Добыча - Эндрю Фукуда

Ветер свистит над гранитными валами. Он бросает ей в лицо пряди волос, но она их не отбрасывает.

— Я возвращаюсь, — говорит Сисси. — Это единственное, что я могу сделать. Я расскажу им о закатниках, я постараюсь убедить их всех сесть в поезд, уехать немедленно. Это будет нелегко, но я справлюсь.

— Ты с ума сошла? Сисси, мы не знаем, куда идет поезд.

— Именно потому. Может, он ведет к спасению. Но если на него не сесть, их однозначно ждет верная смерть, — голос у нее твердый, как сталь. Она приняла решение. — Их жизни и так были не слишком счастливыми. Я не оставлю их на растерзание закатникам, если могу что-то сделать. Я не смогу жить с мыслью, что их предала.

Я не свожу с нее глаз:

— Сисси, не делай этого.

Она не обращает на меня внимания, поворачивается к остальным:

— Вы все идите с Джином. Помогите ему найти Ученого. Не волнуйтесь обо мне.

— Нет, — Эпаф зажмуривается, затем открывает глаза. Бледнея, он делает шаг к Сисси: — Я с тобой Сисси. Это наш долг.

— И я, — говорит Дэвид, утирая слезы. — Пойдем обратно, в Миссию.

— И я, — присоединяется к ним Джейкоб, — я тоже с вами.

Теперь Бен подбегает к Сисси, крепко хватает ее за талию. Она ерошит его волосы, торчащие из-под шапки, и смотрит на меня.

Я отвожу взгляд. Дует ветер, и, хоть он не сильнее прошлых порывов, он проходит сквозь меня, будто во мне ничего не осталось. Я пинаю камень, и он срывается со скалы.

— Вы этого хотите, да? Чтобы за вами гнались, охотились? Всю жизнь быть добычей? Родиться добычей и добычей же умереть? — я смотрю на них. — Это наш шанс стать чем-то большим, чем добыча. Но вместо этого вы выбираете возвращение. Как сбежавшее животное, которое возвращается прямо в клетку.

Все молчат. Точки на реке увеличиваются в размере.

— Мы могли бы быть свободны! — голос срывается. Я выбрасываю руку в сторону горизонта на востоке: — Вот куда нам надо идти. На восток. Туда, где мой отец.

У меня неожиданно кружится голова. Земля будто уходит из-под ног. Я наклоняюсь, жду, пока мир вокруг перестанет кружиться.

— Не делайте этого, ребята, — говорю я, и мой голос, дрожащий на ветру, будто утратил всю силу и превратился в шепот, — не оставляйте меня одного.

Они молчат несколько секунд. Молчат и не двигаются. Только их волосы, которые треплет ветер, нарушают неподвижность. Потом Дэвид делает шаг ко мне. Один маленький шаг, но он как будто покрывает расстояние между нами.

— Идем с нами, Джин, — говорит он, — пожалуйста? — От его последнего слова что-то словно ломается у меня внутри.

Я поворачиваю голову, смотрю на восток. На пустые бесплодные земли.

— Джин, — теперь говорит Джейкоб, — пойдем с нами. Ты теперь один из нас. Ты с нами. Ты идеально вписался. Мы семья. Мы не дадим тебе уйти.

Никто никогда не просил меня остаться. Я молчу, чувствуя, как пустоту внутри меня, которая была всегда, заполняет тепло. Я снова поворачиваюсь к ним. Бен смотрит на меня с надеждой. Он замечает по моему лицу, что я принял решение, и улыбается. Он тянет Сисси за руку:

— Он идет! Он идет с нами!

Эпаф кивает мне, его глаза теплеют.

— Надо идти, — говорит он. — До Миссии не близко. Ты иди вперед, я пойду последним. Как ты на это смотришь?

Я уже вижу, как делаю шаг и оказываюсь среди них. Я почти чувствую, как они похлопывают меня по спине, смотрят на меня горящими глазами, как мое тело наполняется энергией, когда я веду их обратно в Миссию.

Но я не двигаюсь. Я прикован к этому месту. Снова я смотрю на восток. Как будто множество рук тянут меня одновременно в противоположные стороны.

— Я пойду за Джином! — говорит Джейкоб, поднимая рюкзак.

Но я не двигаюсь.

Наконец Сисси, долго хранившая молчание, говорит. Но, в отличие от других, в ее голосе нет ни радости, ни возбуждения.

— Джин, — вот все, что она произносит.

Только мое имя, и очень тихо. Ее голос полон непереносимой скорби, тяжестью падающей на мои плечи. Она качает головой, и это едва заметное движение значит больше тысяч слов. Мальчики поворачиваются к ней, ничего не понимая.

— Сисси? — спрашивает Бен. — В чем дело?

— Джин не пойдет с нами, — отвечает она, не сводя с меня глаз.

— Что? Что ты имеешь в виду?

Она спокойно отвечает:

— Ему нужно идти на восток. Этот путь определил для него Ученый.

— Нет, — Дэвид едва говорит от волнения. — Он один из нас, он останется с нами…

— Он — Источник. У него другой путь.

— Сисси, — говорит Бен, — но он же хочет идти с нами и…

—  Не позволяйте Джину умереть, — говорит Сисси. — Джин — Источник. Он лекарство. Он должен остаться в живых. Ему нужно на восток. Нет ничего важнее этого.

Младшие мальчики бледнеют, но их глаза и дрожащие губы свидетельствуют о том, что они понимают: Сисси права.

— Он должен найти Ученого, — продолжает Сисси со спокойной решимостью. — Этого хочет Ученый. Он так планировал с самого начала. Мы не можем позволить своим личным чувствам, — ее лицо каменеет, — мешать этому, — она краем глаза смотрит на меня, и ее голос в первый раз срывается от боли. — И Джин, глубоко внутри, тоже хочет этого.

Ребята смотрят на меня. Бен теперь замечает на моем лице другое выражение. От этого его нижняя губа дрожит, на глазах выступают слезы.

— Джин? — спрашивает он, и этот вопрос повисает в воздухе, дрожа на ветру.

Сисси идет ко мне с застывшим выражением лица.

— Он хочет к отцу. Ничто — и никто — не значит для него больше. Мы не можем ему в этом отказать. Мы должны отпустить его. — Она стоит прямо передо мной, так близко, что в ее каменной решимости я вижу трещины, сквозь которые сочится боль. — Ты ведь пойдешь за ним до края земли. Верно, Джин?

За ее спиной мальчики смотрят на меня. Небо над ними яркого, глубокого голубого цвета. Не видно ни облачка. Бен начинает всхлипывать, и Эпаф обнимает его за плечи.

— Я не оставлю вас, — говорю я.

— Ты должен, — отвечает Сисси. — Я не позволю тебе остаться.

— Мне надоело расставаться…

Она прикладывает палец к моим губам, вынуждая меня замолчать.

Солнечный свет, отражающийся от гранитных валов, делает ее глаза глубже. Я вспоминаю, как впервые увидел эти карие глаза на экране на моем столе в школе. Когда она вынимала лотерейные номера для Охоты. Столько дней прошло, но я все еще помню этот взгляд. Даже пиксели экрана смогли передать ощущение силы и мягкости.