Красная армия. Парад побед и поражений - Юрий Мухин

А для этого солдатом должно овладеть если не огромное желание лично убивать или организовать бой, то по меньшей мере безусловное сознание, что от этого дела солдат не имеет права уклоняться и никогда не сможет уклониться. Что даже мысленно уклоняться от участия в бою – это опозорить себя. А отсюда один вывод – подготовиться самым добросовестным способом хотя бы для того, чтобы уменьшить собственную вероятность смерти в сражениях. Думаю, что в Рейхсвере с таким менталитетом было большинство военнослужащих, и в любом случае именно они задавали тон и создавали атмосферу в армии.

Эта уверенность вот откуда. В момент организации Рейхсвера у немцев был огромнейший выбор тех, из кого Рейхсвер создать, поскольку победившие союзники разрешили немцам иметь армию численностью всего в 100 тысяч человек при 4000 офицеров и генералов. А после Первой мировой войны Германия имела в строю не менее 5 миллионов прошедших войну солдат и 60 тысяч офицеров. Повторю, было из кого выбрать. Но в Германии была послевоенная разруха, демобилизованным из армии устроиться на гражданке было очень трудно, поэтому (глядя на российскую армию) мы понимаем, что и в Рейхсвере можно было бы оставить на хлебных должностях и родственников начальников, и блатных.

Но немцы отобрали 4000 самых лучших боевых и, главное, не потерявших боевитости офицеров. Почему отобрали именно их?

Я же сказал – из-за честности. Во-первых, разумеется, из-за очевидной честности. Из-за сознания, что только лучшие офицеры нужны армии, поэтому честно – это когда именно лучших в армии и оставляют. Но в данном случае это не вся честность, есть еще и та, о которой мы чуть выше начали говорить.

В немецкой армии в бою военнослужащих и технику противника лично уничтожали стрелки (в немецкой армии не было рядовых – у немцев были «стрелки») и ефрейторы. А все остальные, начиная от унтер-офицера и выше – фельдфебели, офицеры, генералы и фельдмаршалы, – организовывали это уничтожение, то есть организовывали бои и сражения. Поэтому, во-вторых, в силу ли свойств своего немецкого характера либо в силу воспитанной готовности исполнить свой долг эти унтеры, офицеры и генералы, безусловно, собирались воевать лично, повторю, лично организовывать бои. Только с такой готовностью лично воевать они могли смотреть на себя как на честных людей. (Это не командиры рот, которые и лично боя избегают, и солдатам не советуют воевать.)

И, само собой, немцы не собирались будущие бои проигрывать.

Соответственно, у немецких командиров было понимание, что с негодными подчиненными бой не выиграть. Отсюда два стремления – иметь самых лучших, самых боевитых подчиненных, во-вторых, иметь возможность лично определять, годится тебе этот подчиненный или нет? Сможешь ли ты с ним выиграть бой или нет?

Понимаете, если какая-то комиссия на основании каких-то оценок, полученных на каких-то экзаменах, проведенных какими-то преподавателями, признает какого-то молодого человека лейтенантом, то это будет «по-русски», но не «по-немецки». По-немецки – это когда командир полка, в котором этому кандидату служить, признает его лейтенантом. Но сначала, разумеется, командир полка выслушает командира роты, в которой служит кандидат в лейтенанты, годится ли этот кандидат быть заместителем ротного и можно ли ему доверить для личного командования первый взвод роты? Если мнение командиров совпадет, то он лейтенант. А кто там его где-то экзаменовал – это ротному и полковнику, конечно, тоже интересно, но для них не это главное. Главное – видят ли они в этом кандидате будущего командира роты. Можно ли будет доверить ему 200 солдат и боевую задачу, посильную роте? Есть ли надежда, что он будет рваться выполнить боевую задачу большую, нежели достаточную для роты? Будет ли он для своих солдат образцом храбрости, спокойствия и уверенности?

Но и это не все. Честное отношение к долгу – понимание, что в случае войны ты от личного участия в боях никак не уклонишься, – лежит в основе требования исключительной самостоятельности немецкого командира в бою.

Офицер как художник

Однако тут тоже две стороны медали и понимать их надо так. Вот, к примеру, командир полка видит, что по противостоящему его полку противнику нужно быстро ударить «в лоб», а командир дивизии требует, чтобы полк эти силы противника обошел. Командир полка начал обходить и потерпел поражение. Кто виноват в поражении? Тот, кто принял такое решение – командир дивизии. А кто потерпел поражение? Командир полка. Для честного солдата такое положение становится нетерпимым, и если армия состоит из честных (и умных) командиров, то они потребуют у начальства максимальной личной самостоятельности в вопросе того, как спланировать бой вверенных им войск.

Но это только аверс медали единоначалия, а есть еще и реверс. Ведь и сам умный начальник понимает, что у подчиненных может возникать множество возможностей для победы, которые подчиненный видит, а ему, начальнику, эти возможности не видны. И если не дать подчиненному самостоятельности, то эти возможности будут упущены, а с ними и победа. Таким образом, требование самостоятельности командиров (по-армейски – единоначалия) шло от умных и честных подчиненных и от их умных начальников.

Тем не менее воспитание командиров, которые бы не избегали ответственности, прячась за приказаниями начальников, одновременно избегая любых шаблонов в бою и любого сковывающего инициативу схематизма, проводилось в немецкой армии с XIX века. Это воспитание шло очень не просто и не быстро. Но исключительно настойчиво.

Кстати, именно фон Сект, создававший Рейхсвер, был именно тем, кем надо, чтобы в Рейхсвере воспитывалась, приветствовалась и процветала самостоятельность командиров всех уровней, чтобы крепло единоначалие. Это был образ мыслей фон Секта. Вот историк Корум в своей книге пишет о принципах, которыми руководствовался фон Сект, командуя войсками на Восточном фонте в ходе Первой мировой войны:

«Хорошим примером немецкого “пути ведения войны” является приказ, написанным фон Сектом, начальником штаба армии, для немецкой Одиннадцатой армии во время Горлицкого прорыва в мае 1915 года. Приказ подчеркивал необходимость гибкости подчиненных офицеров при принятии решений во время наступления:

“Наступление… должно осуществляться продвижением вперед в быстром темпе… Армейское командование не может назначать конкретные цели для наступления каждого корпуса или дивизии на каждый день, чтобы не ограничивать фиксированием этих целей дальнейшего продвижения… Любая часть наступающих войск, которая спеша достигает успеха в наступлении, подвергается опасности окружения. Таким образом, войска, которые меньше всего этого заслуживают, могут встретиться с проблемами в результате их слишком быстрого продвижения. Рассмотрение данной возможности заставляет армейское руководство установить определенные линии, которые должны быть достигнуты всеми войсками в целом и по возможности одновременно. Любое продвижение за пределы этих линий будет с благодарностью приветствоваться и использоваться армией”.

Этот приказ представляет собой сильный контраст по отношению к чрезвычайно детализированным приказам для британских частей во время наступления на Сомме в 1916 году, устанавливавшим максимальные, а не минимальные пределы для продвижения и настаивавшим на жестком соблюдении равномерности и одновременности продвижения наступающих войск».

Корум увидел только «гибкость» (без объяснения, что он под этим словом понимает), но ведь на самом деле в этом приказе дана полнейшая самостоятельность командиров немецких корпусов и дивизий даже в выборе целей для боя, не говоря уже о том, как именно проводить бой.

Если еще немного отдать должное фон Секту, то следует сказать, что Сект внедрил в Рейхсвер взгляд на офицера как на художника, которому вообще не приходится задавать какие-либо шаблоны. Это от инженера можно и нужно требовать, чтобы он учитывал открытые законы природы и принятые стандарты, а что вы потребуете исполнять от художника? Какие правила, стандарты и нормы? Фон Сект так писал: «Я ничего не имею против теоретической подготовки, как и, разумеется, против подготовки практической. Любой человек, который хочет стать профессионалом в своей области, должен поработать учеником и подмастерьем, лишь гений может миновать эти этапы в процессе своего обучения. Каждый человек действия – художник, и он должен изучить материал, с которым, внутри которого и против которого он работает, прежде чем он начнет решать поставленную перед ним задачу».

Ниже мы увидим, что на практике обучения офицеров означал этот подход к офицеру как к художнику.

А сейчас подытожим первоначальную мысль. Ведь начал я с того, что главное требование к офицеру – быть честным по отношению к своему делу и к своему долгу. И смотрите, к чему это привело в немецкой армии: