Заговор против мира. Кто развязал Первую мировую войну - Владимир Брюханов

Перипетии войны с Польшей в целом хорошо известны, но за чередой военных и политических потрясений лета и осени 1920 года укрылся тот факт, что в конечном итоге линия, на которой выдохлось заключительное наступление поляков, закрепился фронт и был заключен мир, прошла не по этническому разделу («Линия Керзона», по которой уже в последующую историческую эпоху была проведена восточная граница Польши 1945 года, существующая по сей день), старым историческим границам или случайным боевым рубежам, а строго по линии фронта 1917 года.

Непосредственно к востоку от этой линии с осени 1917 и до марта 1918 (когда немцы двинулись дальше на восток) и были разграблены и истреблены как русские баре, так и польские паны, составлявшие большинство помещиков этой полосы – при совершенно ином этническом составе крестьянства. Возвращение туда польской власти грозило нешуточным возмездием – это прекрасно понимали и местные жители, и красноармейцы!

Немцы, занимая Украину, где помещики также были ограблены зимой 1917-1918 года, немедленно принимались творить суд и расправу, возвращая имущество по возможности прежним владельцам. В результате украинское крестьянство прониклось крайним скептицизмом по отношению к собственным национальным властям, не способным их защитить.

Немцы задержались ненадолго, укатив с красными знаменами в Фатерлянд сразу вслед за Ноябрьской революцией 1918 года. Прежним помещикам, пытавшимся при немцах вернуться в имения, более ничего на Украине не светило.

Продвижение же на Украину деникинцев тем более не сулило ничего хорошего прежним погромщикам.

Более индифферентно встречали украинцы москалей и коммунистов, хотя повстанцы пытались сопротивляться любым пришлым властям.

И здесь необходимо перейти к рассмотрению понятия Россия, имеющему четкие географические очертания, не зависящие от воли администраторов, осуществляющих власть по разные стороны этой границы.

Рассмотрим пограничные линии, надолго или ненадолго складывавшиеся в различные исторические эпохи.

Первая: западная граница России первой половины XVII века – от окрестностей Финского залива до Каспийского моря после того, как поляки были изгнаны из Москвы, а Украину гетман Богдан Хмельницкий еще не подчинил России.

Вторая: западная и южная границы Советской России в период максимального продвижения немцев в Россию – с мая-июня до ноября 1918 года – от Нарвы до Северного Кавказа, частично состоявшие из внутренних фронтов Гражданской войны.

Третья граница – западный и южный фронты Советской России в момент максимального продвижения войск белых генералов А.И.Деникина и Н.Н.Юденича в сентябре-октябре 1919 года – от Петрограда до Астрахани.

Четвертая граница – линия фронта в момент максимального продвижения немецких войск к началу декабря 1941 года – от Ленинграда до Ростова-на-Дону.

Пятая граница – линия фронта, соответствующая максимальному продвижению немецких войск в сентябре-ноябре 1942 года – от того же Ленинграда до Черного моря у Новороссийска.

Шестая граница – современная западная часть официальной границы Российской Федерации от Балтийского до Азовского моря.

Легко видеть, что это не шесть различных линий, а одна-единственная, которая на протяжении трех с половиной столетий и является естественной, исторически сложившейся границей России от Балтийского до Азовского моря, по одну сторону от которой жили и живут в основном русские люди, по возможности не допускающие на эту территорию тех, кого считают своими врагами.

По другую же сторону живут в основном те, для кого Россия – в лучшем случае – пустой звук, а в худшем – грязное ругательство. Всю эту территорию русские многократно завоевывали, но никогда не защищали в качестве собственного отечества.

Севастополь в 1854-1855 годах и в 1918, Порт-Артур в 1904, Рига в 1917 и 1919, Варшава в 1920, Выборг в 1940 и 1941, Афганистан совсем недавно и Чечня сто пятьдесят лет назад и сегодня – это страницы своеобразной летописи: летописи войн, которые не представляли ни малейшего жизненного интереса для русского народа. Поэтому стиль поведения русских в этих войнах совершенно не имеет отношения к их способности воевать и готовности к этому.

Генералы, планирующие продвижение своих войск в тех направлениях, которые соответствуют их желаниям, на самом деле могут вести свои полки только туда, куда позволяет противник, а куда не позволяет – туда не ведут. Так и немецкие генералы, не встречавшие, казалось бы, серьезного сопротивления в 1918 году, заняли, тем не менее, одну часть территории России вполне определенного положения и свойства, а вот на другой части их вовсе не оказалось.

То же случилось и с Гитлером и его генералами. Они только могли воображать, что в июле и августе 1941 были вольны решать, куда наступать дальше – сначала на Киев, а потом на Москву или наоборот.

Возможно, они действительно могли решить не так, как это осуществилось, а по-другому.

Но были вещи, которые от них заведомо не зависели, а именно: если они наступали в сторону Киева, то затем могли дойти только примерно до Воронежа – и уже при этом вступили бы на территорию, которую русские отстаивали так, как Воронеж летом 1942 года, где ни одного целого дома не осталось – так же как и в Курске, Орле, Белгороде, Мценске, Смоленске.

Если бы немцы сразу двинулись на Москву, то достигли бы ее, но едва ли более того. Возможно, по ситуации 1941 года, они бы ее и заняли (хотя слабо верится) – но ведь занимали же Москву и поляки в семнадцатом столетии, и французы в девятнадцатом – совершенно бесполезно и безрезультатно с точки зрения их собственных интересов!

Ведь дальше немцы едва ли прошли бы больше нескольких десятков километров – тем более, что сами испытывали бы соблазн зазимовать в Москве. Вышла бы у них эта зимовка более удачной, чем у Наполеона?..

Если не считать довольно значительного числа все-таки экзотических эпизодов – типа обороны Брестской крепости в 1941 году, в какой-то степени Севастополя в 1941-1942 или «Малой Земли» у Новороссийска в 1943, то немцы испытывали жесточайшее сопротивление только тогда, когда пытались наступать непосредственно по территории России. С этим они впервые столкнулись под Смоленском и Мурманском – уже в июле 1941, но так стало затем и во многих иных местах – только немцы так и не смогли понять, в каких именно.

Тяжелейшие сражения – от упомянутого Смоленска и до Курской дуги в 1943 году, были фактически приграничными сражениями на истинной, а не формально кем-то провозглашенной границе России. Это – не мистика, а реальный исторический факт.

Война действительно велась почти так, как утверждалось в предвоенных пропагандистских лозунгах: хотя и не малой кровью, но на чужой земле – только вот понятие чужая земля определяется не пропагандистскими установками, а более глубинными мотивами.

Разумеется, линия фронта в обстановке активных боевых действий, под влиянием ударов обеих сторон, изгибалась и извивалась в достаточно широких пределах – недаром мы привели шесть различных вариантов начертания границы, а не один-единственный – кое в чем каждый из них отличается от остальных. Но она так же реальна, как и граница между Францией и Германией, хотя и последнюю многократно передвигали в минувшие столетия в разных направлениях.

Грандиозные успехи, продемонстрированные немцами в 1941 и отчасти в 1942 году, хотя и требуют уважения к немецким генералам и солдатам, но достигнуты были в весьма специфических условиях. Их противник им особо не сопротивлялся – только таким образом и оказалось возможным захватить такую огромную территорию и забрать свыше двух миллионов пленных. Отсюда, отчасти, и такое неуважение к пленным со стороны немцев: так обычно не ценится подарок, полученный задаром и ничего не стоящий!

Немцам противостояли либо нерусские, которые поэтому никогда и не собирались защищать Россию ценой собственной жизни, а свою территорию они веками отдавали завоевателям, русским – прежде всего; либо это были русские люди, но перед ними просто еще не стояла задача защиты России – в 1941 и 1942 годах они оставляли немцам территории, каких им, в глубине души, было вовсе не жалко – ни тогда, ни в 1918 году. Это все было не их.

Характерно, что Сталин очень четко оценил эти настроения, потому и подверг с конца войны уцелевших пленных жестоким карам – как и множество населения оккупированных немцами областей. Его обида была глубоко несправедливой: пленные должны были быть гораздо более обижены на него самого и прочих командиров, подставивших их под удар умелого противника. Но логика сталинской обиды была совершенно четкой: они действительно не собирались защищать ни его самого, ни все прочее, что им навязывалось против их чувств и воли. Но вот чуть позже приглашать русских защищать Россию особо уже не приходилось – и это тоже четко понял и оценил хитрый и мудрый кавказец.