Царский угодник. Распутин - Валерий Поволяев

И последняя телеграмма — самая главная, пожалуй, в деле Феонии Гусевой, не только потому, что она ставила точку на всей этой истории, — по другой причине. Помечена она была 14 марта 1917 года.

«Томск, Прокусуд. Поручаю немедленно освободить содержащуюся Томской психиатрической лечебнице Феонию Гусеву, обвинявшуюся покушении убийство Распутина. Последующим донесите. Министр юстиции А. Керенский[28]».

Вы обратили внимание, кто подписал телеграмму?

Получив на руки копию с высочайшего решения, Пелагея Завороткина немедленно ринулась в Сибирь за сестрой. Поезда в ту пору работали ещё более-менее справно, не простаивали на перегонах, транспорт был на грани разлада, но паровозы пока дымили и толкали поезда, хотя в вагонах уже пошаливали — случалось, что и дезертиры с оружием появлялись, стреляли в пассажиров, и гранаты кидали в окна, но это не удержало Пелагею — сестра была дороже.

Она забрала Феонию к себе в Царицын, выделила ей в доме отдельную комнату, небольшую, но очень светлую — всё-таки родная кровь, и плевать, что больна сифилисом, во-первых, сифилис Феонии в психушке подлечили, а во-вторых, враки всё это... Враки!

Долгие вечера Пелагея вместе с мужем, открыв рот, слушала рассказы сестры о приключениях и бедах, плакала, ахала, смеялась и снова ахала — Пелагея проявляла свои чувства бурно. Феония ничего не скрывала от неё.

Ну а дальше и я потерял их следы — на пороге уже стояла вторая революция, Октябрьская, за ней надвигалась страшная, страшнее быть не может, война, Гражданская, небо затянуло огнём, и в огне этом, в пыли и рёве бойни Феония Гусева потерялась.

Распутин же, вспоминая впоследствии Гусеву, непременно вздыхал:

— Ах ты, козявка Божья! Ну что же ты поверила этому дураку Илиодорке, а? И подняла на меня руку, а?

Илиодор, кстати, просидел за границей до самой революции, в Россию он боялся нос показать — опасался мести со стороны распутинских сторонников. Книгу он издал шумную, трескучую. Сторонники Распутина — в частности, могущественная Вырубова — приписали ему участие в нескольких покушениях на Распутина, не только Феонии Гусевой.

«Я уверена, что Илиодор также ненавидел Государыню и написал одну из самых грязных книг о царской семье, — отметила Вырубова впоследствии в своих воспоминаниях. — Прежде чем издать её, он сделал Государыне письменное предложение — купить эту книгу за 60.000 рублей, грозя в противном случае издать её в Америке. Помню, это было в Ставке в 1916 году. Государыня возмутилась этим предложением, заявив, что пусть Илиодор пишет, что он хочет, и на бумаге написала: отклонить. При Временном правительстве брат его занимался выдачею заграничных паспортов».

Что же касается монахини Ксении, о которой газеты также много судачили, то и она исчезла с поля зрения. Будто и не было Ксении. Полиция ею не интересовалась, и в архивах никаких документов о монахине Ксении нет. По слухам, она дожила до глубокой старости и умерла в здравом уме, не потеряв памяти даже в последнюю смертную минуту.

Вернёмся немного назад.

25 июля 1914 года петроградская полиция засекла объявление в газете «Вечернее время»: «Новая книга. Только что вышла из печати. «Мысли и размышления Гр. Еф. Распутина». Цена 1 рубль. Получить можно в складе Издания Невский 112, кв. 7, по тел. 51-43. Количество экземпляров ограничено».

Чины из охранного отделения озадаченно зачесались: а все говорят, что Распутин неграмотный! Посмотрели распутинские записки, тщательно изучили корявый — будто курица лапой — почерк «старца», снова почесались: а ведь он действительно неграмотный!

Может, записки эти — дедовское прошлое, вчерашний день, может, Распутин успел выучить грамоту и теперь пишет, как молодой коллежский асессор, стремительно и складно — не пишет, а песни поёт? Распутин прислал царю длинное письмо (о содержании его полиция не знала ничего, хотя очень хотела знать) — накатал целый лист. Может, Распутин и впрямь выучил грамоту?

Охранное отделение не поскупилось на «синенькую» и срочно закупило пять экземпляров книги. Приобретённые сочинения оказались «описанием путешествия Григория Распутина по святым местам». Издатель книги Филиппов в заносчивом тоне дал объяснение полиции, что Распутин — живой бог и он счастлив, что имеет честь быть знакомым с этим богом, и в будущем намерен издать «собственноручную рукопись Распутина с описанием путешествий его», считая это произведение замечательным по красоте изложения.

Полиция оставила Филиппова в покое, опасаясь ответных действий, — Алексей Фролович Филиппов показался ей человеком влиятельным, богатым, способным нажать на кнопки — и если он нажмёт их наверху, то дознавателям придётся туго, — и занялась выяснением, чей же адрес дан в объявлении? И что за телефон, кому принадлежит?

Телефон принадлежал двадцатисемилетнему студенту Александру Адольфовичу Лидаку, сыну провизора, которому Филиппов предоставил «единоличное и полное» право на распространение распутинской книги, и обитал сын провизора на квартире жены генерал-майора, командира 1-й бригады 37-й пехотной дивизии Юлии Ильиничны Мандрыки, сорока пяти лет от роду.

«Госпожа Мандрыка с мужем не живёт и якобы находится в сожительстве с упомянутым Лидаком, — значилось в полицейском донесении, — а средства к жизни получает от содержимой ею мастерской шляп и дамских нарядов под вывеской «М-мъ Александринъ».

Эти люди были взяты полицией на заметку. На случай, «кабы чего не вышло». Да потом, от молодого человека, вздумавшего делить постель со старухой, можно было ожидать всего. «Что он в ней нашёл, сын провизора? — задумались в полиции. — Может, она знает тайну приготовления ядов, которые не знает аптекарь? Или способна из воды выплавлять золото? Из воздуха лепить целебные таблетки? Нет, она умеет делать только безвкусные шляпки, и больше ничего».

Имена студента и любвеобильной генеральши тоже навсегда застряли в полицейском досье. И сторонники «старца», и его противники одинаково брались на заметку.

В те же дни на имя министра внутренних дел пришло прошение от большой группы прихожан Христорождественской церкви подмосковного города Коломны. Первым в длинной колонке подписей стояло имя священника Владимира Востокова — давнего недоброжелателя и завистника Распутина.

Прихожане требовали, чтобы Распутин был «немедленно предан гласному суду», и считали «влияние Распутина для спокойствия страны более вредным, чем сотни самых отчаянных агитаторов революции. Сознавая то, что в наше страшное военное время спокойствие внутри страны есть условие спасения отечества от немецкого порабощения, — писали патриоты-прихожане, — мы долгом своим сочли обратиться к Вам, как к высшему стражу спокойствия и порядка в стране, с усерднейшею просьбою принять все зависящие от Вас меры к тому, чтобы Распутин был немедленно предан за свою деятельность гласному суду, — истинные российские патриоты не поленились своё требование изложить дважды, — и чтобы дать (здесь отсутствует какое-то слово, прихожане, как и их предводитель, священник Востоков, тоже не отличались особой грамотностью) справедливое разбирательство его «деятельности» и чтобы соблазн от его безнаказанности был развеян».