Елизавета Йоркская: Роза Тюдоров - Маргарет Барнс

— Я не могу вспомнить, как было написано в соглашении… Мортон и де Пуэбла были здесь… — бормотал он. Он достал свою драгоценную книгу, он всегда держал ее под замком, когда не носил с собой. Его костлявые руки дрожали, и, как ни странно, в глазах стояли слезы. Он нетерпеливо листал страницы, близко поднося их к своему красивому носу. Он торопился.

— Посмотри, Елизавета, — приказал он, втискивая книгу в ее руки. — Я вижу с каждым днем все хуже. Это из-за бесконечных счетов. Только вчера я начал писать письмо матери и даже не смог его закончить… Это должно быть записано под заголовком «Испанский брак» и начинаться в конце 1499 или начале 1500 года. Посмотри, это должно быть записано именно там.

Елизавета сделала то, что ей было приказано. Она послушно листала страницы, но ее это совершенно не интересовало. Найти записи было легко. Его мелкий, но четкий почерк был таким же ясным, как и его высокий резкий голос.

— Январь, декабрь, ноябрь, — громко прочитала она и начала перелистывать назад плотно исписанные страницы. — Наверное, на этой странице. Вы снова возобновили переговоры об испанском браке, сразу же после… после…

Он вспомнил и забрал у нее книжку.

— Неважно! Неважно! Теперь я все сам вижу, раз вы нашли примерную дату, — сказал он и, увидев, что она не спешит отдать ему книгу, почти вырвал ее из рук Елизаветы.

Но королева уже успела прочитать что-то весьма для нее интересное. И конечно, эта запись не была озаглавлена «Испанский брак». Это была небольшая запись внизу страницы. В ноябре Генрих написал: «Сказать Д., чтобы он оставил открытыми обе двери».

Обе двери? Какие двери? Важность записи была понятна ей даже сейчас в ее огромном горе. Это была та самая неделя, когда Перкин и ее кузен Уорвик попытались удрать и когда сэр Джон Дигби был комендантом Тауэра. Еще до того, как ее муж нашел информацию об испанском браке которую искал, Елизавета с ужасом поняла, что ее муж Генрих Тюдор был осторожным и хитрым убийцей, как и ее дядюшка!

Она оставила его, все еще сжимавшего в руках драгоценную книжку. Теперь он будет занят поисками решения возникшей проблемы и станет меньше горевать. Ему придется созвать Совет и обсуждать там, что следует сделать с Екатериной Арагонской и ее приданым… У Елизаветы не было такого милосердного выхода, ей не нужно строить планы в отношении будущего — и все ее мысли будут заняты драгоценным прошлым.

Она вернулась в свои покои и села у окна. Оттуда повеяло ароматом цветов. Звучали голоса ее младших детей, занятых какой-то игрой. И вот тут она, наконец поняла, что ее первенец Артур умер! Это была не весть, которую ей принесли некоторое время назад, а ощущение потери, с которым ей придется доживать жизнь. Ей уже не нужно было успокаивать мужа — теперь ей совершенно не хотелось делать это — Елизавета-мать просто сидела и оплакивала свою страшную потерю.

По мере того как проходило время, Энн стала беспокоиться о ее здоровье. Она понимала, что напряжение, в котором жила ее сестра, длительное беспокойство, связанное с Перкином Ворбеком, убивали в ней жажду жизни, и Елизавета сильно сдала в последнее время. В беспокойстве Энн, теперь графиня Суррей, обратилась к королю и умоляла его прислать врачей к жене. Вместо этого Генрих явился сам. Он сказал, что пришла его очередь успокаивать Елизавету. Некоторое время назад казалось, что общее горе от потери Артура сделает их ближе. Но теперь, когда Елизавета была твердо уверена в том, что именно он приказал оставить открытыми двери, спровоцировав побег и последующую казнь двух молодых людей, — знание это совершенно разбило ее сердце. Генрих оставался ее мужем, но она возненавидела его.

Она жалела, что старалась успокоить его обещанием родить ему сыновей, — он прекрасно знал, что она всегда держит свое слово. В эти часы горя она, так любившая детей, не желала больше рожать сыновей от этого человека. У нее совершенно не оставалось ни физических, ни душевных сил. Елизавета внушала себе, что, если им придется снова быть вместе, она просто умрет от этого.

Конечно, это была всего лишь истерия, и будучи Елизаветой Йоркской, она справилась с ней. Поблагодарив короля за визит, она продолжила выполнение обязанностей верной жены.

Как только она немного пришла в себя после потери сына, то стала беспокоиться о вдове Артура.

— Мы должны узнать, не беременна ли она, — важно сказал Генрих.

— Все зависит только от этого, — согласился с ним Мортон.

— Врачи Вашего Величества могут осмотреть ее или же леди может сама сказать нам об этом, — предложил лорд Реджинальд Брей.

— Разве бедная девушка недостаточно настрадалась? — спросила Елизавета. Она была поражена, как прагматично мыслят эти мужчины. — Не проще ли мне спросить ее?

Она приказала, чтобы для путешествия ее невестки подготовили спокойную лошадь с удобными носилками, и заплатила из собственного кошелька за специальные черные бархатные занавеси. Она знала, что теперь Генрих не станет тратить деньги на вдову своего старшего сына. Елизавета понимала, что, беременна та или нет, вдова захочет скрыться за занавесками от глаз любопытной и не слишком вежливой толпы.

Королева сама встретила Екатерину. Она приветствовала ее, как будто та была самой пострадавшей стороной, хотя все прекрасно знали, как глубоко переживала смерть сына сама королева.

Несмотря на развевающиеся траурные одежды и вуали, Екатерина не выглядела слишком расстроенной. Каким-то образом черный цвет только подчеркнул ее молодость и свежесть. Казалось, она вздохнула почти с облегчением.

— Мадам, я сочувствую вам, — сказала она с обезоруживающей честностью.

«Я постараюсь хорошо относиться к ней, как относилась ко мне Маргарита Бофорт», — поклялась себе Елизавета. Она понимала, что если даже Екатерина не любила Артура, ей неуютно после его смерти в чужой стране. Невестка не была уверена в своем будущем — ведь она уже больше не жена, а лишь вдова наследника английского престола. Но если в ней зреет дитя Артура, все останется по-прежнему.

— Вы ждете ребенка? — спросила ее Елизавета. Ей было очень трудно выговорить эту фразу, потому что она думала о своем сыне Хэри, который в случае положительного ответа лишился бы трона. Но Екатерина отрицательно покачала головой.

— Значит, брак не был осуществлен до конца? Вы понимаете, что это весьма важно? Вы должны быть совершенно уверены в этом!

Испанская принцесса честно смотрела ей в глаза.

— Нет, мадам. Артур много говорил об этом. Как вы выражаетесь? Хвалился! Да, хвалился перед своими слугами после нашей брачной ночи. Но он всего лишь хвалился! Вы же знаете, что меня сразу отправили к моим дуэньям. А потом он все время болел…

— Значит, вы так и не потеряли свою невинность?! Я уверена, что через некоторое время ваши родители найдут вам другого мужа, — мягко заметила Елизавета.

— Значит, мне можно поехать домой?

Было ясно, что девушка мечтает об этом. Перед своей доброй свекровью она не смогла сдержать свою радость.

Елизавете невестка нравилась, она наклонилась и поцеловала молодое личико.

— Моя бедная Екатерина, наверное, вы не сможете уехать, пока мы не получим известий от Испании. Король и все остальные сейчас совещаются. На нас это горе свалилось так неожиданно, мы не были к нему готовы… Поэтому вам придется пока оставаться здесь. Я подумала, что одна из моих придворных дам, она тоже вдова, зовут ее тоже Кэтрин, сможет как-то утешить вас. Я слышала, как король и архиепископ Мортон говорили, что для вас в Кройдоне приготовлен дом, где поселятся и ваши испанские священники. Вы сможете вести самостоятельную жизнь.

— Король так добр, — прошептала Екатерина. Ей, разумеется, совсем не хотелось жить в таком спокойном месте, каким был Кройдон. — Он прислал мне весть, что отдаст мне мою долю вдовьего наследства, которую мой отец передал на хранение Его Величеству.

Елизавета была поражена. Наверное, Генрих не желал обидеть Екатерину. «Но ты никогда не увидишь остальное свое приданое, если только он сможет удержать тебя в Англии», — подумала Елизавета.

— Как сияет солнце! — сказала она подойдя к окну. — После того как вы столько времени провели в неудобных носилках, может, вам хочется выйти в сад? Мы не можем сейчас устраивать развлечения, но все же, если вам его хочется…

Екатерина тоже подошла к окну. Перед ними расстилались прелестные сады Гринвича. Во дворе выводили лошадей. Несмотря на то, что в самом дворце было тихо и грустно, где-то неподалеку звучал смех: принц Хэри собирался ехать в парк на прогулку с Карлом Брендоном и другими юношами их возраста. Хотя все они были в черном, никто и не ожидал, что они будут грустить очень долго, — они были для этого слишком молоды. Испанской принцессе, которая провела несколько несчастных месяцев почти в заточении с хворым мужем, юноши казались такими веселыми и здоровыми… Может, она вспомнила, как младший брат мужа смешил ее во время брачной церемонии.