Зеленые тени, Белый Кит - Рэй Брэдбери

— А как же без зрителей, — сказал Хулихан. — Без них нет препятствий, нет истинного соревнования.

— А что, — Снелл-Оркни огляделся, — пусть все мы и будем зрителями.

— Снелл-Оркни, — сказал Тималти, — вы — гений!

Все просияли и расселись по креслам.

— Можно сделать еще лучше, — заявил Тималти, — почему бы нам не разбиться на команды! Дун и Хулихан. конечно, главные, но за каждого болельщика Дуна или Хулихана, который выберется из зала до гимна, начисляется дополнительное очко. Идет?

— Идет! — закричали все.

— Извините, — сказал я. — Кто судья на улице?

Все посмотрели на меня.

— А-а, — сказал Тималти. — Нолан — на выход!

И Нолан, чертыхаясь, поплелся по проходу.

Фил высунулся из аппаратной:

— Эй, вы, олухи, там, внизу, готовы?

— А девица с гимном?

И свет погас.

Я оказался рядом с Дуном, который зашептал как в горячке:

— Растолкай меня, не давай красотам оторвать меня от реальности, хорошо?

— Помолчи! — сказал кто-то. — Начинается таинство.

И действительно, то было таинство пения, творчества и жизни, если хотите. С экрана, отмеченного печатью времени, запела девушка.

— Не подведи нас, Дун, — прошептал я.

— Что? — ответил он. И кивнул с улыбкой на экран. — Ты только глянь, какая прелесть! Слышишь?

— Дун, у нас пари, — сказал я. — Приготовься.

— Ладно, — пробурчал он. — Дай размяться. А, черт, только не это!

— Что такое?

— Мне и в голову не приходило. Совсем отнялась. Правая нога. Пощупай. Нет, без толку. Омертвела!

— Онемела? — забеспокоился я.

— Онемела, омертвела, какая к черту разница. Мне крышка! Послушай, ты должен бежать вместо меня! Вот шарф и кепка!

— Твоя кепка?..

— Когда выиграешь, всем ее покажешь и мы расскажем, что ты побежал из-за моей дурацкой ноги!

Я натянул кепку и повязал шарф.

— Но как же так… — возмутился я.

— Ты справишься! Запомни: пока не появится «КОНЕЦ»! Песня почти допета. Ты в напряжении?

— А ты как думаешь!

— Побеждает слепая страсть, сынок. Лети очертя голову. Если кого-нибудь собьешь, не оглядывайся. На старт! — Дун поджал ноги, чтобы я смог выбраться. — Песня кончается. Они целуются…

— Конец фильма! — крикнул я.

И выскочил в проход.

Я несся вверх по уклону. «Первый! — подумал я. — Впереди никого! Дверь!»

Я толкнул дверь, и грянул гимн.

Влетаю в вестибюль. Самое страшное позади!

«Победил! — думал я. — Я стою, увенчанный кепкой и шарфом Дуна, словно лаврами триумфатора. Я принес выигрыш всей Команде!»

А кто пришел вторым, третьим, четвертым?

Я смотрел на дверь, пока она не захлопнулась.

Тут только я услышал крики из зала.

Боже мой! Сразу шестеро ломились не в ту дверь, кто-то споткнулся, упал. остальные — на него. А как еще объяснить, что я — первый и единственный? Там в эту секунду развернулась настоящая потасовка, обе команды вцепились друг в друга мертвой хваткой, кто стоя в полный рост. кто растянувшись на полу, в креслах и под креслами. Вот что там сейчас происходит!

Мне хотелось закричать: «Я победил!» — чтобы драка прекратилась.

Я отворил дверь.

Вперился в черную бездну зала, где все застыло в неподвижности.

Подошел Нолан и выглянул из-за моего плеча.

Полюбуйся на ирландцев, — сказал он, кивая. — Служение музам ставят выше спринта.

В темноте раздались крики:

— Еще! Снова! Последнюю песню! Фил!

— Не шевелитесь. Я на верху блаженства. Дун, как же ты был прав!

Нолан миновал меня и уселся в кресло.

Я долго стоял, глядя на ряды, где сидели команды спринтеров, не шелохнувшись, смахивая слезы.

— Фил, друг! — крикнул Тималти откуда-то с передних рядов.

— Готово! — прокричал в ответ Фил.

— И на этот раз, — добавил Тималти, — без гимна.

Аплодисменты.

Погасли тусклые огни. Экран засветился, как огромный теплый камин.

Я оглянулся и посмотрел на ослепительный, здравый, трезвый мир Графтон-стрит, на паб, гостиницы, магазины, прохожих-полуночников. Меня терзали сомнения.

А потом, под музыку «Прекрасного острова Иннишфри», я стянул кепку и шарф, запрятал свои лавры под кресло и медленно, с вожделением, безо всякой суеты и спешки, прошел мимо Снелла-Оркни с его канареечной компанией и тихо погрузился в кресло…

Глава 30

Время расставания наступило незаметно.

— Но, ей-богу, — сказал Тималти, — вы же только что приехали!

— Мы нашли то, за чем пришли, сказали свое слово и посмотрели на ваш потрясающий спринтерский забег, за что премного вам благодарны. Нам ни к чему задерживаться дольше, — заявил высокий грустный счастливый пожилой юноша. — Цветам пора в теплицу… а то увянут за ночь. Мы всегда летим, несемся вприпрыжку, скачем. Мы в вечном движении.

Аэропорт потонул в тумане, и канарейкам ничего не оставалось, как заточить себя в клетку парома «Дан-Лэри», отходившего вечером в Англию, а я и постояльцы Финнова паба остались на пристани и смотрели, как те отплывают. Вон они все шестеро, на верхней палубе, машут нам ручками, а вот мы — Тималти, Нолан, Гэррити и остальные — машем снизу. А когда паром прогудел и отвалил, Главный Птичник кивнул, всплеснул правой рукой, и все запели: «Я шел по городу Дублину, двенадцать пробили часы, И видел, как дева, дивной красы, расплетает косу при свечах».

— Боже мой, — сказал Тималти, — вы слышите?

— Они же все до единого сопрано! Сопрано! — воскликнул Нолан.

— Не ирландские, а истинные, настоящие сопрано, — сказал Келли. — Черт, что же они раньше не сказали? Если б мы знали, то могли бы их слушать целый час до отхода.

Тималти кивнул и добавил, слушая, как мелодия плывет над волнами:

— Непостижимо. Невероятно. Как мне не хочется, чтобы они уезжали. Подумать только. Сто лет, если не больше, люди твердят, что они все исчезли. А теперь вернулись, пусть даже совсем ненадолго!

— Кто исчез? — спросил Гэррити. — Кто вернулся?

— Ну как же, — сказал Тималти, — эльфы с феями, конечно; они когда-то населяли Ирландию, а теперь их не осталось. Они заглянули к нам сегодня, и у нас изменилась погода. И вот снова покидают нас, а некогда обитали здесь всегда.

— Помолчи! — прикрикнул Килпатрик. — Лучше слушай!

И мы, девять мужчин на краю причала, слушали, а паром уходил все дальше, пели голоса, и стелился туман. Мы решились уйти, только когда паром отошел совсем далеко и голоса растворились во мгле, как благоухание папайи.

Ко времени нашего возвращения в «Четыре провинции» повалил снег, который вскоре превратился в дождь.