не заглянуть ли к Жукову? Может, что-нибудь посоветует? Может, еще не поздно поправить дело? Золото не нужно мне — бог с ним. Оно необходимо для освобождения деда, друзей моих и учителей…».

Звоню в парадную дверь. Горничной Паньки, видимо, нет дома, открывает молодая женщина с пышной прической на крупной голове. Я догадываюсь: жена, та самая генеральская дочка…

— Что угодно?

— К Валерьяну Семенычу дело есть.

Женщина оглядывает меня с ног до головы. Должно быть, одежда моя не внушает доверия: бедняк!

— Он занят, не принимает.

Я ласково говорю:

— Валентина Георгиевна, пустите…

Она делает большие глаза, ямочки вздрагивают на пухлых щеках.

— Откуда вы знаете мое имя-отчество?

— Я тот, благодаря коему вы очутились в этом доме. Я Ирину Филипповну о тумбу стукнул. Звать— Матвей Соломин. Доложите, пожалуйста.

Лицо женщины вспыхивает румянцем, она молча поворачивается и уходит, захлопнув передо мной дверь. Я стою в раздумье: «Уходить или ждать?»

Дверь бесшумно открывается. Валентина Георгиевна негромко произносит:

— Прошу!

В кабинете Валерьян Семеныч лениво поднимается с кресла, приглашает сесть.

— Каким ветром вас занесло? — смеясь, говорит он. — Действительно по делу? В дворники я вас больше не возьму: чего доброго, вторую мою жену укокошите.

Рассказываю суть «дела».

— Чертовски занятно! — вздыхает он. — История достойна пера Джека Лондона или Брет-Гарта… Но вы представляете, что такое Авдей Макарыч? Это даже не акула, настоящий кашалот! Он вас, говоря коммерческим языком, заглотнул. С точки зрения морали, конечно, безобразие. Да ведь еще Гаврила Державин отметил: «Злодейства землю потрясают, неправда зыблет небеса!» Можно ли начать с Вагановым тяжбу? Это затянется на годы, влетит в копеечку. Вас, положим, охотно авансируют его конкуренты, Фома Лаптев или Ефим Бахарев. Но какой смысл? Они хваты почище Ваганова, тоже оберут.