Джек Абсолют - Крис Хамфрис

Неохотно кивнув, Луиза забросила седло в кусты и, подойдя к нему, промолвила:

— Что теперь, «муж мой»?

— А теперь, «жена моя», мы попробуем попасть на Тарритаунский паром.

Молча, ибо у каждого из них имелись собственные мысли и страхи, они направили лошадей вниз по крутому склону, прямо под которым находилась речная пристань. Хотя селение лишь частично попадало в поле его зрения, Джек сумел углядеть и приближающийся паром, и небольшую группу дожидавшихся переправы будущих пассажиров. Мундиров ни на ком не было, однако и ковбои, считавшиеся лоялистами, и охотники, числившиеся патриотами, предпочитали обходиться без униформы, что позволяло им с легкостью перебегать с одной стороны на другую, в зависимости от того, где ожидалась большая нажива.

Впрочем, кто бы сейчас ни находился внизу, друзья, враги или нейтралы, паром-то был тот самый, на котором сержант Уиллис рекомендовал им перебраться на восточный берег Гудзона. Если они намеревались продолжить свой путь и оказаться в конечном счете в Нью-Йорке, у них не было никакого реального выбора, кроме как воспользоваться этим паромом.

Хорошо расчищенная тропа вывела их к домам. Ватага ребятишек, старшему из которых было не больше пяти, забавлялась тем, что перебегала из одного амбара в другой. Человек, подоивший одну корову, передвинул подойник к другой. Женщина открыла дверь и выбросила какие-то объедки в загон с курами. Птицы с кудахтаньем принялись клевать, а она, взглянув из-под руки на проезжавших, лениво помахала им и вернулась в дом.

— Можно подумать, война совершенно не затронула этих людей, — пробормотала Луиза.

— Война затронула всех, — сдержанно отозвался Джек, глядя, как три человека отделились от стоявшей на причале группы. Последние лучи вечернего солнца блеснули на стволах и замках заткнутых за их пояса пистолетов.

Когда копыта их лошадей застучали по деревянному настилу, один из троих, пузатый, бородатый детина, выступил вперед.

— Приветствую, господа хорошие, — прогудел он, взявшись за узду Каспианы.

Лошадь отдернулась. Он выпустил повод и, потянувшись, потрепал ее за гриву.

— И вам привет, почтеннейший.

Джек направил Храбреца поближе к Луизе, удерживая поводья левой рукой, чтобы правая оставалась свободной. Кобуры пистолетов он заблаговременно отстегнул от седла, и теперь они висели на портупее у него на груди, скрытые полами камзола.

— С-с-славная лошадка, Амос.

Один из двоих спутников бородача, тот, что помоложе, обошел вокруг и уставился на Храбреца. Этот придурковатый с виду, без конца то снимавший, то надевавший мятую, дырявую шляпу заика малость напоминал Ганса-Йоста. Но беспокойство Джека вызвал не он, а третий мужчина. Этот неподвижно стоял на месте, положив руки на рукояти пистолетов, и не сводил с Джека пристального взгляда.

— Очень славная, — подтвердил бородач. — Вы ведь, поди, благородные господа, не иначе. Такие лошадки водятся только у взаправдашних леди да джентльменов, а у других — ни в жизнь.

Джек кивнул и заговорил с хорошо знакомым ему акцентом, распространенным в Бостоне. Тем, от которого не была избавлена и речь Луизы.

— Так оно и есть. Возвращаемся домой. Пришлось ехать кружным путем, чтобы не угодить под пули. Всюду война. Страшные времена.

Если он и надеялся вызвать таким образом понимание и сочувствие, то его постигло разочарование. Хранивший молчание человек сплюнул в сторону. Тот, что помоложе, хихикнул, тогда как лицо их предводителя приняло преувеличенно честное, ханжеское выражение:

— В этой земле выпустили на волю дьявола, это уж как пить дать. Он завладевает человеческими сердцами, пробуждает в них похоть, — тут он с плохо скрываемым интересом бросил взгляд на юбку Луизы, — подбивает на обман и убийство. И на воровство. — Он кивнул. — Да, сэр. Золото — вот корень всех бед, это уж точно.

— Как пить д-д-дать, — вторил юнец.

— Но каждому человеку нужна какая-то малость, не так ли, сэр?

Джек мигом смекнул, к чему клонит пузатый перевозчик. Он был вовсе не против заплатить часть полученных от Бургойна монет за право проезда.

— Маленько надо, ага, на харчи и всякое такое.

— На харчи и вы-п-п-ивку, — хихикнул юнец.

Бородач бросил на него взгляд, под которым малец съежился и попятился, что-то бормоча себе под нос и с удвоенной быстротой то снимая, то надевая шапку.

— Тихо ты, — буркнул бородач и снова повернулся к путникам. — Мы честные люди, сэр, ей-ей. Но мы оберегаем переправу для леди и джентльменов вроде вас, а благодарности от властей по гроб жизни не дождешься. Ни от каких властей.

Уразуметь из этого монолога, к какой же партии принадлежит «честный человек», к Высокой, Низкой или же ни к какой, не представлялось возможности. Джек посмотрел дальше, на воду. Паром усердно тянули через реку. Он уже отошел довольно далеко от берега, и сейчас главным было не ошибиться в расчете. Как времени, так и денег. Дать следовало вовремя, и притом ровно столько, чтобы убедить взять путешественников на паром, но не слишком разжечь аппетиты вымогателей.

— Если так, сэр, то не может ли признательный гражданин предложить вам некую компенсацию за ваши хлопоты?

Бородач прищурился.

— Если вы, сэр, и вправду не прочь компенсировать их пенсом-другим, то почему бы и нет?

Джек медленно полез за пазуху. Его пальцы скользнули по рукояти одного из пистолетов и двинулись дальше, к внутреннему карману, где лежал единственный серебряный доллар. Хотелось верить, что этого хватит.

Возможности узнать, так ли это, ему не представилось.

— Вот, приятель, — произнесла Луиза, направляя Каспиану прямо на бородача, — возьми это и дай нам проехать. Подобру-поздорову.

Джек повернулся, удивившись надменности, внезапно прозвучавшей в ее голосе, и неожиданно завертевшейся в воздухе монете. Даже в увядающем вечернем свете он различил блеск золота. Луиза дала слишком много.

Пузатый громила мигом смекнул, чем пахнет дело, а когда монета приземлилась в его ладони, понял, что не ошибся.

— "Джон", бог ты мой! — вскричал он, подняв ее на свет.

Джек не удержался от стона. Им с лихвой хватило бы и гинеи, а вот португальский «Джон» эти люди не заработали бы и за месяц беспрерывного вымогательства.

Едва Абсолюту пришла в голову эта мысль, как возникла опасность — в лице человека, до сих пор хранившего молчание. С криком: «Богачи, проклятые королевские прихвостни!», обнаружившим наконец и его намерения, и политические пристрастия, он рванул из-за пояса пистолет. Джек, рука которого все еще находилась в дюйме от рукояти, схватился за свой, и оба выстрела грянули почти одновременно. Пуля молчуна просвистела мимо уха Джека, тогда как его собственная угодила в цель. Противник с воплем отлетел в сторону.