Красная армия. Парад побед и поражений - Юрий Мухин

Понятное дело, если бы и осколок, попавший в генерала К. Рокоссовского в Сухиничах, отклонился на несколько сантиметров, то мы бы и о Рокоссовском ничего бы не знали.

Изменения в боевой стойкости советских генералов по сравнению с генералами русской императорской армии в числах выглядят так: если, как было показано выше, на 35 убитых в ходе Первой мировой войны русских генералов приходилось 73 сдавшихся в плен, то на 223 убитых, пропавших без вести и умерших от ран в ходе Великой Отечественной войны советских генералов приходится всего 88 сдавшихся в плен.

Тоже много, но это уже была не старая русская армия.

Организованное проявление упорства

Причем моральная стойкость РККА с боями продолжала увеличиваться, хотя формально советские войска терпели поражение за поражением. А моральный дух немцев начал падать, несмотря на формальные победы. Сбивало и подавляло немецкий дух все уменьшаемое количество случаев трусости советских войск и все возраставшее отчаянное сопротивление. «Момент истины», по моему мнению, наступил поздней осенью и зимой 1941 года, когда Красная армия, уже по количеству и вооружению сильно уступавшая немцам, одержала первые победы, причем одновременно на севере, в центре и на юге.

Но в этих победах примечательно, что только на юге под Ростовом огромный вклад в победу внесло военное мастерство маршала С. Тимошенко, сумевшего 1-ю танковую армию немцев разгромить так, что Гитлер, снимая с командования группой армий «Юг» фельдмаршала Рундштедта, пытался сорвать с его шеи Рыцарский крест. Тут же Гитлер снял с должности и командующего 17-й армией генерала пехоты Штюльпнагеля, а с главнокомандующим сухопутными войсками Германии Браухичем от этой сцены случился сердечный припадок. Чуть позже войска Тимошенко окружили под Ельцом 34-й армейский корпус немцев и полностью его уничтожили (повторно этот корпус был сформирован немцами только в 1944 году). А вот на севере и под Москвой победы над немцами достигались безо всякого полководческого мастерства – только отчаянным упорством советских войск.

В 1966 году, в беседе с работниками «Военно-исторического журнала», Г. Жуков на вопрос о плане контрнаступления под Москвой сообщил, что контрнаступление получилось нечаянно, безо всякого участия полководческой мысли Жукова и его штаба:

«Когда мы в конце ноября и в начале декабря организовывали сопротивление противнику, затем применили более активную форму – контрудар наносили, в наших замыслах четко обоснованного мнения о том, что намечается такое контрнаступление, каким оно потом оказалось, не было. Это было осознано в полной мере тогда, когда события развернулись более благоприятно: с одной стороны, Гудериан начал пятиться, с другой – Гепнер начал отходить. …Но у нас нет такого приказа, где заранее, допустим 30 ноября, 1–2 декабря, отдали бы приказ на контрнаступление. Такого в классическом понимании начала контрнаступления, как это было, допустим, под Сталинградом, не было, оно пошло как развитие контрударов. …Если бы противник оказал серьезное сопротивление нашим контрударам, никакого контрнаступления не состоялось бы».

Но у немцев уже не было сил преодолевать сопротивление советских войск, не было сил ни наступать, ни отбить советские контрудары. Немецкие генералы, воспользовавшись своим правом на творчество, начали творчески отводить войска от Москвы, но в Берлине этот отвод сильно напоминал бегство. Гитлер дал «стоп-приказ», что, впрочем, далеко не сразу помогло, и в дополнении к этому приказу, как я уже упоминал выше, снял с должностей около двухсот немецких генералов.

Надо сказать, что разбить массу советских войск, дойти до ворот Москвы и после этих побед начать отступать немецким генералам было очень обидно, еще обиднее было объяснять, что Красная армия гонит их силой мужества советских солдат. И немецкие генералы начали объяснять свое отступление сильными морозами, которым, надо сказать, просто неоткуда было взяться в начале зимы, когда ни земля, ни вода еще не отдали накопленное тепло. Гудериан сообщил Гитлеру, что немецкие солдаты не могут отрыть окопы в замерзшей земле, а такие вещи вряд ли стоило говорить старому солдату Гитлеру, и такая «лапша на уши», надо думать, тоже стоила Гудериану отставки.

В дневниках командующего немецкой группой армий «Центр» фельдмаршала Бока, вынужденного объяснять, почему немцы при отступлении бросали тяжелое оружие и технику, тоже стоны о непомерных морозах: «При всем том по причине ужасных холодов – температура упала до 38 градусов ниже точки замерзания – нам, что естественно, приходится оставлять танки и артиллерийские орудия, поскольку моторы машин при такой температуре просто-напросто не заводятся». Это 6-го декабря -38 градусов? Но причины поражения под Москвой фельдмаршал Бок 7 декабря называет три: «К нынешнему серьезному кризису привели три обстоятельства: 1. Осенняя грязь. Передвижения частей и подвоз припасов были фактически парализованы жидкой грязью, затопившей дороги. В результате воспользоваться плодами победы под Вязьмой нам не удалось. 2. Провал с железными дорогами. Неадекватное обслуживание, нехватка вагонов, локомотивов и квалифицированного технического персонала. Неспособность локомотивов, оборудования и наскоро отремонтированных станционных сооружений функционировать в условиях русской зимы». Морозы пропали, но появилась жидкая грязь: по-русски объяснения Бока звучат как «не понос, так золотуха». Про железные дороги еще смешнее – а как же русские их эксплуатируют? И все это Бок выдумывает, чтобы предварить третий пункт, который, по существу, является первым и единственным: «Недооценка способности противника к сопротивлению, а также его резервов в плане личного состава и материальной части». Только это объясняет его дальнейшие сетования в дневнике: «Русские ухитрились восстановить боеспособность почти полностью разбитых нами дивизий в удивительно сжатые сроки, подтянули новые дивизии из Сибири, Ирана и с Кавказа и заменили утраченную на ранней стадии войны артиллерию многочисленными пусковыми установками реактивных снарядов. Сегодня группе армий противостоит на 24 дивизии – преимущественно полного состава – больше, нежели это было 15 ноября. С другой стороны, численность германских дивизий сократилась более чем наполовину в результате непрерывных боев и связанных с зимними холодами бедствий. Боеспособность бронетанковых войск и того ниже. Потери среди офицерского и унтер-офицерского состава просто шокируют. В процентном отношении они много выше, нежели потери среди рядового состава».

«Недооценка» – всеобъемлющее понятие, включающее многие обстоятельства. Это и возросшее боевое мастерство войск – «война научила». Это и замена негодных командиров и командующих способными офицерами и генералами. Это и подвиг тыла, сумевшего как-то компенсировать те потери оружия, которые допустила кадровая РККА. Это и взятие Сталиным командования операциями на себя, с использованием генералов в качестве своих адъютантов, следящих как представители Ставки за этими операциями. Это и выдвижение на фронте способных солдат в офицеры, и приход в армию офицеров запаса. Это и пропаганда патриотизма. Многое вошло в это понятие «недооценка». Но все это потеряло бы значение, если бы советский народ спасовал. И главным фактором победы всю войну оставался моральный фактор, главным оставался сам советский человек.

Через год с небольшим после нападения Германии на СССР в Берлине родилась бумага, начинавшаяся так:

«НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ БЕЗОПАСНОСТИ И СД. Управление III. Берлин 17 августа 1942 г. СВ II, Принц-Альбрехтштрассе, 8. Экз. N 41. Секретно! Лично. Доложить немедленно! Сообщения из империи № 309».

И в разделе II читаем:

«Особенно сильно занимает немцев проблема боевой мощи Красной армии, которая наряду с количеством и качеством удивительного вооружения явилась второй большой неожиданностью. До сегодняшнего дня упорство в бою объяснялось страхом перед пистолетом комиссара и политрука. Иногда полное безразличие к жизни истолковывалось исходя из животных черт, присущих людям на востоке. Однако снова и снова возникает подозрение, что голого насилия недостаточно для того, что бы вызвать доходящие до пренебрежения жизнью действия в бою. Различными путями приходят к мысли, что большевизм привел к возникновению своеобразной фанатической веры. В Советском Союзе, возможно, многие люди, главным образом молодое поколение, придерживаются мнения, что Сталин является великим политиком. По меньшей мере большевизм, безразлично какими средствами, вселил в большую часть русского населения непреклонное упорство. Именно нашими солдатами установлено, что такого организованного проявления упорства никогда не встречалось в Первую мировую войну. Вполне вероятно, что люди на востоке сильно отличаются от нас по расово-национальным признакам, однако за боевой мощью врага все же стоят такие качества, как своеобразная любовь к отечеству, своего рода мужество и товарищество, безразличие к жизни, которые у японцев тоже проявляются необычно, но должны быть признаны».