Елизавета Йоркская: Роза Тюдоров - Маргарет Барнс

— Никому это не удастся, мадам, — подтвердил Суррей.

— Но никто не был так близок к этому, как он. Они уже были у Байуорд Тауэр, почти на подъемном мосту, когда их схватили.

— Их?

— Кузен Вашего Величества, граф Уорвик, бежал с ним.

— Уорвик? — воскликнула Джейн Стеффорд. Она стояла на коленях, собирая рассыпанные нитки.

— Кажется, они разработали план, — объяснил им Томас Стеффорд.

Он слышал об этом, но сестра попросила его не обсуждать детали побега с королевой.

— Кузен Уорвик придумал план побега! — воскликнула королева. — Мой дорогой Том, вы же знаете, что он не смог бы организовать даже простую соколиную охоту, — запротестовала она.

— Значит, все придумал этот Перкин, — заметил лорд Стенли. С тех пор, как расправились с его братом, он не так рьяно занимался делами двора.

— Мне кажется, Уорвику настолько надоело долгие годы находиться под охраной, что он с интересом прислушался к Перкину. Мы все знаем, насколько он послушен. Он, наверное, сделал все, что посоветовал ему Перкин.

— Милорды, меня удивляет одно, — заметила Джейн. Она продолжала сидеть на корточках, и у нее на коленях лежали собранные с пола шелковые нитки. — Если Перкин был заперт в одной из этих ужасных камер, как они могли встретиться с Уорвиком?

— Обнаружили, что камера не была заперта, — ответил Суррей. — Он, видимо, мог подружиться с охраной. Ему нет равных в умении использовать людей!

— Но охрану подбирали специально. Стреинджвей, Бьюет, Эствуд и человек по имени Длинный Роджер. Я слышала, сам король одобрил этот выбор, — сказала Елизавета. Она понимала, что давала в руки важную подсказку.

— Они все себя хорошо проявили, когда служили королю.

— Может, они и в этот раз служили ему! — прямо заявил Стенли.

Елизавета повернулась к нему — ей тоже кое-что стало ясно.

— Вы хотите сказать, что на сей раз умного самозванца перехитрили? Что он сам стал наживкой?! — грозно потребовала она ответа.

— Ну что можно сказать… — попытался подвести итоги Суррей. Он, как всегда, постарался сгладить напряженность момента. — Теперь их задержали, и они ждут суда. И мы все знаем, чем для них кончится дело!

— Нет, нет! — вскричала Елизавета. — Не может быть, чтобы король сделал это! Вы знаете, как он милосерд. Он знает, как и все мы, что Уорвик не понимал, что делает.

— Но, тем не менее, простите меня, Ваше Величество, если суд над ним состоится, расчистится путь к испанскому браку, — ответил Стенли.

На этот раз Елизавета промолчала. Она вспомнила слова архиепископа Мортона, которые она как-то случайно услышала: «Пока Уорвик жив, не будет никакого испанского брака».

Она вздрогнула, как будто кто-то прошел по ее могиле. Значит, за брак ее сына придется заплатить кровью Плантагенетов! Значит, Генрих наконец использовал Перкина в своих целях.

Эдуарда, графа Уорвика, должны были казнить на Тауэр Хилле. Королева Елизавета пошла помолиться за его простую и нежную душу в комнату, отведенную для молитвы. Она оплакивала его безвременную смерть и то, как он бесполезно прожил свою жизнь. Она все время вспоминала Тайбери, где другой молодой человек, не желавший ему вреда, ждал своего конца, стоя на эшафоте. Во время молитвы Елизавета представляла, как он стоит на помосте в утреннем свете, — веселый и свободный, возвышаясь над глазеющей на него толпой. Наконец он признается, что он сын купца из Турне, и при этом дерзко улыбнется. Она словно слышала его голос, так спокойно звучавший тогда, в теплый полдень в огражденном стенами саду: «Я не смог ничего добиться, поэтому пусть королем станет ваш сын!»

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Елизавета стояла на возвышении в Вестминстер-холле. Ее окружали пышность и богатство Тюдоров. Это был день свадьбы ее старшего сына и кульминация так тяжело доставшегося союза двух великих держав. Испанское великолепие, в котором доминировал черный цвет, соревновалось с более привычными яркими английскими красками. Всю предыдущую неделю массы посетителей приветствовали прекрасную арагонскую принцессу. Слуги сбились с ног, чтобы приготовиться к приему ее огромной свиты. В этот счастливый день громко звонили колокола. Люди на улицах бросали вверх шапки.

Они радостно приветствовали принца Уэльского и его бронзоволосую невесту. По акведукам вместо воды текло вино. Алтари сияли от золотых блюд. Лошади были чудесно украшены нарядными сбруями, развевались знамена с геральдикой. Никогда, с тех пор как Тюдоры воцарились в Англии, никто не видел такой роскоши и богатства. Красочная процессия по Лондону, венчание в соборе Святого Павла, состязания перед Вестминстер-холлом, различные представления и маскарады, а теперь главный прием и банкет — такие празднества трудно выдержать!

— Генрих, с вашего позволения, я пойду немного отдохнуть перед главной частью празднества.

— Кажется, мне тоже следует передохнуть. Король улыбался — он был в хорошем настроении.

— Вы правильно заметили, что всю неделю играть роль радушных хозяев и принимать такое количество народа трудно, особенно когда уже не так молод!

— Но все прошло прекрасно, мадам! — запротестовал их младший сын Хэри. Он проводил ее в тихую галерею и предложил кресло. — Я прошу вас отсутствовать не слишком долго. — Королева поражалась его кипучей энергии, она погладила его по раскрасневшейся щеке. — Я не могу себе этого позволить — кругом так много того, что нужно посмотреть, услышать, сделать! Мне бы хотелось, чтобы Артур женился каждый день! И еще мне бы хотелось принять участие в состязании вместе с дядюшкой Куртене, Томасом Стеффордом и всеми остальными.

— Когда-нибудь ты сможешь показать себя — и, возможно, даже лучше, чем они, — сказала она, с гордостью глядя на его высокую фигуру с прекрасно развитыми мышцами.

— И тогда на моем шлеме будут цвета твои, а не какой-то глупой девчонки, как сейчас, — пообещал он, подставляя стульчик ей под ноги и садясь на него верхом, как на коня. — Скажи мне, дорогая моя, я все сделал правильно, когда провожал мою новую родственницу в собор Святого Павла?

— Прекрасно, что король поручил это вам! — напомнила ему Елизавета о высокой чести. Когда она наблюдала за процессией, сердце ее пело от гордости за него. Но ей не хотелось питать его неуемное честолюбие.

— Екатерина оказывается вполне земной девушкой, как только удается отбросить в сторону строгий этикет, которым окружили ее все эти священники и дуэньи, — продолжал он свой рассказ, даже не обращая внимания, — слушает ли его мать. — У нее такие восхитительные наряды. Эта широкополая испанская шляпа, которая была на ней, когда она ехала рядом со мной на андалузском муле! И длинная кружевная накидка, которую они называют мантильей! Она в ней была в церкви. Мадам, вы обратили внимание на дам в ее окружении? Рядом с каждой из них были красавицы нашего двора. Так интересно все было задумано! Только наш глупец гофмейстер забыл, что в Испании дамы сидят в седле, повернувшись в другую сторону, поэтому бедным дамам пришлось ехать спина к спине — как будто они только что поругались!

— Хэри, не следует непочтительно отзываться о милорде гофмейстере! — напомнила Елизавета сыну, но юноша видел, что мать улыбнулась.

— Даже девушка из Арагона смеялась, — хихикнул он. Он сразу вскочил, когда в зале начался новый тур веселья. — Вскоре начнутся танцы. Вы знаете, Артур так боится сделать ошибку, когда станет танцевать медленный испанский танец со сложными движениями, что решил избрать партнершей леди Гилдфорд. Он с ней будет танцевать английские танцы? Он так старается не совершать ошибок! Вы знаете, мадам, каким бы клоуном я ни был, я бы все равно танцевал с моей невестой, а не с гувернанткой моей сестры, да еще с такой немолодой!

— Но Артур более скромнее вас. Он всегда смотрит вперед, как отец, и старается избежать ошибок.

Второй сын Тюдоров ограничился озорной и смелой гримаской. Он научился этому у одного из своих грумов.

— Тогда хорошо, что он, а не я стал королем! — спокойно заметил он. Он был высоким, живым и здоровым юношей. В нем теперь уже не было ни таких тонких черт, ни чувствительности, присущей ее любимому Дикону — все это проявлялось у него лишь в раннем детстве. Его не очень волновало, что она устала, а ее младший брат обязательно обратил бы на это внимание. Но Хэри был ее сыном! В его жизни еще не появилась любовь, и мать была центром его мира. Ему была необходима сладость ее одобрения, как молодой розе требуется свежая роса.

— Я буду танцевать с Маргаритой после того, как закончится танец Екатерины и Артура и их партнеров, — сказал он. — Мадам, вы обещайте прийти к этому времени и посмотреть, как у меня получается?

— Я приду посмотреть на Маргариту. Она танцует прелестно, — сказала Елизавета. Нельзя, чтобы мальчик чувствовал себя пупом земли. Но на ее лице играла улыбка, когда она говорила об этом.