Адепты стужи - Александр Маркьянов

Зараза…

— Лейт, хватит!!!

Но лейтенант вошел в азарт — рядом был еще один труп, а приятная тяжесть двух разгрузок в руке внушала надежду, что повоевать еще удастся. Поэтому лейтенант упал на колени, обдираясь о камни переполз к третьему и…

Рука третьего, лежащего ничком, в окровавленной одежде взметнулась и схватила лейтенанта за форму. Ужас от этого — окровавленный, нашпигованный осколками гранаты труп внезапно ожил, что лейтенант забыл все, чему их учили на уроках рукопашного боя, забыл что у него в руках нож. «Мертвец» рванул лейтенанта на себя — и они покатились по склону. Остановил их падение камень, маленький чтобы за ним скрыться, но достаточно большой, чтобы задержать падение. Камень ударил лейтенанта в бок, он напряг все силы — но смог только на двух вытянутых руках поднять над собой разъяренного мятежника, упираясь ему обеими руками в грудь — мятежник же уже заносил для удара лезвие — странное, двузубое — типичное индийское оружие. Впервые лейтенант так близко видел мятежника — до этого он стрелял в них, иногда из засады, иногда в бою. Сегодня они едва не схватились в рукопашной — но всегда между ним и мятежником была его винтовка. Сейчас винтовка была в тридцати метрах от него — в сложившихся обстоятельствах это то же самое что и на другой планете. Мятежник хрипел, его лицо было измазано кровью, а взгляд был такой, что становилось по настоящему жутко. В нем не было ничего — кроме дикой, неизбывной ненависти…

Четко стукнул выстрел — и то, что было головой бандита внезапно превратилось в летящее во все стороны кровавое месиво, большая часть которого попала лейтенанту прямо в лицо — мерзкая, склизкая, горячая жижа. Рука с занесенным для удара кинжалом опала, и кинжал бессильно ткнулся в плечо офицера…

Лейтенанту показалось, что он тонет — враз отяжелевшее тело мятежника давило на него сверху, все лицо было заляпано — не вздохнуть, не открыть глаз, не закричать. Ему показалось, что он сходит с ума, что это — и есть ад…

— Давай лейт… Давай, разлегся… Черт, вставай же…

Капрал, уже забросивший свои трофеи на позицию, бросился назад за своим командиром — не обращая внимания на пули, которые летели все гуще. Особо расшаркиваться было некогда — подскочив, он пинком отправил тело террориста с разбитой головой дальше по склону, с одного взгляда оценил — шок. Тогда он просто схватил лейтенанта за униформу одной рукой и словно тяжелораненого потащил наверх — второй рукой он подхватил лежащие рядом трофеи. Двадцать метров до укрытия — здесь они были равны двадцати километрам. Метр за метром. Младший не пришел на помощь — как и подобает снайперу, он пользовался моментом, отстреливая неосторожно высунувшись из-за укрытий бандитов. Словно гвозди вбивают один за другим, с одного удара, размеренно и неторопливо — тук, тук, тук…

Ему удалось перевалить лейтенанта за каменный навал и тяжело перевалиться самому как раз в тот момент, когда рядом, в каменистую осыпь врезалась граната, стриганула осколками по камням. Гранат к реактивным гранатометам у мятежников было немного, равно как и самих гранатометов, они их берегли — но видя что наглецы уходят, «ради такого случая» — не пожалели. Поминая всех чертей Роуч тяжело приземлился, прикрытый каменной стенкой рядом с лейтенантом, хрипло дыша как загнанная, идущая из последних сил лошадь. В голове ничего не было — странная пустота…

— Эй, капрал…

Роуч устало повернул голову — лейтенант сидел рядом с ним и лицо его было раскрашено кровью как во время какого-то жутковатого людоедского обряда. В протянутой руке у него блестело что-то серебристое…

— Выпить хочешь?

И тут они засмеялись. Оба засмеялись, в унисон, одновременно каким-то истерическим, каркающим, не останавливающимся смехом, таким смехом, который не придает силы, а отнимает их. Они оба были едины в этой дикой, безумной истерике, они заглянули в бездну — и бездна не захотела их принять.

— Выпить… хочешь… — давясь смехом повторил Роуч — лейт, ты бы лицо вытер, к чертям… даже мне страшно… хотя я навидался…

— Да брось… меня так… в аду… за своего примут…

— Нас с тобой, лейт… ха-ха… не примут ни в одном аду…

— Значит… Значит останемся здесь.

Третий, решающий вал накатился на них почти сразу — мятежники понимали, что времени у них нет, и если они в самое ближайшее время не уйдут в холмы — их просто раздавят здесь, на этом пространстве. Раскатают в кровавую лепешку гусеницами бронемашин, расстреляют с вертолетов как на охоте. Их было много — несмотря на потери их еще оставалось очень и очень много. Арьергард, оставленный ими в городе, с честью выполнил поставленную задачу — погиб, но задержал шотландцев. Впереди были холмы, непроходимые для техники, если они прорвутся — то дальше будет проще. Впереди был САС, патрули держали линию обороны — но бойцов в бордовых беретах было мало, на три если не на четыре порядка меньше, чем их. Их просто нужно было смять, прорвать линию — и уйти в холмы. И они, накачавшись наркотой по самые брови, ринулись на штурм…

Аллах акбар!!!

Ствол пулемета раскалился уже до того, что с него шел дым, пулемет плевался — но стрелял, выкашивая лезущую вперед саранчу. Капрал не отходил от пулемета, он ворочал его так, будто весил он как пушинка. Высунул ствол в бойницу, отстрелял длинную очередь — тут же в сторону, пока не засекли, к новой бойнице. Пусть они думают, что их намного больше…

Аллах акбар!!!

Лейтенант стрелял сразу из двух винтовок попеременно — иначе бы винтовка отказала. Отстрелял, бросил, взял следующую. Из SLR можно было нормально стрелять только одиночными, при стрельбе очередями ее немилосердно задирало вверх. Пули выбивали то одного то другого мятежника в черной чалме — но остальные упорно лезли вперед…

Аллах акбар!!!

Пулемет лязгнул затвором — кончились патроны. Впереди, перед укреплениями артиллерия била уже не на шутку — черные столбы разрывов вставали то тут, то там. Чуя близкую свободу, мятежники рвались вперед…

Аллах акбар!!!

Лейтенант сменил магазин винтовки, высунулся — и упал, окропляя своей кровью нищую серую каменистую землю холмов. Капрал схватил БРЭН и высадил в наседающих мятежников сразу чуть ли не полмагазина. Почувствовал кого-то рядом — но повернуться не успел. Последнее, что он слышал — сильный взрыв прямо перед укреплениями…

Очнувшись, капрал сначала не понял, что с ним, почудилось — плен. Он лежал где-то, где даже днем было сумрачно, ветви кустарника разламывали лучи солнца на несколько частей, их причудливая игра завораживала. Никто не снимал с него кожу, не резал на куски… Но где же он. Буквально в нескольких метрах от капрала по кустарнику колонной шли люди, их гортанная речь была хорошо слышна. Капрал оцепенел от ужаса, рука шевельнулась — и тут же чья то рука зажала ему рот.

— Это я, Стэтэм… — голос говорившего был плохо слышен, несмотря на то, что говорил он на ухо, едва шевеля губами — скоро они пройдут и можно будет уходить. Лежи, капрал, лежи…

Далеко мятежникам уйти не удалось — никто из них не знал, что помимо первой линии обороны — патрулей САС, есть еще и вторая. Всю ночь вертолеты летали в паре километров за спинами передней линии обороны холмов, высевая из систем автоматической постановки тысячи и тысячи мин. Тех, кто уцелел при прорыве британской линии обороны, все равно ждала смерть — просто двумя километрами дальше…

28 июля 1996 года. Лондон, Великобритания. Клуб офицеров армии и флота

Люди возвращались в покинутый город…

Да, люди возвращались — и уже ходило метро и вагоны его не были полупустыми, и в Сити царила суматоха, и в Кенсингтоне к роскошным виллам все так же причаливали черные, чем-то смахивающие на роскошные яхты Роллс-Ройсы — но ничего уже не могло быть как прежде. Это сложно было описать словами… наверное эти изменения мог уловить только коренной лондонец, знающий и любящий этот город. Доброжелательные прежде люди становились раздражительными, агрессивными, в знаменитом лондонском красном даблдеккере [даблдеккер — так называются знаменитые двухэтажные лондонские автобусы] кондуктор не говорила больше «yes, please…» когда продавала билеты, а просто молча таращилась на тебя и быстро отрывала билет. В центральной части Лондона движение во многих местах было перекрыто — разбирали завалы, ремонтировали поврежденные дороги — и теперь не проходило и дня, когда в пробке не случалось потасовки между водителями. Власти залечивали раны, затягивали зияющие провалы плотной зеленой сеткой, тяжелые самосвалы, которым дана была зеленая улица, сновали туда-сюда, вывозя строительный мусор…

Но страх не уходил, страху понравилось жить в этом прежде веселом, космополитичном городе, страху понравилось питаться душами людей. Страх маскировался, прятался в темные норы подсознания — но он не уходил. Что-то сломалось — причем навсегда…